А прежде всего что за тайна связана с моим отцом? И что чувствовала миссис Фортисквинс к моей матери… да и ко мне самому?
В гостиницу мы вернулись к легкому ужину, а затем пошли спать. (Когда я вслух заметил, что наша одежда невероятно грязная, матушка объяснила это условиями Лондона, где полным-полно каминов, которые топятся углем.) Моя первая ночь в Лондоне, на софе у нас в гостиной, прошла неспокойно из-за непривычных шумов: грохота повозок, стука лошадиных копыт по мостовой, выкриков сторожей, объявлявших часы; а на рассвете к этому добавились голоса уличных торговцев и звон церковных колоколов. Проснувшись еще затемно, я лежа прислушивался к звукам в гостинице и раздумывал о том, что сейчас происходит в Мелторпе. Встает ли Биссетт так же рано, как обычно, – одна в пустом доме? Проходит ли по дорожке скот, который гонят на пастбище? Открывает ли уже свою лавку мистер Пассант? Странно было думать, что жизнь в деревне течет как всегда, а нас там нет.
После завтрака матушка поговорила с хозяином и узнала о некоей «Марраблес» с соседней улицы, у которой сдавалось жилье и имелись, вероятно, свободные комнаты. Мы немедля отправились туда и нашли, что дом номер 37 по Кондьюит-стрит выглядит опрятно и респектабельно и то же самое можно сказать о его хозяйке. Свободные комнаты, однако, имелись только на втором этаже в задней части дома: две спальни и гостиная, и стоило все это, включая услуги горничной, четыре фунта в месяц.
Я потянул матушку за рукав и шепнул:
– Это нам не по карману.
– Нужно же нам где-то жить, – шепнула она.
Я не сумел ее отговорить, и, невзирая на мои протесты, она отдала вперед плату за месяц.
Возвращаясь в отель, я упрекнул ее за расточительность.
– Не стану же я выполнять обязанности служанки, – возразила она. – Кроме того, Биссетт скоро пришлет нам денег.
– Мы не знаем сколько, мама. Нам нужно все подсчитать и выяснить, что мы можем себе позволить.
– Послушать тебя иной раз и можно решить, что ты мне не доверяешь, – с горечью проговорила она, и мы вдрызг разругались.
Тем не менее, когда мы вернулись в отель, заказали счет и начали упаковывать вещи, она согласилась сесть за стол и помочь мне разобраться с нашими финансами. Оказалось, что на данную минуту у нас наличествовало двадцать четыре фунта – минус шиллингов восемь, чтобы расплатиться за номер. От Биссетт мы ожидали получить фунтов сорок, и я заявил, что даже после их поступления мы не сможем позволить себе снимать такое дорогое жилье.
– Но ты не взял в учет деньги, которые я получу за мои petit point . Ты ведь знаешь, я искусная мастерица, а за хорошую работу люди заплатят немалые деньги.
– Ты в этом уверена, мама?
– Какой ты злой, Джонни, – промолвила она. – Не хочешь поверить в способности твоей матери. Но я разбираюсь в одежде и знаю, сколько платили за наряды, когда я была девочкой, а теперь, не сомневаюсь, цены еще выросли. Кроме того, если потребуется, я всегда могу пойти куда-нибудь гувернанткой.
Я узнал эту фразу, в которой сквозило скрытое нежелание.
– Тебе не понравится эта работа, – запротестовал я. – Ты понятия не имеешь, какой это тяжелый хлеб.
– Как, откуда тебе это известно? – Матушка зло улыбнулась.
– Известно. Когда мы были в Момпессон-Парке, я видел, как леди Момпессон обращается с гувернанткой. И в тот день, когда я убежал из сада – помнишь? – я встречался с девочкой, с которой там познакомился, и…
– Ох, Джонни, – перебила она, – какой же ты противный мальчишка.
– Об этом никто не знал, только я и Генриетта, – негодующе заверил я. – Так вот, она собиралась мне рассказать, как много пришлось натерпеться ее гувернантке, мисс Квиллиам, и как ее в конце концов уволили – в одночасье и ни за что.
Матушка тем не менее колебалась, и я привел другое возражение:
– Но даже если ты сумеешь это выдержать, куда денусь я?
– Тебя можно будет отдать на пансион в школу. Мы найдем какую-нибудь поблизости.
