– Какой кошмар! – закрыл лицо руками немец. – Что же теперь делать?
– Для начала расскажите нам, как вы связались с преступниками, сколько вы им заплатили?
– По объявлению. Фирма обещала решить проблему тех, кто не имеет детей. Они предложили помощь в усыновлении ребенка – сироты из бывшего СССР.
– Кто именно предложил вам это? Где это происходило?
– В Праге, в Чехословакии. Господин Павел Гржимек, доктор медицины, руководитель этой фирмы, и он лично заполнял мои бланки...
– Что за бланки? – заинтересовался Банда, насторожившись и внимательно глядя на Берхарда.
– Ну, мои данные – мой адрес, мое согласие на усыновление и желаемый нами пол будущего ребенка. Все это он внес в компьютер и сказал ждать вызова.
– В компьютер?
– Да.
– Где его офис?
– У него дома, в особняке. На втором этаже. Там он меня принимал, там стоит его компьютер.
– Очень хорошо, – Банда переглянулся с Бобровским – сведения немец сообщал важные, они полностью совпадали с тем, что рассказывала бывавшая у Гржимека дома Рябкина. – Он брал с вас какие-нибудь деньги?
– О, да! И немалые – я заплатил ему целых двадцать пять тысяч марок.
– И вам не показалось странным, что за такое гуманное дело, как усыновление сироты, надо платить такую большую, даже по вашим понятиям, сумму?
– Я еще заплатил и десять тысяч долларов в Одессе врачу больницы, из которой получил нашего мальчика. Господин Гржимек говорил, что деньги нужны для оформления документов – для того, чтобы подкупить страшных советских бюрократов, которые не желают добра своим маленьким несчастным согражданам.
– Ясно.
– Он, наверное, действительно подкупил, потому что проблем у меня не возникало нигде.
– Понятно.
– И что же теперь мне делать?
– А как вы думаете? – горько усмехнулся Банда. – Представьте себе, что у вас украли ребенка. Представьте, что вы его ждали, мечтали о нем, что ваша жена ходила девять месяцев беременная, может быть, плохо себя чувствовала, а потом, в один «прекрасный» день, вдруг раз! – и нет у вас ребенка. Вам бы понравилась такая ситуация?
– Это ужасно.
– Хуже, чем ужасно, – Банда в сердцах сплюнул под ноги и закурил, нервно щелкнув зажигалкой. – Не знаю, на вашем месте я бы очень серьезно подумал над тем, как можно исправить ситуацию. Ведь впереди вас ожидают огромные неприятности – просто катастрофа.
– Подскажите, господин офицер, что мне надо сделать? Я готов на все...
– Вот это правильно. Слушайте меня внимательно: самое лучшее – быстренько разворачивайтесь и немедленно возвращайтесь в Одессу. Найдите в роддоме Ольгу Сергиенко, мать ребенка, и отдайте ей ее сына.
– Но мои деньги? – возопил несчастный немец, ни на секунду не забывая о вложенной в это сомнительное предприятие огромной сумме.
– Боюсь, с деньгами будет полный швах – вчера была арестована главврач больницы, которой вы заплатили. А мы едем разбираться с господином Гржимеком. Поэтому, кстати, и не сможем проводить вас до Одессы.
– Вы меня отпустите одного?
– Да. Вам ведь некуда деваться. Граница для вас теперь закрыта, – припугнул немца на всякий случай Банда, – а если вы и вырветесь в Германию с мальчиком на руках, вас тут же накроет Интерпол – мы совместно занимаемся расследованием этого преступления. Так что решайте сами, чего вы боитесь больше – потерять деньги или пойти в Сибирь.
– Господи! – немец в тоске закрыл глаза, откинувшись на подголовник сиденья, – Так как, господин Берхард?
Несколько минут Берхард молчал, и в салоне висела напряженная тишина.
– Я еду в Одессу! – наконец решительно произнес, открывая глаза, немец. – Я отдам сына его матери. Как, говорите, ее зовут?
– Запишите – Ольга Сергиенко, – Банда протянул незадачливому «папаше» ручку и листок бумаги.
– Так, я записал. Вот только как уговорить расстаться с мальчиком Хельгу...
– Ну уж уговорите как-нибудь!
– Конечно.
