Но за последние сутки я выяснил, что либо мои родители были ненормальными, а у меня когда-то был близнец, либо они были совсем ненормальными и сделали вид, будто он у меня был. Я уже пару дней ничего не ел да еще по глупости выкурил утром сигарету, а теперь хочу выкурить еще сотню и сопротивляюсь из последних сил. Здесь больше мне делать нечего. Я иду в бар.
Он повернул голову ко мне, но взгляд его был устремлен куда-то далеко. Мне уже приходилось видеть подобный взгляд. Это означало, что он даже по-настоящему не слышит того, что я ему говорю, и не услышит, пока ход его мыслей не завершится.
– Увидимся там, – сказал я и вышел.
Глава 11
Помню, в юности я гордился тем фактом, что меня не кусают комары. Если мы отправлялись куда-нибудь на пикник или в поход с классом в неподходящее время года, я обнаруживал, что большинство вскоре покрываются маленькими красными пупырышками, чертовски болезненными, – независимо от того, мазались ли кремами, опрыскивались ли спреями, или закутывались в сетки. Меня же комары не трогали, самое большее я получал один укус, в лодыжку.
Подобный повод для гордости может показаться странным, но когда ты молод, все воспринимается совершенно иначе. Как только ты начинаешь осознавать, что не являешься центром творения, тебе настолько хочется хоть как-то выделиться среди других, что для этого подойдет практически что угодно. Я был мальчиком, которого не кусали насекомые. Обратите внимание, леди и джентльмены, и отнеситесь с уважением: вот идет некусаемый мальчик, антикомариное дитя.
Уже потом, когда мне было за двадцать, я понял, что ошибался. Вполне возможно, меня кусали точно так же, как и всех прочих. Единственная разница заключалась в том, что у меня не было столь сильной аллергической реакции и потому на мне не вскакивали волдыри. Я все равно оставался «особенным» – хотя к тому времени был уже достаточно взрослым, чтобы понимать, что это не такое уж и большое различие, и мне, напротив, хотелось надеяться, что в действительности я не так уж и отличаюсь от других, по крайней мере не в этом смысле. Меня кусали так же, как и остальных, и некусаемый мальчик исчез навсегда.
Сидя в баре и дожидаясь Бобби, я вдруг обнаружил, что не могу избавиться от этих воспоминаний. Моя семья, моя жизнь вдруг стали для меня чем-то таким, чего я не мог понять – словно я вдруг заметил, что всю жизнь видел на заднем плане одно и то же, где бы ни находился, и начал наконец задумываться, не является ли все это одной большой декорацией к некоему фильму.
Собственно говоря, я действительно видел практически одно и то же. После службы в Конторе я так и не выбрался с обочины существования, а после встречи с Бобби осознал это еще более остро. Я занимался понемногу то одним, то другим, в том числе кое-чем незаконным и даже прямо преступным, но по большей части мне даже трудно вспомнить, чем именно. События стерлись в памяти. Я жил в мотелях, ресторанах и аэропортах, читая вывески и объявления, обращенные к людям вообще и никогда не предназначавшиеся лично для меня. Все окружающие казались мне похожими на тех, кого я видел по телевидению, их жизнь была частью некоей истории, моя же, похоже, не имела вообще никакой. По крайней мере та ее часть, которая была связана с моим происхождением, внезапно оказалась безжалостно стерта, оставив лишь неизвестное количество пустых страниц.
За стойкой стоял уже знакомый мне бармен, который сразу же вспомнил прошлый инцидент, сделавший нас союзниками:
– Потом опять пушку достанете?
– Нет, если дадите мне пакетик арахиса.