– Мне там не понравится. Если ты собираешься пойти на работу, я тоже пойду.
– Не говори глупости. Ты еще маленький.
– Мои ровесники, мальчики и девочки, сплошь и рядом работают – младшие тоже. Братья и сестры Сьюки, к примеру.
– Это другое дело: они живут в деревне. Смотрят за скотиной и прочее в том же духе. Это не настоящая работа. В Лондоне все по-другому.
– Ну да. Джоуи вот работает.
– Кто такой Джоуи?
– Джоуи Дигвид, мальчик, который был у нас на Рождество с матерью! – возмущенно пояснил я.
– Да, но это совсем другое дело. Да и в любом случае, много тебе не заработать. Будет гораздо лучше, если ты сейчас пойдешь в школу – тогда ты приобретешь профессию и сможешь зарабатывать на жизнь трудом, достойным джентльмена. Но я все же уверена, что это не понадобится.
– Если ты пойдешь работать гувернанткой, сколько, по-твоему, тебе станут платить?
– Думаю, не меньше тридцати фунтов: миссис Белфлауэр получала у меня двадцать пять, а я уверена, что леди – которая, как тебе известно, будет жить в семье как ровня – должна зарабатывать не меньше, чем кухарка.
– Очень хорошо. А сколько нужно будет платить за мое обучение?
– Ну, с учетом того, что во время каникул ты будешь столоваться в школе, все издержки составят фунтов пятнадцать. Будут еще дополнительные расходы: одежда для нас обоих, счета от врачей, лекарства, праздники и всякие непредвиденные случаи; на это положим десять фунтов. Значит, мы сможем откладывать в год пять фунтов, и через пять лет – когда ты сможешь поступить на работу учеником – у нас скопится, вместе с деньгами за мебель, около шестидесяти фунтов, более чем достаточно на первое время.
– Хотел бы я знать, платят ли гувернанткам столько денег. Я вот о чем подумал: почему бы тебе не зарегистрироваться для поиска работы и не узнать, на какое жалованье можно рассчитывать, – тогда мы попросим, чтобы нам прислали список вакансий и выберем ту, которая действительно понравится?
Матушка нехотя согласилась. Мы спустились вниз, и, пока матушка расплачивалась, я забрел в столовую, где, из праздного любопытства, подобрал газету. На передней полосе мне бросились в глаза объявления школ, по большей части примерно такие: «Обучение с пансионом, для сыновей джентльменов. Высокое качество преподавания. 60 фунтов в год плюс дополнительная плата». Самая низкая плата в школах Лондона – да и на сотни миль вокруг – была двадцать пять гиней. В то же время иные объявления (все относились к школам далеко на севере) гласили: «Принимаются дети на самых разумных условиях. Двенадцать гиней за год или тридцать за весь срок». Я заметил также объявления о поиске гувернанток: жалованье колебалось между пятнадцатью и тридцатью фунтами.
Когда за мной пришла матушка, я поспешно положил газету. Вид у матушки был мрачный, скоро я понял почему.
– Счет на четырнадцать шиллингов, Джонни. Жизнь в Лондоне оказалась дороже, чем я ожидала. Знаешь, я думаю, нам лучше перебраться в какой-нибудь провинциальный город.
– Но мы ведь приехали, чтобы спрятаться, мама! – Мне не хотелось так быстро отказываться от мысли стать лондонцем.
Но мы это уже сделали, Джонни. Нас могут проследить разве что до гостиницы «Голден-Кросс». Вероятно, мы сумеем устроиться в каком-нибудь красивом городке. Уверена, нам бы понравился Солсбери. Много лет назад я была там проездом; он такой прелестный, с собором и старой соборной площадью, что я подумала: хорошо бы хоть на денек тут задержаться.
– Или Хартфорд, – вставил я, внимательно за нею наблюдая. – Мне он понравился.
Она вздрогнула и отвернулась.
– Нет, туда мы не поедем.
Мы покинули гостиницу и вскоре добрались до дома миссис Марраблес. Водворившись в своих комнатах, мы разложили свое скудное имущество и затем спустились вниз, в гостиную, где нам полагалось обедать.
Потом, у нас наверху, матушка, приготовив себе горячий пунш, заметила:
– Ну вот, у меня поднялось настроение. Напишу-ка я Биссетт, что у нас появился адрес и мы можем его сообщить.
