– Попробуем понять, что там делала освальдовская тень. Я обещал парню, что займусь ею. Но Робер назвал ее привидением, а Эрманс уверяет, что она на кладбище грязь разводит. Можно еще кое-что попробовать.
– Что?
– Понять, зачем меня сюда вытащили.
– Если бы я не сел за руль, вас бы тут не было, – возразил Вейренк.
– Я знаю, лейтенант. Просто у меня такое ощущение.
Тень, подумал Вейренк.
– Говорят, Освальд подарил сестре щенка, – сказал он. – А щенок возьми да помри.
Адамберг, держа в каждой руке по рогу оленя, ходил взад-вперед по заросшим травой дорожкам маленького кладбища. Вейренк предложил ему понести хотя бы один рог, но ведь Робер велел их не разлучать. Стараясь не задевать ими могильные плиты, Адамберг обошел кладбище. Оно было бедным, насилу ухоженным, на дорожках сквозь гравий пробивалась трава. У обитателей Оппортюн не всегда хватало денег на могильный камень, и деревянные кресты с написанным белой краской именем покойного были воткнуты порой прямо в земляную насыпь. Могилы мужей Эрманс удостоились захудалых плит из известняка, посеревшего от времени, но цветов на них не было. Адамберг хотел было уйти, ноне мог себя заставить расстаться со своевольным лучиком солнца, скользившим по затылку.
– Где юный Грасьен увидел тень? – спросил Вейренк.
– Там, – показал Адамберг.
– А что мы должны искать?
– Не знаю.
Вейренк кивнул, ничуть не раздосадованный. Лейтенант не раздражался и не проявлял признаков нетерпения, пока речь не заходила о долине Гава. Этот пестрый сродник чем-то был на него похож, с легкостью принимая все сложное и маловероятное. Он тоже подставил затылок под скупую струйку тепла, ему тоже хотелось подольше побродить по мокрой траве. Адамберг обогнул маленькую церквушку, любуясь ясными весенними бликами, задорно плясавшими на черепичной крыше и влажном мраморе.
– Комиссар, – позвал Вейренк.
Адамберг не спеша вернулся к нему. Теперь солнечные лучики забавлялись с рыжими вспышками в шевелюре лейтенанта. Если бы эта пестрота не была следствием истязаний, Адамберг счел бы ее весьма удачной. Не было бы счастья, да несчастье помогло.
– Мы не знаем, что искать, – сказал Вейренк, указывая ему на какую-то могилу, – но вот этой даме тоже не повезло. Она умерла в тридцать восемь лет, почти как Элизабет Шатель.
Адамберг уставился на могилу – свежий прямоугольник земли, ожидавший еще своей плиты. Он начинал понемногу понимать лейтенанта – тот зря бы его не позвал.
– Слышите ль вы пение земли? – спросил Вейренк. – Читаете ее слова?
– Если вы имеете в виду траву на могиле, то я ее вижу. Короткие травинки и длинные травинки.
– Мы могли бы предположить – если вообще захотим что-либо предполагать, – что короткие травинки выросли позже.
Они разом замолчали, размышляя, хотят ли они что-либо предполагать.
– Нас ждут в Париже, – сам себе возразил Вейренк.
– Мы могли бы предположить, – сказал Адамберг, – что трава в изголовье могилы выросла позже и поэтому там травинки короче. Они описывают своеобразный круг, а покойница, как и Элизабет, уроженка Нормандии.
– Если мы целый день будем мотаться по кладбищам, то наверняка отыщем миллиарды травинок разной величины.
– Разумеется. Но ведь ничто не мешает нам проверить, нет ли под короткими травинками ямы. Как вы считаете?
– Вам, господин, судить, случайны ль эти знаки
Иль чей-то умысел расставил их впотьмах;
Вам знать, куда теперь уходит путь во мраке –
Успех ли он сулит иль предвещает крах.
– Лучше сразу во всем разобраться, – решил Адамберг, положив рога на землю. – Я предупрежу Данглара, что мы задерживаемся на здешних просторах.
