– Во сколько обойдется нам рассылка писем? – спросил человек в джинсах.
– Видишь ли, Бак, – сказал Глухой, – мы должны отправить сто конвертов по пять центов, это будет стоить пять долларов. Если, конечно, я сосчитал правильно.
– Ты всегда считаешь правильно, – сказал Ахмад и улыбнулся.
– Жутко трудное место, – подала голос девушка и стала повторять одну и ту же ноту, словно надеясь запомнить ее на всю жизнь.
– Ты, главное, не сдавайся, Рошель, – подбодрил ее Глухой. – Рано или поздно у тебя получится.
Бак взял стакан, обнаружил, что виски кончилось, и подошел к кофейному столику налить еще. Он двигался с тяжелой грацией спортсмена, готового к схватке, – спина прямая, руки вдоль тела.
– Давай я тебе налью, – сказал Глухой..
– Да ладно, – откликнулся Бак, но протянул стакан. Глухой щедро налил ему виски.
– Пей на здоровье, – сказал он Баку. – Ты заслужил.
– Я не хочу надираться.
– Почему? Здесь все свои, – улыбнулся Глухой.
В этот вечер он особенно гордился Баком. Без него ничего бы не вышло. Разумеется, бомбу можно собрать и подсоединить к зажиганию и без Бака, но это было бы дилетантством, и взрыву могла помешать любая случайность, а случайностей Глухой не любил. Ему нравилась серьезность, с которой Бак взялся за дело. Бак придумал хитрое небольшое устройство, которое можно было приладить за считанные минуты. Преобразователь, правда, обошелся в 64 доллара 95 центов, но это чепуха по сравнению с тем, что их ожидало в случае удачи! Отличный парень этот Бак. Как он их учил обращаться со взрывчаткой и взрывателем! Подрывник-профессионал, на счету которого множество взрывов, можно сказать, сущая находка. В этом штате нельзя приобрести взрывчатку без специального разрешения и страхового полиса, а у Бака имелось и то и другое. Глухой был доволен, что Бак в его команде.
Бесценным приобретением оказался и Ахмад. Он работал чертежником в электрической корпорации «Метрополитен», в отделе картографии, всего за сто пятьдесят долларов в неделю. Ахмад сразу понял, какие барыши сулил план Глухого, и охотно предоставил информацию, необходимую для окончания операции. Ахмад оказался педантом и настоял, чтобы все письма были напечатаны на бумаге высшего качества и каждый из ста адресатов получил не копию, а оригинал. Этот маленький штрих должен был убедить получателей, что письмо – не розыгрыш. Глухой прекрасно знал, что успех часто зависит от таких вот мелочей. Прихлебывая виски, он любовно посмотрел на Ахмада и спросил:
– Сколько уже напечатал?
– Пятьдесят два.
– Боюсь, к ночи не управишься.
– А когда будем рассылать?
– Надо успеть до среды.
– Успею, – пообещал Ахмад.
– Вы что, собираетесь работать всю ночь? – спросила Рошель и надула губки.
– Если хочешь, можешь ложиться, радость моя, – разрешил Глухой.
– Что толку ложиться без тебя, – сказала Рошель, и Бак с Ахмадом переглянулись.
– Иди, я приду позже.
– Я не хочу спать.
– Тогда выпей и сыграй нам еще одну песню.
– Я знаю только «Сердце и душу».
– Тогда почитай книжку, – предложил Глухой.
Рошель удивленно взглянула на него.
– Или посмотри телевизор.
– Там ничего интересного, только старые фильмы.
– Среди них попадаются очень хорошие, – сказал Глухой.
– А бывают просто кошмар, – возразила Рошель.
Глухой улыбнулся.
– Тогда помоги нам. Будешь заклеивать конверты. Здесь сто штук.
– Не хочется.
– Я так и думал.
– Что же мне делать? – спросила Рошель.
– Переоденься в ночную рубашку, – сказал Глухой.
– Ладно, – согласилась она и встала с табуретки. – Спокойной ночи, ребята.
– Спокойной ночи, – отозвались Бак и Ахмад.
Рошель еще раз взглянула на Глухого и удалилась в другую комнату.
– Безмозглая дура, – сказал Глухой.
– Она меня раздражает, – поддержал его Бак.
– А меня наоборот, – возразил Глухой. – Она успокаивает мне нервы. К тому же она свято верит в то, что мы добропорядочные бизнесмены, и не имеет ни малейшего представления, чем мы занимаемся.