Против этой идеи у меня имелись возражения, однако мне не хотелось их объяснять.
– Мама, – сказал я, – думаю, с письмом лучше погодить, мы ведь решили, что скоро уезжаем. Не хочешь же ты, чтобы она послала деньги, а мы бы их не дождались?
– Ох, Джонни, до чего же ты надоедливый. Конечно, мы уедем не сразу. Но ладно. Напишу позже. Тем более что у нее не будет еще времени продать все вещи.
Я предложил пойти завтра в бюро по найму, а также начать подыскивать школу.
– А когда мы будем в бюро, не спросить ли адрес мисс Квиллиам?
Матушка рассмеялась:
– Ну что ты, Джонни, нельзя же навязывать свое знакомство человеку, с которым виделся один раз в жизни.
– Но мы ведь не знаем в Лондоне больше ни души, правда? – Матушка промолчала, и я повторил: – Ни души, правда?
– Ладно, мы о ней спросим.
Несколько минут она молчала, а потом промолвила серьезно:
– А потом мне нужно будет сходить кое-куда еще.
– Куда? – удивился я. – Далеко? Мы поедем в карете?
– Я должна пойти одна. А ты не задавай вопросов ни сейчас, ни потом, когда я вернусь.
Я растерялся:
– Но ты говорила, что у тебя нет в Лондоне знакомых, кроме миссис Фортисквинс и мистера Сансью?
– Я сказала, нет друзей. Но я же просила, чтобы ты не допытывался!
Видя, что она расстроена, я перевел разговор на другую тему:
– У нас есть в Лондоне друзья: ты забыла о миссис Дигвид и Джоуи.
– Ах, да. – Она рассмеялась. – Но не представляю себе, чтобы мы возобновили знакомство с ними.
Удачный, полный хлопот день утомил нас, и, едва оказавшись в кровати, я тут же заснул.
Назавтра рано утром мы отправились в самое крупное бюро по найму, которое располагалось неподалеку, на Уигмор-стрит.
По дороге матушка остановилась у витрины магазина и указала на выставленную там вышивку:
– Посмотри-ка. Такую работу могу сделать и я. Войдем, спросим, сколько это стоит.
Мы вошли и, узнав, что вышивка баснословно дорогая, преисполнились лучших надежд.
С помощью моей карты мы добрались до фешенебельного района, где многие улицы и площади были с одного конца загорожены столбами и цепями, а с другого имели ворота, у которых дежурили привратники в ливреях и стояли караульные будки. Пропутешествовав некоторое время, мы поняли, что заблудились; какой-то хорошо одетый джентльмен средних лет обратил внимание, что мы топчемся на месте, подошел и полюбопытствовал, куда нам нужно.
– Уигмор-стрит? – переспросил он. – Первый поворот налево. Вы, наверное, ищете центральное лондонское бюро по найму?
Когда матушка это подтвердила, в добром взгляде джентльмена выразилась печаль.
– Тогда мне от всего сердца вас жалко.
– Это такая ужасная работа? – выдавила из себя матушка.
Он взглянул на нее пристально:
– Знавал я таких несчастных гувернанток, что хуже не придумаешь: воспитанники их третировали, наниматели – унижали. Но так бывает не со всеми. Может, я сумел бы найти вам место в хорошей семье.
Матушка как будто растерялась.
– Вы очень добры, сэр, – пробормотала она.
– Разрешите мне проводить вас до Уигмор-стрит; быть может, я смогу вас убедить не сдаваться на их милость.
Явно удивленная, матушка позволила ему пройти с нами несколько шагов. Затем он сказал:
– Я мистер Парминтер с Кэвендиш-Сквер. Позвольте, я дам вам свою карточку. Пожалуйста, приходите, если понадобится моя помощь.
Он стал рыться в кармане, но матушка внезапно встала как вкопанная:
– Пожалуйста, не трудитесь.
– Но я буду очень рад вам помочь, – проговорил он любезно.
Матушка отступила назад и произнесла, словно стараясь придать своему голосу оттенок высокомерия:
– Спасибо за содействие, сэр, но дальше мы сами найдем дорогу; не смею вас больше беспокоить.