XXV
Кот перемещался от одного безопасного места к другому – с колен на колени, из кабинета бригадира на стул лейтенанта, словно речку переходил, осторожно ступая по камням, чтобы не замочить лапы. Когда-то, на заре туманной юности, он увязался на улице за Камиллой и продолжил свой жизненный путь уже в Конторе, где вынужден был поселить его взявший над ним шефство Данглар. Дело в том, что кот оказался существом крайне несамостоятельным и был начисто лишен надменной независимости и величия, присущих кошачьему племени. Этот полноценный самец являл собой образец бесхарактерности и был страшным соней. Данглар, приняв его под свое крыло, окрестил его Пушком. Менее подходящий талисман для уголовного розыска найти было трудно. Полицейские, сменяя друг друга, холили и лелеяли этот вялый и боязливый комок шерсти, который требовал к тому же, чтобы его провожали есть, пить и писать. И он еще смел выбирать – Ретанкур явно ходила у него в любимицах. Большую часть суток кот проводил возле ее кабинета, вытянувшись на нагретой крышке ксерокса, которым никто не решался пользоваться – слишком велик был риск, что Пушок не переживет такого потрясения. В отсутствие любимой женщины кот перебирался к Данглару, за неимением последнего – к Жюстену, и далее по списку – к Фруасси и, как ни странно, к Ноэлю.
Если кот снисходил до того, чтобы преодолеть пешком двадцать метров, отделявшие его от миски, Данглар считал, что день удался. Но частенько зверь бастовал, падая на спину, и тогда приходилось относить его на руках к месту приема пищи и отправления естественных надобностей, а именно в комнату, где стоял автомат с напитками. В этот четверг, когда Данглар сидел в Конторе с Пушком под мышкой, откуда тот свисал покорной половой тряпкой, в поисках Адамберга позвонил Брезийон:
– Где он? Его мобильный не отвечает. Либо он не подходит.
– Понятия не имею, господин окружной комиссар. Наверняка у него срочный вызов.
– Наверняка, – усмехнулся Брезийон.
Данглар спустил кота на пол, чтобы его чего доброго не напугал гневный голос начальника. Неспешные действия комиссара, последовавшие за операцией в Монруже, выводили Брезийона из себя. Он уже замучил Адамберга, уверяя его, что это ложный след и что по статистике психиатров осквернители могил не бывают убийцами.
– Вы не умеете врать, майор Данглар. Скажите ему, чтобы в пять часов он был на рабочем месте. А что убийство в Реймсе? Отложили до лучших времен?
– Дело закрыто, комиссар.
– А сбежавшая медсестра? Что вы себе позволяете?
– Мы объявили ее в розыск. Ее видели в двадцати разных местах в течение одной недели. Мы анализируем, проверяем.
– Адамберг тоже анализирует?
– Разумеется.
– Да что вы говорите. На кладбище в Оппортюн-ла-От?
Данглар сделал два глотка белого вина и погрозил Пушку. У кота наблюдалась явная склонность к алкоголизму, за ним глаз да глаз нужен. Самостоятельно передвигаться он готов был только в поисках заначек Данглара. Недавно кот нашел бутылку, спрятанную в подвале за отопительным котлом. Лишнее доказательство того, что Пушок совсем не дурак, как принято было думать, и что чутью его можно позавидовать. По понятным причинам Данглар не мог ни с кем поделиться подобными достижениями своего подопечного.
– Смотрите, со мной шутки плохи, – продолжал тем временем Брезийон.
– Да мы с вами и не шутим, – искренне ответил Данглар.
– Уголовный розыск катится по наклонной плоскости. Адамберг правит бал и всех вас тянет за собой. Если вы вдруг не в курсе, что, конечно, трудно предположить, то могу сообщить вам, чем занят сейчас ваш шеф: он слоняется вокруг ничем не примечательной могилы в какой-то богом забытой дыре.
«И что такого?» – спросил про себя Данглар. Майор первый готов был критиковать причудливые странствия Адамберга, но перед лицом внешнего врага он обращался в непробиваемый щит для обороны комиссара.
– И все почему? – вопрошал Брезийон. – Потому что какой-то псих в этой дыре встретил на поляне тень.
«И что такого?» – повторил про себя Данглар и отпил вина.
– Вот чем занят Адамберг и вот что он анализирует.
– Вас предупредил уголовный розыск Эвре?
– Они обязаны это сделать, раз комиссар свихнулся. Они быстро и четко выполняют свою работу. Жду его у себя в пять часов с докладом о медсестре.
– Не думаю, что он умрет от счастья, – прошептал Данглар.
– Что касается двух трупов с Порт-де-ла-Шапель, то через час будьте добры передать дело в Наркотдел. Предупредите его, майор. Полагаю, что если позвоните вы, он ответит.
