Адамберг открыл блокнот, но ничего не записывал. Он что-то корябал, слушая сжатый рассказ Данглара, который, по его мнению, был бы лучшим начальником уголовного розыска, чем он.
– Ретанкур привезла туфли, принадлежавшие медсестре, – продолжал Данглар. – Синие кожаные туфли. Этого еще недостаточно, чтобы подтвердить наши подозрения, но мы неуклонно приближаемся к цели.
– Все привезла Ретанкур, – тихо заметил Вейренк.
– Она конвертирует энергию, – ощерился Эсталер.
– Ангел смерти – это химера, – мрачно сказал Мордан. – Никто ее не видел с Диалой и Пайкой на блошином рынке. Она невидима и неуловима.
– Так она и действовала всю свою жизнь, – сказал Адамберг. – Как тень.
– Не получается, – продолжал Мордан, вытягивая длинную журавлиную шею из ворота серого свитера. – Эта женщина умертвила тридцать три человека, всегда одним и тем же способом, ни разу не изменив себе. И вдруг ни с того ни с сего она начинает рыскать в поисках девственниц, вскрывать могилы и мочить амбалов. Неувязочка. Одно дело – убийца стариков, другое – бешеная некрофилка. В каких бы туфлях она ни ходила.
– Неувязочка, – согласился Адамберг. – Разве что сильнейший подземный толчок открыл второй кратер в вулкане. Лава безумия вытекала бы тогда по другому склону и иным образом. Возможно, на нее повлияло пребывание в тюрьме или то, что Альфа узнала о существовании Омеги.
– Я знаю, кто такие Альфа и Омега, – живо вмешался Эсталер. – Это две половинки убийцы, по разные стороны стены.
– Ангел смерти страдает раздвоением личности. Арест мог разбить внутреннюю стену. После такой катастрофы изменение в поведении вполне оправданно.
– И все-таки, – сказал Мордан. – Вопрос, зачем ей нужны девственницы и что она творит с их могилами, остается открытым.
– Вот в этом и загвоздка, – сказал Адамберг. – Мы можем только тащиться у нее в хвосте и довольствоваться объедками. У Паскалины были три кошки и кот. За три месяца до ее гибели единственного самца убили.
– Первое предупреждение? – спросил Жюстен.
– Не думаю. Его убили, чтобы срезать гениталии. Поскольку кот уже был кастрирован, у него изъяли пенис. Данглар, объясните историю с косточками.
Майор повторил свой урок о половых косточках плотоядных, виверровых и хорьковых.
– Кто-нибудь из вас об этом знал? – спросил Адамберг.
Руки подняли только Вуазне и Вейренк.
– Вуазне, с вами все ясно, вы зоолог. А вы, Вейренк, откуда это взяли?
– От деда. Когда он был молодым, в долине завалили медведя. Его останки таскали по деревням. Деду досталась половая косточка. Он говорил, что ее ни в коем случае нельзя ни терять, ни продавать – ни за какие деньги.
– Она у вас сохранилась?
– Да. Лежит дома.
– Вы не знаете, почему дед так ею дорожил?
– Он уверял, что на этой косточке весь дом держится.
– Какого размера половая косточка кота? – спросил Мордан.
– Вот такая, – показал Данглар, расставив пальцы на два-три сантиметра.
– На такой дом не удержится, – сказал Жюстен.
– Чисто символически, – сказал Мордан.
– А то, – сказал Жюстен.
Адамберг покачал головой, не откидывая волосы, упавшие ему прямо на глаза.
– Полагаю, что женщина, вырезавшая у кота половую косточку, придает ей иное значение. Полагаю, речь идет о мужском начале.
– Это начало как-то не клеится с девственницами, – возразил Мордан.
– Смотря чего она добивается, – заметил Вуазне.
– Бессмертия, – сказал Адамберг. – Вот вам и мотив преступления.
– Не понимаю, – помолчав, признался Эсталер.
В кои-то веки то, чего не понимал Эсталер, не понял и никто из присутствующих.
– Почти одновременно с надругательством над котом ограбили раку со святыми мощами в церкви Мениля, в нескольких километрах от Оппортюн и Вильнева. Освальд прав, для одного района это многовато. Преступник вынул из раки только четыре кости святого Иеронима, не тронув пятачковую кость и несколько овечьих.