Прежде чем джентльмен успел ответить, она слегка поклонилась и поспешила вперед. Следуя за ней, я обернулся и уловил на лице наблюдавшего за нами джентльмена выражение, которое принял за добродушную насмешку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99
В гостиницу мы вернулись к легкому ужину, а затем пошли спать. (Когда я вслух заметил, что наша одежда невероятно грязная, матушка объяснила это условиями Лондона, где полным-полно каминов, которые топятся углем.) Моя первая ночь в Лондоне, на софе у нас в гостиной, прошла неспокойно из-за непривычных шумов: грохота повозок, стука лошадиных копыт по мостовой, выкриков сторожей, объявлявших часы; а на рассвете к этому добавились голоса уличных торговцев и звон церковных колоколов. Проснувшись еще затемно, я лежа прислушивался к звукам в гостинице и раздумывал о том, что сейчас происходит в Мелторпе. Встает ли Биссетт так же рано, как обычно, – одна в пустом доме? Проходит ли по дорожке скот, который гонят на пастбище? Открывает ли уже свою лавку мистер Пассант? Странно было думать, что жизнь в деревне течет как всегда, а нас там нет.
После завтрака матушка поговорила с хозяином и узнала о некоей «Марраблес» с соседней улицы, у которой сдавалось жилье и имелись, вероятно, свободные комнаты. Мы немедля отправились туда и нашли, что дом номер 37 по Кондьюит-стрит выглядит опрятно и респектабельно и то же самое можно сказать о его хозяйке. Свободные комнаты, однако, имелись только на втором этаже в задней части дома: две спальни и гостиная, и стоило все это, включая услуги горничной, четыре фунта в месяц.
Я потянул матушку за рукав и шепнул:
– Это нам не по карману.
– Нужно же нам где-то жить, – шепнула она.
Я не сумел ее отговорить, и, невзирая на мои протесты, она отдала вперед плату за месяц.
Возвращаясь в отель, я упрекнул ее за расточительность.
– Не стану же я выполнять обязанности служанки, – возразила она. – Кроме того, Биссетт скоро пришлет нам денег.
– Мы не знаем сколько, мама. Нам нужно все подсчитать и выяснить, что мы можем себе позволить.
– Послушать тебя иной раз и можно решить, что ты мне не доверяешь, – с горечью проговорила она, и мы вдрызг разругались.
Тем не менее, когда мы вернулись в отель, заказали счет и начали упаковывать вещи, она согласилась сесть за стол и помочь мне разобраться с нашими финансами. Оказалось, что на данную минуту у нас наличествовало двадцать четыре фунта – минус шиллингов восемь, чтобы расплатиться за номер. От Биссетт мы ожидали получить фунтов сорок, и я заявил, что даже после их поступления мы не сможем позволить себе снимать такое дорогое жилье.
– Но ты не взял в учет деньги, которые я получу за мои petit point . Ты ведь знаешь, я искусная мастерица, а за хорошую работу люди заплатят немалые деньги.
– Ты в этом уверена, мама?
– Какой ты злой, Джонни, – промолвила она. – Не хочешь поверить в способности твоей матери. Но я разбираюсь в одежде и знаю, сколько платили за наряды, когда я была девочкой, а теперь, не сомневаюсь, цены еще выросли. Кроме того, если потребуется, я всегда могу пойти куда-нибудь гувернанткой.
Я узнал эту фразу, в которой сквозило скрытое нежелание.
– Тебе не понравится эта работа, – запротестовал я. – Ты понятия не имеешь, какой это тяжелый хлеб.
– Как, откуда тебе это известно? – Матушка зло улыбнулась.
– Известно. Когда мы были в Момпессон-Парке, я видел, как леди Момпессон обращается с гувернанткой. И в тот день, когда я убежал из сада – помнишь? – я встречался с девочкой, с которой там познакомился, и…
– Ох, Джонни, – перебила она, – какой же ты противный мальчишка.
– Об этом никто не знал, только я и Генриетта, – негодующе заверил я. – Так вот, она собиралась мне рассказать, как много пришлось натерпеться ее гувернантке, мисс Квиллиам, и как ее в конце концов уволили – в одночасье и ни за что.
Матушка тем не менее колебалась, и я привел другое возражение:
– Но даже если ты сумеешь это выдержать, куда денусь я?
– Тебя можно будет отдать на пансион в школу. Мы найдем какую-нибудь поблизости.
– Мне там не понравится. Если ты собираешься пойти на работу, я тоже пойду.