Бармен принес орешки. Я решил, что он неплохой человек. К счастью, никого из приехавших на свой семинар фирмачей в баре не было, лишь в углу сидели за одним столиком две очень пожилые пары. Они мрачно посмотрели на меня, когда я вошел, но я не стал их ни в чем винить. Когда я доживу до их возраста, я тоже стаду недолюбливать молодых. Собственно, я их уже недолюбливаю, этих тощих придурков с гладкими физиономиями. Меня вовсе не удивляет, что старики столь эксцентричны и сварливы. Половины их друзей уже нет в живых, большую часть времени они отвратительно себя чувствуют, и следующее главное событие в их жизни станет для них последним. Они даже не пытаются успокаивать себя мыслью, что посещение тренажерного зала может прибавить им здоровья, что они могут встретить кого-нибудь симпатичного вечером в пятницу или что их карьера может внезапно круто пойти вверх и в итоге они окажутся супругами кинозвезд. Они уже давно по другую сторону всего этого, в тусклом мире своих болезней и плохого зрения, где пробирает до костей смертельный холод и где не остается ничего иного, кроме как наблюдать, как их дети и внуки совершают все те ошибки, о которых они их предупреждали. Я не виню их в том, что они слегка не от мира сего. Меня просто удивляет, что на улицах еще не собираются толпы стариков, ругающихся на чем свет стоит, буянящих и напивающихся до чертиков. Впрочем, учитывая нынешнюю демографическую ситуацию, возможно, уже недолго осталось ждать до появления банд обезумевших восьмидесятилетних, накачавшихся наркотиками. Хотя, вероятно, даже в этом состоянии они передвигались бы еле-еле, засыпая на ходу.
Вскоре компания в углу, видимо, поняла, что я не собираюсь играть на новомодном музыкальном инструменте или демонстрировать свои сексуальные повадки. Они вернулись к своей беседе, а я к своим мыслям; мы сосуществовали подобно осторожным зверям двух разных видов у водопоя.
Бобби появился почти через два часа. Он быстрым шагом вошел в бар, махнул бармену, требуя принести еще две порции того же, что и у меня, и подошел к моему столику.
– Сильно надрался? – Выражение его лица показалось мне странным.
– По пятибалльной шкале на троечку, – беззаботно ответил я.
– Хорошо. Я кое-что нашел. Вроде как.
Я быстро выпрямился и увидел, что он держит листок бумаги.
– Я попросил у портье разрешения воспользоваться их принтером, – сказал он. – Где, черт побери, выпивка?
В то же мгновение появился бармен с нашим заказом.
– Еще орешков? – спросил он.
– О нет, – сказал я. – Зачем орешки двум придуркам?
Потом я рассмеялся и никак не мог остановиться. Бармен ушел. Бобби терпеливо подождал, пока я успокоюсь, на что потребовалось некоторое время.
– Давай, – наконец сказал я, – выкладывай.
– Первым делом я еще раз поискал в Сети. О «соломенных людях» как таковых ничего так и нет, но я нашел ссылку в энциклопедии о других значениях термина «соломенный человек» – что-то насчет людей, которые в прошлом веке стояли возле судов с соломой в ботинках – этого я на самом деле до конца не понял, – предлагая дать ложные свидетельские показания за деньги. Еще одна ссылка насчет отсутствия совести – видимо, имеется в виду солома в противоположность плоти.
– Иными словами, подставные лица для всяких темных делишек, – сказал я. – Как мы и говорили. И что дальше?
– Потом я просмотрел содержимое диска, – продолжал он, не обращая на мои слова внимания. – Просканировал данные на низком уровне, проверил на скрытые файлы, разделы и так далее. Ничего. Затем я проглядел софт, которого там оказалось не слишком много.
– Отец не был компьютерным фанатиком, – сказал я. – Собственно, поэтому я и не стал обследовать компьютер в доме.
– Верно. Но Сетью он пользовался.
Я пожал плечами.
– Время от времени – электронной почтой. Кроме того, у его компании был свой сайт, хотя его поддерживал кто-то другой. Я туда иногда заглядывал.
Почему-то мне казалось это проще, чем звонить им по телефону. С тех пор как я бросил колледж, они никогда по-настоящему не знали, чем я занимаюсь. И уж со всей определенностью они не знали, по какой причине я не закончил обучение или на кого я стал работать. Родители никогда не производили впечатления людей, интересовавшихся политикой, но они жили в этой стране в шестидесятые годы, что еще раз подчеркивала найденная мной видеозапись, и им явно не понравилось бы, если бы они узнали, что их сын работает на ЦРУ. Я скрыл это от них, не понимая, что таким образом скрываю и все остальное. Сейчас, конечно, это выглядело довольно странно, учитывая то, что всю жизнь скрывали от меня они.