– Знаток своего дела, – заметил Данглар. – Поди определи, что это пятачковая кость.
– А что, в пятачке есть кость?
– Вроде есть, Эсталер.
– Про косточку в кошачьем пенисе тоже мало кому известно. Так что она и впрямь свое дело знает.
– Не вижу связи, – сказала Фруасси, – между мощами, котом и могилами. За исключением костей, которые присутствуют во всех трех позициях.
– Спасибо и на этом, – сказал Адамберг. – Мощи святого, мощи самца, мощи девственниц. В доме священника в Мениле, в двух шагах от святого Иеронима, находится старинная книга, выставленная на всеобщее обозрение, и там все эти три элемента сливаются воедино в своего рода кулинарном рецепте.
– Это скорее рецепт снадобья, – поправил Данглар.
– Для чего? – спросил Мордан.
– Чтобы изготовить вечную жизнь из массы всяких ингредиентов. Книга открыта именно на этой странице. Кюре очень ею гордится и, полагаю, показывает всем посетителям. Как и его предшественник, отец Реймон. Этот рецепт наверняка известен трем десяткам приходов в округе и к тому же в нескольких поколениях.
– А в других местах?
– Тоже, – сказал Данглар. – Это знаменитая книга, особенно сам рецепт. «De Sanctis reliquis», в издании 1663 года.
– Не знаю, – сказал Эсталер.
А то, чего не знал Эсталер, не знал никто.
– Не хотела бы я вечной жизни, – сказала Ретанкур тихо.
– Почему? – спросил Вейренк.
– Представь себе, что мы живем вечно. Нам останется только лечь на землю и подохнуть от скуки.
– Да, исчезает жизнь, едва приходит срок:
На фоне вечности наш век не столь жесток.
– Можно и так, – согласилась Ретанкур.
– Нам, что ли, надо эту книжку изучить, да? – спросил Мордан.
– Думаю, да, – ответил Адамберг. – Вейренк помнит наизусть рецепт этого блюда.
– Снадобья, – снова поправил Данглар.
– Давайте, Вейренк, только не спеша.
– «Величайшее снадобье для продления жизни благодаря способности мощей притуплять миазмы смерти, на основе самых верных предписаний и исправленное от прежних ошибок».
– Это только название, – перевел Адамберг. – Продолжайте, лейтенант.
– «Пять раз настанет время юности, и ты обратишь его вспять, будучи неуязвим для его потока, и так снова и снова».
– Не понимаю, – сказал Эсталер, и на сей раз в его голосе прозвучала неподдельная тревога.
– Да никто толком не понимает, – успокоил его Адамберг. – Полагаю, речь идет о возрасте, достигнув которого надо принять это зелье. Но не в юности, это точно.
– Очень возможно, – подтвердил Данглар. – Когда пять раз настанет время юности. То есть пять раз по пятнадцать лет, если исходить из среднего возраста вступления в брак на Западе в эпоху позднего Средневековья. Получаем семьдесят пять лет.
– То есть точный возраст ангела смерти на сегодняшний день, – проговорил Адамберг.
Воцарилось молчание, и Фруасси грациозно подняла руку, прося слова.
– Невозможно продолжать в таких условиях. Я предлагаю перебраться к «Философам».
Прежде чем Адамберг успел произнести хоть слово, его сотрудники дружно двинулись к кафе. Продолжить им удалось только после того, как все уселись вокруг стола в алькове с витражами перед полными тарелками и бокалами вина.
– Достижение рокового возраста могло открыть в ней второй кратер, – предположил Мордан.
– Медсестра, – сказал Данглар, – не позволит себе войти в одну реку со стариками, которых она убивала. Она не простая смертная. Возможно, ей захотелось обрести вечную жизнь и сохранить свое всемогущество.
– И начать загодя, – сказал Мордан. – То есть выбраться любым способом из тюрьмы до того, как ей исполнится семьдесят пять, чтобы успеть изготовить лекарство.
– Снадобье.
– Похоже на то, – сказала Ретанкур.
– Давайте дальше, Вейренк, – попросил Адамберг.
– «Святые мощи ты истолчешь в порошок, три щепотки оного смешаешь с мужским началом, коему не пристало сгибаться, с живой силой дев, одесную извлеченной, трижды приготовленных в равном количестве, и растолчешь с крестом, в вечном древе живущим, прилегающим в том же количестве, а удерживаются они на одном месте, нимбом святого окруженном, в вине этого года выдержав, и главу ее ниц простри».