– Не говори глупости. Ты еще маленький.
– Мои ровесники, мальчики и девочки, сплошь и рядом работают – младшие тоже. Братья и сестры Сьюки, к примеру.
– Это другое дело: они живут в деревне. Смотрят за скотиной и прочее в том же духе. Это не настоящая работа. В Лондоне все по-другому.
– Ну да. Джоуи вот работает.
– Кто такой Джоуи?
– Джоуи Дигвид, мальчик, который был у нас на Рождество с матерью! – возмущенно пояснил я.
– Да, но это совсем другое дело. Да и в любом случае, много тебе не заработать. Будет гораздо лучше, если ты сейчас пойдешь в школу – тогда ты приобретешь профессию и сможешь зарабатывать на жизнь трудом, достойным джентльмена. Но я все же уверена, что это не понадобится.
– Если ты пойдешь работать гувернанткой, сколько, по-твоему, тебе станут платить?
– Думаю, не меньше тридцати фунтов: миссис Белфлауэр получала у меня двадцать пять, а я уверена, что леди – которая, как тебе известно, будет жить в семье как ровня – должна зарабатывать не меньше, чем кухарка.
– Очень хорошо. А сколько нужно будет платить за мое обучение?
– Ну, с учетом того, что во время каникул ты будешь столоваться в школе, все издержки составят фунтов пятнадцать. Будут еще дополнительные расходы: одежда для нас обоих, счета от врачей, лекарства, праздники и всякие непредвиденные случаи; на это положим десять фунтов. Значит, мы сможем откладывать в год пять фунтов, и через пять лет – когда ты сможешь поступить на работу учеником – у нас скопится, вместе с деньгами за мебель, около шестидесяти фунтов, более чем достаточно на первое время.
– Хотел бы я знать, платят ли гувернанткам столько денег. Я вот о чем подумал: почему бы тебе не зарегистрироваться для поиска работы и не узнать, на какое жалованье можно рассчитывать, – тогда мы попросим, чтобы нам прислали список вакансий и выберем ту, которая действительно понравится?
Матушка нехотя согласилась. Мы спустились вниз, и, пока матушка расплачивалась, я забрел в столовую, где, из праздного любопытства, подобрал газету. На передней полосе мне бросились в глаза объявления школ, по большей части примерно такие: «Обучение с пансионом, для сыновей джентльменов. Высокое качество преподавания. 60 фунтов в год плюс дополнительная плата». Самая низкая плата в школах Лондона – да и на сотни миль вокруг – была двадцать пять гиней. В то же время иные объявления (все относились к школам далеко на севере) гласили: «Принимаются дети на самых разумных условиях. Двенадцать гиней за год или тридцать за весь срок». Я заметил также объявления о поиске гувернанток: жалованье колебалось между пятнадцатью и тридцатью фунтами.
Когда за мной пришла матушка, я поспешно положил газету. Вид у матушки был мрачный, скоро я понял почему.
– Счет на четырнадцать шиллингов, Джонни. Жизнь в Лондоне оказалась дороже, чем я ожидала. Знаешь, я думаю, нам лучше перебраться в какой-нибудь провинциальный город.
– Но мы ведь приехали, чтобы спрятаться, мама! – Мне не хотелось так быстро отказываться от мысли стать лондонцем.
Но мы это уже сделали, Джонни. Нас могут проследить разве что до гостиницы «Голден-Кросс». Вероятно, мы сумеем устроиться в каком-нибудь красивом городке. Уверена, нам бы понравился Солсбери. Много лет назад я была там проездом; он такой прелестный, с собором и старой соборной площадью, что я подумала: хорошо бы хоть на денек тут задержаться.
– Или Хартфорд, – вставил я, внимательно за нею наблюдая. – Мне он понравился.
Она вздрогнула и отвернулась.
– Нет, туда мы не поедем.
Мы покинули гостиницу и вскоре добрались до дома миссис Марраблес. Водворившись в своих комнатах, мы разложили свое скудное имущество и затем спустились вниз, в гостиную, где нам полагалось обедать.
Потом, у нас наверху, матушка, приготовив себе горячий пунш, заметила:
– Ну вот, у меня поднялось настроение. Напишу-ка я Биссетт, что у нас появился адрес и мы можем его сообщить.
Против этой идеи у меня имелись возражения, однако мне не хотелось их объяснять.