Данглар осушил пластмассовый стаканчик, подобрал Пушка и набрал для начала номер полиции Эвре.
– Позовите мне майора, скажите, срочный звонок из Парижа. – Утопив пальцы в бездонной шерсти кота, Данглар нетерпеливо ждал ответа.
– Майор Девалон? Это вы сообщили Брезийону, что Адамберг находится в вашем секторе?
– Проще предупредить, чем лечить, особенно когда Адамберг бродит на воле без присмотра.
– Это майор Данглар. Катитесь к черту, майор Девалон.
– Вы бы лучше шефа своего отсюда забрали.
Данглар бросил трубку, и кот в ужасе вытянул лапы.
XXVI
– В пять часов? А не пошел бы он…
– Он уже пошел. Возвращайтесь, комиссар, а то мало не покажется. На каком вы этапе?
– Мы ищем яму под травинками.
– Кто «мы»?
– Мы с Вейренком.
– Возвращайтесь. Эвре в курсе, что вы роетесь на их кладбище.
– Трупы с Порт-де-ла-Шапель мы не отдадим.
– У нас забрали дело, комиссар.
– Отлично, Данглар, – помолчав, сказал Адамберг. – Я понял.
Адамберг убрал телефон.
– Меняем тактику, Вейренк. У нас мало времени.
– Посылаем все к черту?
– Нет, зовем переводчика.
Проведя добрых полчаса за ощупыванием земляного прямоугольника, Адамберг и Вейренк не обнаружили ни малейшей трещинки, свидетельствовавшей о наличии ямы. Трубку снова поднял Вандузлер, словно секретарь, фильтрующий звонки.
– Побит, побежден, прижат к стенке? – спросил он.
– Нет, раз я звоню.
– Кто из них тебе нужен на этот раз?
– Тот же.
– Мимо, он на раскопках в Эссоне.
– Так дай мне его номер.
– Когда Матиас на раскопках, его калачом не заманишь.
– Пошел ты!
Старик был прав, и Адамберг понял, что позвонил не вовремя. Матиас не мог двинуться с места, он выкапывал на свет божий очаг мадленского периода вместе с обгоревшими камнями, разного рода черепками, рогами северного оленя и прочими сокровищами, которые он перечислил, чтобы Адамберг прочувствовал всю серьезность ситуации.
– Круг очага не тронут, сохранился как новенький, 12 000 лет до нашей эры. Что ты мне можешь предложить взамен?
– Круг на круг. Короткие травинки образуют большое кольцо внутри длинных травинок, и все это на могильном холмике. Если мы ничего не найдем, наши покойники перейдут к Наркотделу. Тут что-то кроется, Матиас. Твой круг уже раскопан, он может подождать. А мой – нет.
Матиасу дела не было до расследований Адамберга, равно как и комиссар не мог проникнуться палеолитическими заботами Матиаса. Но оба они сходились на мысли, что земля ждать не любит.
– Что тебя привело на эту могилу?
– Тут похоронена молодая женщина, нормандка, как и та, в Монруже, а еще по кладбищу недавно проходила Тень.
– Ты в Нормандии?
– В Оппортюн-ла-От, в Эр.
– Глина и кремень, – заключил Матиас. – Если в подстилающем слое присутствует кремний, трава будет короче и реже. У тебя там камень есть? Стена какая-нибудь с фундаментом?
– Да, – сказал Адамберг, возвращаясь к церквушке.
– Посмотри, что растет у ее основания, и опиши мне.
– Тут трава гуще, чем на могиле, – сказал Адамберг.
– Еще что?
– Чертополох, крапива, подорожник и всякие неведомые мне штучки.
– Хорошо. Иди обратно к могиле. Что растет в короткой траве?
– Маргаритки.
– И все?
– Немножко клевера и два одуванчика.
– Ладно, – помолчав, сказал Матиас. – Ты искал край ямы?
– Да.
– И что?
– А что я тебе звоню, по-твоему?
Матиас взглянул на мадленский очаг.
– Сейчас приеду, – сказал он.
В деревенском кафе, которое одновременно играло роль бакалеи и склада сидра, Адамбергу позволили положить оленьи рога у входа. Все уже знали, что он беарнский легавый из Парижа, возведенный на трон Анжельбером в Аронкуре, но заслуженные им трофеи открывали ему двери шире, чем любая рекомендация.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48