– Не понял. – Ламар опередил Эсталера.
– Начнем сначала, не спеша, – сказал Адамберг. – Давайте заново, Вейренк, по пунктам.
– «Святые мощи ты истолчешь в порошок, три щепотки оного смешаешь…»
– Ну, это несложно, – сказал Данглар. – Три щепотки обращенных в прах костей святого. Иеронима, например.
– «…смешаешь с мужским началом, коему не пристало сгибаться…»
– Фаллос, – предложил Гардон.
– Несгибаемый, – продолжил Жюстен.
– Костяной член, например, – подтвердил Адамберг. – То есть кошачья половая косточка. Кроме того, как известно, у кошек девять жизней, то есть такая мини-вечность местного масштаба.
– Да, – отозвался Данглар, что-то быстро записывая.
– «…с живой силой дев, одесную извлеченной, трижды приготовленных в равном количестве…»
– Внимание, – сказал Адамберг, – вот и наши девственницы.
– Приготовленных? – спросил Эсталер. – Убийца их к чему-то готовит?
– Нет. Это в кулинарном смысле – как приготовить блюдо, – объяснил Данглар. – То есть потребуется то же количество, что и измельченных святых мощей.
– То же количество чего, черт возьми?
– В этом-то и проблема, – сказал Адамберг. – Что такое «живая сила дев»?
– Кровь?
– Половые органы?
– Сердце?
– Я за кровь, – сказал Мордан. – В перспективе бессмертия звучит логично. Кровь девственницы, смешанная с мужским началом, которое оплодотворит ее во имя вечности.
– Кровь одесную?
– Справа, – не уточняя, сказал Данглар.
– С каких это пор есть кровь справа и кровь слева?
– Не знаю, – ответил Данглар, разливая всем вино.
Адамберг уперся подбородком в сложенные руки.
– Все это никак не вяжется с разрытыми могилами, – сказал он. – Кровь, половые органы и сердце можно взять и у свежепочившей девственницы. А три месяца спустя это, само собой, невозможно.
Данглар сморщился. Ему нравился интеллектуальный оборот, который принимала их беседа, но от ее содержания его мутило. Замогильное препарирование рецепта поселило в нем отвращение к великой и столь почитаемой им «De Sanctis reliquis».
– Что еще в могиле могло бы заинтересовать нашего ангела?
– Ногти, волосы, – предложил Жюстен.
– Для этого не обязательно убивать. Ногти и волосы можно отрезать у живых.
– В могиле еще есть кости, – попытал счастья Ламар.
– Например, тазовая кость? – сказал Жюстен. – Чаша плодородия? Дополняющая мужское начало?
– Было бы неплохо, Жюстен, но осквернители открыли только изголовье гроба, не забрав ни единой косточки.
– Мы в тупике, – заявил Данглар. – Пойдем дальше по тексту.
Вейренк послушно запустил механизм:
– «Растолчешь с крестом, в вечном древе живущим, прилегающим в том же количестве…»
– Ну, тут хотя бы понятно, – сказал Мордан. – Крест, в вечном древе живущий, – это распятие.
– Да, – сказал Данглар. – Фрагменты дерева якобы от настоящего креста продавались тысячами в качестве святых реликвий. Кальвин насчитал их столько, что, составь из них крест, его бы и триста человек не подняли.
– Что открывает нам простор для деятельности. Пусть кто-нибудь из вас узнает, не была ли недавно, после того как медсестра сбежала из тюрьмы, ограблена рака, содержавшая фрагменты креста.
– Хорошо, – вызвался Меркаде.
По причине повышенной сонливости Меркаде часто поручали кропотливые поиски в базе данных, так как оперативная деятельность была для него почти немыслима.
– Надо также выяснить, не засветилась ли Кларисса Ланжевен между Менилем и Бошаном, возможно, под другим именем и давно. Возьмите фотографию и показывайте ее.
– Хорошо, – повторил Меркаде с той же эфемерной энергией.
– «Кларисса», – подсказал майор комиссару, – это ваша кровавая монахиня. Медсестру зовут Клер.
Адамберг бросил на Данглара удивленный, затуманенный взгляд.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48