– Я иногда тоже перестаю понимать, чем мы, собственно, занимаемся, – буркнул Бак.
– Все очень просто, – сказал Глухой. – Мы рекламируем наше изобретение, рассылая письма заинтересованным лицам. Это старый, испытанный метод деловых людей нашей великой и славной нации. Конечно, наши возможности весьма ограниченны. Всего лишь сто писем. Но я убежден, что они принесут неплохую прибыль.
– А если нет?
– Давай, Бак, предположим худшее. Представь, что откликнется лишь один процент адресатов – дело вполне обычное. Наши расходы составляют: восемьдесят шесть долларов девяносто пять центов за карабин с оптическим прицелом, три семьдесят пять за коробку с патронами, шестьдесят четыре девяносто пять за преобразователь, семь за будильник, девять шестьдесят за динамит, восемьдесят центов палочка, шестьдесят центов за взрыватель, десять долларов – почтовая бумага, пять – марки и конверты. Если я не ошибся в расчетах, – он сделал паузу и улыбнулся Ахмаду, – всего это составит сто восемьдесят восемь долларов шестьдесят пять центов. Предстоящие траты – на тестер, буквы и форму – незначительны. Даже если клюнет один из ста адресатов, мы все равно получим хорошую прибыль.
– Пять тысяч долларов – не бог весть какие деньги, если принять во внимание два убийства, – возразил Бак.
– Три, – поправил его Глухой.
– Тем более, – поморщился Бак.
– Поверь мне, мы получим куда больше пяти тысяч, – сказал Глухой. – В пятницу приступим к окончанию операции. А в субботу утром не останется никого, кто бы не поверил нашим письмам.
– Сколько же из них, по-твоему, клюнет?
– Большинство. Если не все.
– А легавые?
– Что легавые? Они до сих пор не знают, кто мы такие. И вряд ли узнают.
– Надеюсь, ты прав...
– Конечно, прав.
– Что-то меня смущают легавые, – признался Бак. – Ничего не могу с собой поделать.
– Напрасно беспокоишься. Эти суетливые людишки работают по старинке. Полицейские в этом городе похожи на заводные игрушки. Они могут делать только то, что позволяет их устройство. Это человечки-автоматы, которые бессмысленно топчутся по кругу. Поставь на пути у них препятствие – кирпичную стену или ящик из-под апельсинов, – и они будут топтаться на месте, пока не кончится завод. Их ноги будут шевелиться, но они останутся там, где были. – Глухой улыбнулся. – Я, друзья мои, и есть кирпичная стена.
– Или ящик из-под апельсинов, – хмыкнул Бак.
– Нет, – поправил его Ахмад. – Конечно же, кирпичная стена.
Глава 10
Утром следующего дня кое-что прояснилось. В десять часов в следственный отдел позвонил Толстяк Доннер. К этому моменту сотрудники окончательно сломали головы, пытаясь разгадать, что же замыслили Ла Бреска и Калуччи, что именно должно произойти пятнадцатого марта и в котором часу. Было немало и других вопросов. Кто такой Дом (у которого, похоже, вообще не было фамилии)? Кто такая блондинка, на чьей машине в пятницу Ла Бреска скрылся от преследователя? Детективы надеялись установить личность хотя бы одного из них, чтобы прикинуть, какое дельце им предстоит. Тогда можно будет понять, связано ли оно с убийством Каупера и Скэнлона и какое отношение имеет Ла Бреска к Глухому. Вопросов было множество. Оставалось найти того, кто мог бы на них ответить.
Доннера тотчас соединили с Уиллисом.
– Вроде бы я сообразил, кто такой Дом, – сказал Толстяк Доннер.
– Отлично! – обрадовался Уиллис. – Как его фамилия?
– Ди Филиппи. Доминик Ди Филиппи. Живет в Риверхеде около старого «Колизея». Знаешь это место?
– Да. Что ты узнал о нем?
– Он работает в «Коаксиальном кабеле».
– А что это?
– Что именно?
– То, что ты сказал. Это название или код?
– Какой еще код?
– Коаксиальный кабель.
– Это группа.
– Группа кого?
– Музыкантов, – сказал Доннер.
– Оркестр?
– Да, только теперь они называют себя группами.
– При чем же тут коаксиальный кабель?
– Это название группы.
– Ты меня разыгрываешь?
– Нет, это действительно так.
– Что же там делает Ди Филиппи?
– Играет на ритм-гитаре.
– Где он живет?
– Норт-Андерсон, триста шестьдесят пять.
– Это в Риверхеде?
– Да.