Бобби покачал головой.
– У него на диске были «Эксплорер» и «Навигатор», и он явно активно пользовался и тем и другим. И там и там огромный кэш, и в каждом – тысячи закладок.
– Какого рода?
– Что угодно. Справочные сайты. Интернет-магазины. Спорт.
– Порнухи нет?
Он улыбнулся.
– Нет.
– Ну, слава богу.
– Я просмотрел каждую ссылку. Даже те, которые вроде бы ничего не значили, на случай, если он переименовал закладку, чтобы скрыть, куда на самом деле она ведет.
– А ты хитер, – сказал я. – Я всегда это говорил.
– Как и твой отец. Он действительно переименовал одну из них, скрытую в папке со ста шестьюдесятью закладками, относившимися исключительно к торговле недвижимостью. Она называлась «Недавно проданные дома Мизнера на побережье». Это тебе что-нибудь говорит?
– Эддисон Мизнер – архитектор, работавший в двадцатых и тридцатых. Построил ряд престижных домов в Майами и на Палм-Бич. Стиль – итальянская вилла. Его творения пользуются большим спросом и невероятно дорого стоят.
– Вижу, ты весьма осведомлен. Ладно. Но ссылка не вела на сайт, который имел бы отношение к земельным участкам или домам. Она вела на пустую страницу. Черт побери, подумал я, тупик. Мне потребовалось несколько минут, чтобы понять, что на самом деле на страницу наложено прозрачное графическое изображение со скрытыми в нем другими ссылками. В итоге я добрался еще до нескольких страниц, довольно-таки странных.
– Странных в каком смысле?
Он покачал головой.
– Просто странных. Они выглядели как обычные домашние странички, с излишними подробностями, грамматическими ошибками и мерзкими цветами, но содержание их казалось весьма малозначительным. Что-то в них было не то, как будто они были фальшивыми.
– Зачем кому-то создавать поддельные домашние странички?
– Вот это-то и стало мне интересно. Большинство ссылок, которые я проследил, вели в тупик или на «ошибку 404». Однако один из путей все продолжался, через целые страницы со ссылками – и на каждой из страниц только одна ссылка вела дальше, чем на одну-две страницы вперед. Потом я начал наталкиваться на пароли. Сперва это были простые Java-приложения, которые я мог расковырять и сам, пользуясь несколькими утилитами, которые нашел у тебя на диске. Потом – надеюсь, ты не будешь против того, что я несколько раз звонил из твоего номера по межгороду, – я обратился за помощью к своим друзьям специалистам. Пришлось взяться за специализированные хакерские средства, воспользоваться скрытыми возможностями системы и все такое прочее. Кто-то, прекрасно отдававший себе отчет в том, что делает, приложил немало усилий, чтобы сбить меня с толку.
– Но какой в этом смысл? – спросил я. – Ведь кто угодно мог просто поставить закладку на конечный сайт, что бы он из себя ни представлял, и в следующий раз попасть прямо туда. К чему было впустую тратить время на подобную маскировку, если вся суть Сети заключается в нелинейном доступе?
– Можно предположить, что адрес назначения регулярно меняется, – сказал Бобби. – Так или иначе, в итоге я добрался до конца.
– И что там было?
– Ничего.
Я уставился на него.
– То есть?
– Ничего. Там ничего не было.
– Бобби, – сказал я, – что за дерьмо? Что значит – ничего?
Он подвинул ко мне стопку бумаг. Верхний лист был пустым, если не считать короткой фразы в середине страницы:
МЫ ВОССТАЕМ.
– Это все, что там было, – сказал он. – Кому-то потребовалось несколько часов всевозможных ухищрений, чтобы спрятать страницу без каких-либо ссылок и лишь с двумя словами. Остальные листы – просто распечатка пути, которым я до нее добрался, в том числе и применяя некоторые хакерские приемы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56