– Мама, – сказал я, – думаю, с письмом лучше погодить, мы ведь решили, что скоро уезжаем. Не хочешь же ты, чтобы она послала деньги, а мы бы их не дождались?
– Ох, Джонни, до чего же ты надоедливый. Конечно, мы уедем не сразу. Но ладно. Напишу позже. Тем более что у нее не будет еще времени продать все вещи.
Я предложил пойти завтра в бюро по найму, а также начать подыскивать школу.
– А когда мы будем в бюро, не спросить ли адрес мисс Квиллиам?
Матушка рассмеялась:
– Ну что ты, Джонни, нельзя же навязывать свое знакомство человеку, с которым виделся один раз в жизни.
– Но мы ведь не знаем в Лондоне больше ни души, правда? – Матушка промолчала, и я повторил: – Ни души, правда?
– Ладно, мы о ней спросим.
Несколько минут она молчала, а потом промолвила серьезно:
– А потом мне нужно будет сходить кое-куда еще.
– Куда? – удивился я. – Далеко? Мы поедем в карете?
– Я должна пойти одна. А ты не задавай вопросов ни сейчас, ни потом, когда я вернусь.
Я растерялся:
– Но ты говорила, что у тебя нет в Лондоне знакомых, кроме миссис Фортисквинс и мистера Сансью?
– Я сказала, нет друзей. Но я же просила, чтобы ты не допытывался!
Видя, что она расстроена, я перевел разговор на другую тему:
– У нас есть в Лондоне друзья: ты забыла о миссис Дигвид и Джоуи.
– Ах, да. – Она рассмеялась. – Но не представляю себе, чтобы мы возобновили знакомство с ними.
Удачный, полный хлопот день утомил нас, и, едва оказавшись в кровати, я тут же заснул.
Назавтра рано утром мы отправились в самое крупное бюро по найму, которое располагалось неподалеку, на Уигмор-стрит.
По дороге матушка остановилась у витрины магазина и указала на выставленную там вышивку:
– Посмотри-ка. Такую работу могу сделать и я. Войдем, спросим, сколько это стоит.
Мы вошли и, узнав, что вышивка баснословно дорогая, преисполнились лучших надежд.
С помощью моей карты мы добрались до фешенебельного района, где многие улицы и площади были с одного конца загорожены столбами и цепями, а с другого имели ворота, у которых дежурили привратники в ливреях и стояли караульные будки. Пропутешествовав некоторое время, мы поняли, что заблудились; какой-то хорошо одетый джентльмен средних лет обратил внимание, что мы топчемся на месте, подошел и полюбопытствовал, куда нам нужно.
– Уигмор-стрит? – переспросил он. – Первый поворот налево. Вы, наверное, ищете центральное лондонское бюро по найму?
Когда матушка это подтвердила, в добром взгляде джентльмена выразилась печаль.
– Тогда мне от всего сердца вас жалко.
– Это такая ужасная работа? – выдавила из себя матушка.
Он взглянул на нее пристально:
– Знавал я таких несчастных гувернанток, что хуже не придумаешь: воспитанники их третировали, наниматели – унижали. Но так бывает не со всеми. Может, я сумел бы найти вам место в хорошей семье.
Матушка как будто растерялась.
– Вы очень добры, сэр, – пробормотала она.
– Разрешите мне проводить вас до Уигмор-стрит; быть может, я смогу вас убедить не сдаваться на их милость.
Явно удивленная, матушка позволила ему пройти с нами несколько шагов. Затем он сказал:
– Я мистер Парминтер с Кэвендиш-Сквер. Позвольте, я дам вам свою карточку. Пожалуйста, приходите, если понадобится моя помощь.
Он стал рыться в кармане, но матушка внезапно встала как вкопанная:
– Пожалуйста, не трудитесь.
– Но я буду очень рад вам помочь, – проговорил он любезно.
Матушка отступила назад и произнесла, словно стараясь придать своему голосу оттенок высокомерия:
– Спасибо за содействие, сэр, но дальше мы сами найдем дорогу; не смею вас больше беспокоить.
Прежде чем джентльмен успел ответить, она слегка поклонилась и поспешила вперед. Следуя за ней, я обернулся и уловил на лице наблюдавшего за нами джентльмена выражение, которое принял за добродушную насмешку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99