– Почему ты думаешь, что это наш клиент?
– Он большой артист, – сказал Доннер. – В последнее время сообщает всем, что продулся в пух и прах на боксе, говорит, что просадил не меньше двух-трех сотен. На самом же деле он проиграл полтинник.
– Дальше.
– И еще: с недавних пор он стал болтать, будто знает кое-что насчет одного дельца, которое кое-кто намерен очень ловко провернуть.
– Кому болтает?
– Один парень из этой группы давно балуется наркотиками. Начал, когда группы и в помине не было. Через него я и вышел на Ди Филиппи. Мой парень говорит, что на днях они вместе были в двух-трех притонах и Ди Филиппи трепался насчет дельца.
– Он сказал, в чем оно заключается?
– Нет.
– Курили марихуану?
– Да. Светская жизнь...
– Может, Ди Филиппи просто обкурился марихуаны?
– Это запросто.
– Тогда он мог все выдумать.
– Вряд ли.
– Он не говорил, когда должно состояться дельце?
– Нет.
– Невелик улов.
– Но полсотни-то стоит, а?
– Десятку, – сказал Уиллис.
– Слушай, я же из кожи лез вон, чтобы раскопать для тебя этого Дома.
– Кстати, чуть не забыл, – сказал Уиллис.
– Да?
– Прогони свою дочку.
– Кого-кого?
– Я имею в виду ту самую девицу. Когда я зайду к тебе в следующий раз, чтобы духу ее не было!
– Это еще почему?
– Я тут подумал и решил, что мне это не нравится.
– Я уже дважды ее выставлял, – сообщил Доннер. – Но она оба раза возвращалась.
– Тогда, может, ты купишь ей на эту десятку билет домой в Джорджию?
– Запросто. И еще десятку пожертвую Армии спасения, – ехидно отозвался Доннер.
– Короче, чтоб ее больше не было!
– С каких это пор ты стал таким моралистом?
– Минуту назад.
– Я думал, ты деловой человек.
– Правильно думал. Давай договоримся: ты прогоняешь эту девицу, а я забываю все, что знаю о тебе сейчас и что узнаю потом.
– Ты это серьезно?
– Абсолютно. Я не хочу, чтобы она жила у тебя. Если я еще раз застану ее в твоем доме, то поступлю с тобой по закону.
– И потеряешь ценного работника.
– Что поделаешь, – вздохнул Уиллис. – Придется стиснуть зубы и обойтись без тебя.
– Иной раз я сам себе удивляюсь: зачем я помогаю таким, как ты? – вздохнул Доннер.
– Когда у меня будет свободная минутка, я тебе растолкую, – пообещал Уиллис. – Ну как, договорились?
– Ладно. С тебя полтинник.
– Я сказал – десятка!
– Ну хотя бы двадцать.
– За такую ерунду?
– Но это же след.
– И не более того.
– Ну и что? Такие сведения стоят четвертной, не меньше.
– Ладно, получишь пятнадцать, так уж и быть, – сказал Уиллис и повесил трубку.
И сейчас же опять зазвонил телефон.
– Восемьдесят седьмой участок, Уиллис слушает.
– Хэл, это Арти, из школы.
– Слушаю.
– Пять минут назад Ла Бреска позвонил матери.
– Они говорили по-итальянски?
– По-английски. Он сказал ей, что ждет звонка от Доминика Ди Филиппи. Похоже, это наш клиент, а?
– Похоже, – сказал Уиллис.
– Он велел передать Ди Филиппи, что встретится с ним в обеденный перерыв на углу Соборной и Седьмой.
– Ди Филиппи еще не звонил?
– Нет. Они говорили минут пять назад.
– Отлично. Когда, говоришь, они должны встретиться?
– В половине первого.
– На углу Соборной и Седьмой?
– Именно, – сказал Браун.
– Мы пошлем туда человека.
– Я еще позвоню, – сказал Браун. – У меня ведь есть второй клиент.
Он перезвонил через пять минут.
– Звонил Ди Филиппи, – сообщил он. – Миссис Ла Бреска передала ему то, что просил сын. Ну что, нашли наконец кого искали?
– Очень может быть, – сказал Уиллис.
* * *
Мейер и Клинг сидели в «крайслере» на Соборной улице и наблюдали, как Тони Ла Бреска топчется у автобусной остановки. Часы на соборе показывали 12.20. Ла Бреска пришел раньше и явно нервничал. Он ходил взад и вперед по тротуару и поглядывал то на соборные часы, то на свои.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25