– Господин Берхард, скажу вам откровенно – вас следовало бы задержать и сдать в милицию в ближайшем городе. Но у нас сейчас просто нет на это времени. Поэтому мы вас отпускаем. Более того, если сегодня вечером ребенок вернется к матери, я обещаю вам полную свободу. Вас не привлекут к ответственности, вы будете проходить по делу исключительно в качестве свидетеля, а не соучастника. Вы будете вольны хоть завтра вернуться домой.
– О, спасибо, герр офицер!
– Не за что. Только смотрите, не хитрите. Все зависит теперь от вас.
– Да-да. Простите меня, если можно. Я не знал, что делаю. Желаю вам быстрее арестовать этого негодяя. До свидания, господа офицеры, – он выбрался из «Опеля». – Искренне желаю вам удачи!
Захлопнув дверцу, он зашагал к своей машине.
Еще несколько минут, как заметили Банда и Бобровский, он отчаянно жестикулировал, что-то объясняя жене.
Затем «Мерседес» с баварскими номерами, развернувшись на узкой дороге, спокойно покатил назад, к Хмельницкому, и дальше – на Одессу...
– Банда, ты опять сыграл не по правилам, – заметил Бобровский. – Мы обязаны были его задержать, сдать в органы – он ведь соучастник. У него украденный ребенок! А ты его отпустил на все четыре стороны...
– Сергей, если сегодня вечером Ольга не поцелует своего сына – а я почему-то уверен, что этот немец обязательно вернет ребенка! – ты сможешь отдать меня под суд. Да я и сам явлюсь с повинной. Но я чувствую...
– Ну-ну, – неопределенно хмыкнул Бобровский, когда «Мерседес» Берхарда скрылся из вида. – И что теперь?
– Теперь – в Прагу!
Банда завел двигатель и погнал машину к границе...
II
Ольга Сергиенко только-только отошла после наркоза.
Еще вчера, во время ее первого «просыпания» после дозы обезболивающего наркотика, она узнала, что ее ребенок родился мертвым. Страшная весть обрушилась на нее, как лавина, и, не выдержав этого, Оля потеряла сознание, перепугав врача и медсестру.
Когда ее привели в чувство, она попыталась вскочить, куда-то бежать, что-то делать, но тут же жаркой волной нахлынула боль, и Ольга упала на кровать, не сумев даже сесть.
К вечеру в палату зашел Андрей, ее муж, – весь почерневший и осунувшийся от горя. В порядке исключения ему это разрешили, уж слишком неординарный был случай. Он пытался держаться, подбадривая жену, отвлекая ее от страшных мыслей, но потом не выдержал и сам, и две женщины, лежавшие вместе с Олей в послеоперационной палате, стыдливо отвели глаза, чтобы не смотреть на рыдавших обнявшихся супругов.
Проведя бессонную ночь, на следующий день Ольга даже не чувствовала усталости, осознавая только одно – у нее больше нет ребенка. Он умер.
А вокруг все бурлило. Больница была потрясена невероятными событиями.
Слухи ходили один немыслимее другого.
Говорили, что больницей руководила мафия, и теперь ее арестовали, а кого-то даже убили.
Говорили, что в морге прятали трупы замученных и убитых людей.
Говорили, что детей крали прямо из-под рожениц и проводили над ними какие-то эксперименты.
Говорили, что уже арестована главврач больницы и заведующий родильным отделением.
«Сарафанное радио» больницы иногда попадало в точку, в основном же даже реальные факты обрастали в его изложении неимоверным количеством фантастических домыслов.
Все эти разговоры между тем совершенно не занимали Ольгу. Она даже мысли не могла допустить, что ее ребенка, ее мальчика украли.
Нет, он умер! Неужели бы нашлось такое чудовище, которое не позволило матери даже взглянуть на свою кровиночку?
Единственное, что она заметила краем сознания, это то, как странно смотрят на нее окружающие, как шепчутся о чем-то соседки по палате, то и дело поглядывая в ее сторону, как с затаенным любопытством поглядывают медсестры, санитарки, врачи.
Потом снова пришел Андрей, и они долго сидели молча, взяв друг друга за руки и думая об одном и том же.
– Его надо похоронить, – вдруг сказала Ольга. – Обязательно похоронить.
– Да, конечно, – вздрогнул Андрей, сильнее сжав ее руки. Как он мог сказать ей сейчас, что он уже спрашивал врачей об этом?! Но никто почему-то не знал, где их сын, куда он исчез.
Это было так дико, так страшно, что Андрей просто не решался сказать об этом Ольге.
Было уже часов девять вечера, когда в коридоре вдруг раздался шум. Шум приближался, накатываясь на их палату. Казалось, сюда шла целая толпа людей.
Дверь отворилась, и на пороге в окружении врачей, санитарок и медсестер появился хорошо одетый мужчина средних лет с ребенком на руках:
– Простите, кто здесь Ольга Сергиенко?
Он говорил с ужасным акцентом, и Ольга даже не сразу поняла, что назвали ее имя. Первым очнулся Андрей. Он поднялся навстречу странному посетителю и дрогнувшим вдруг голосом произнес:
– Я ее муж. Вот она.
– Меня зовут Карл. Я нашел вашего ребенка.
Он не умер. Его пытались украсть и продать.
– Что?!
– Вот он. Держите, – на глазах у немца выступили слезы, когда он передавал малыша Андрею. – Вы его отец, да?
– Да... – совершенно растерянно смотрел на сына Андрей, вглядываясь в крошечное сморщенное красное личико младенца.
– Он очень хороший. У вас очень красивый сын, – Карл чуть не расплакался и побыстрее повернулся, собираясь уходить. Вдруг он остановился и снова подошел к Андрею: – Скажите, пожалуйста, ваш адрес, чтобы я мог всегда вас найти. Когда он подрастет, – кивнул он на малыша, – мы приглашаем вас к нам в Баварию. Мы живем в большом доме, и вам всегда найдется место. Вы сможете хорошо отдохнуть, мы покажем вам Германию. Моя жена Хельга – она очень добрый человек...
– Да, конечно, – Андрей назвал свой почтовый адрес, и немец аккуратно записал его латинскими буквами в свой маленький блокнотик. Затем он еще раз посмотрел на мальчика, лежавшего на руках Андрея, и тихо произнес: – Мы очень к нему привязались. Он нам стал, как сын. Не обижайтесь на нас. Мы искренне желаем вам счастья. Простите нас, Ольга!
Он поклонился матери и вышел, едва сдерживая слезы.
Под удивленный и восхищенный гул набившихся в палату людей Андрей Сергиенко подошел к Ольге и опустился с ребенком на руках на колени перед ее кроватью.
– Это наш сын, Ольга!
– Да, я знаю.
– Это наш...
– Я видела его во сне.
– Да.
– Посмотри, как он похож на тебя.
– Конечно. Но носик твой. И ямочки на щеках! Какого цвета у него глаза?
– Я еще не знаю. Он спит.
– Наверное, голубые. Как у тебя.
– А может, и карие, как у тебя, у папы.
– Оля, ты веришь в чудо?
– Смотри, а разве это не чудо?
– Оленька, наш сын жив! Он с нами!
– Да, Андрюшенька!
В этот момент мальчик открыл наконец глазки.
Они оказались голубыми-голубыми, светлыми, почти прозрачными. Такими же, как у его мамы.
Он смешно наморщил носик, сложил губки трубочкой, почмокивая, и вдруг заплакал, сморщился, сразу став похожим на старичка.
И тогда, прижавшись к сыну, расплакалась и Ольга, а перед ними на коленях стоял Андрей, ласково и успокаивающе поглаживая жену по голове...
Через десять минут Ольга приложила своего мальчика к груди, и, как исключение (впрочем, и этот день в больнице было слишком много исключений из обычного режима!), врачи разрешили Андрею присутствовать во время первого кормления ребенка.
Слава Богу, каким-то чудом (еще одним чудом!), несмотря на все пережитые ею потрясения, молоко у Ольги не пропало, и Александр, как сразу, не сговариваясь, назвали его родители, стал жадно сосать, причмокивая маленькими губками и снова умиротворенно закрыв свои голубые глазки...
А к границе несся «Мерседес» с баварскими номерами цвета «серый металлик».
Он несся, не разбирая дороги, не обращая внимания на ямы и колдобины, на бешеной скорости.
На заднем сиденье, свернувшись калачиком в бессильной тоске, тихо плакала Хельга...
III
Прага встретила их солнцем, в лучах которого ярко сверкали шпили многочисленных и многообразных башенок старинных зданий.
Было очень тепло, и не верилось, что стояла осень.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38