– Ну вот и отлично. Выйдите все, нам с Бондаренко надо немного поговорить. Когда вы мне понадобитесь, я вас позову. И вы, Василий Петрович, тоже, пожалуй, идите, – она указала взглядом на дверь к патологоанатому.
Теперь в комнате остались только они, Банда и Рябкина, и оба с нескрываемым любопытством рассматривали друг друга, будто заново изучая, заново просчитывая возможности и способности противника. И Рябкина заволновалась – это был совсем другой Банда, совсем не тот алкаш, которого она брала на работу.
Как же раньше она не заметила пристальный и внимательный взгляд его серых глаз?! А приятные и волевые черты лица? А широкую накачанную грудь?
Неужели он такой артист, что смог спрятаться под маской даже от нее, от внимания которой не ускользала ни одна мелочь?! Это было крайне неприятно, но Нелли Кимовна постаралась справиться с волнением, усилием воли подавив нарастающую тревогу.
Она заговорила первой.
– Итак, кто же ты такой?
– Это вам ни к чему.
– Ну как ни к чему?! Должна же я знать, что за человек устроил дебош в моей больнице... Кстати, не понимаю, что же вы так усердно искали, а?
– Я хочу знать, где ребенок Сергиенко.
– Ночью мы извлекли мертвый плод. Сама бы она его не родила, возникла угроза заражения организма, поэтому на консилиуме решено было провести кесарево.
– На каком консилиуме, Нелли Кимовна? – с сарказмом переспросил Банда, с презрением взглянув на главврача. – Вы да Кварцев – весь ваш консилиум!
– Да, главврач больницы и заместитель. Вы сомневаетесь в нашей компетентности? Или вы нашли в нашем решении что-либо криминальное?
– Я поверю, что ничего криминального нет, только тогда, когда увижу ребенка Сергиенко. Покажите мне этот мертвый плод. Он где-то здесь?
– Слушайте, а кто вы такой, чтобы требовать у меня отчета? Или Сергиенко – ваша...
– Перестаньте, Нелли Кимовна.
– Хорошо, – она чуть заметно улыбнулась. – Не буду. Но вы можете мне объяснить, зачем вам понадобилось выдавать себя за алкоголика?
– Я ни за кого себя не выдавал.
– Ну, полноте, Александр! – она в наигранном возмущении всплеснула руками. – Вы так старались, что я действительно поверила, что, кроме бутылки какой-нибудь бормотухи, вас в этой жизни ничего не интересует... Все ваши душещипательные истории о своей несчастной личной жизни – тоже плод фантазии или в них есть какие-нибудь биографические сведения?
– Какая вам разница? Где ребенок?
– Послушайте, Бондаренко, давайте начистоту. Пока вы тут валялись без сознания, я успела позвонить в Киев, в министерство. И знаете, что мне там сказали? В Сарнах в жизни никогда не было медучилища!
– Естественно.
– Но ваши документы – в полном порядке.
– Естественно.
– Так где же их изготовили? Вы работаете на КГБ, на милицию? Или вы из какой-нибудь бандитской группировки? Впрочем, вы кажетесь мне теперь слишком интеллигентным человеком, чтобы связываться со всякой мразью...
– Не знаю уж, насколько я интеллигентный, но с бандитами, как вы абсолютно правильно заметили, мне связываться незачем.
– Так из каких же вы органов?
– Где ребенок, Нелли Кимовна? – Банда смотрел ей в глаза с таким несокрушимым спокойствием и невозмутимостью, что Рябкина почувствовала себя совсем неуютно – словно на допросе у прокурора!
Это и обидело и разозлило ее. Гневно нахмурив брови, Рябкина властно и грубо оборвала его:
– Слушай, ты! Ты не понимаешь, в какую историю влип. Ты ведь уже труп, понимаешь? Ты будешь лежать среди всех этих несчастных и с первой же партией исчезнешь в могиле без номера. Как тебе эта перспектива?
– Нелли Кимовна, – Банда снова облизал внезапно пересохшие губы, но постарался не выдать, насколько ему «понравилась» эта перспектива, – можно ли мне... отлучиться на пару минут? Ну, вы понимаете?
– Да? – она презрительно усмехнулась. – Можно, конечно. Остап! Карим!.. Отведите его в уборную, а потом приводите снова, мы еще не закончили нашу приятную беседу. Сосредоточься, Бондаренко, подумай. Мне важно знать, откуда ты, что ты знаешь, сколько человек задействовано в операции, кто из моих сотрудников или из больных связан с тобой. Понимаешь? Если ты мне все честно расскажешь, тогда мы с тобой вместе решим, что делать с тобой дальше, как вывести тебя из игры с наименьшими для тебя потерями. Заодно я с признательностью выслушаю советы, как уберечься от таких, как ты, в дальнейшем.
– Нелли Кимовна, мы обязательно побеседуем. Только можно я пока схожу? – Банда затряс коленкой, будто от огромного нетерпения, чем еще больше развеселил Рябкину.
– Иди. И возвращайся побыстрее.
Остап и Карим развязали ему руки, и Банда потер их друг о друга, разминая затекшие кисти. Громилы взяли его за локти железной хваткой и повели по коридору, в тот дальний неосвещенный конец, где белела дверь со стандартными двумя нолями на табличке. Именно об этом и мечтал Банда.
Василий Петрович тем временем вновь надел халат и удалился к своему недорезанному покойнику, и Банда оказался наедине с этими двумя придурками – идеальная ситуация.
Они уже подходили к туалету, когда Банда обернулся к тому, что шел справа от него, к Остапу, и спросил:
– Вы со мной и туда зайдете?
– Потрынди еще – так огребешь, – выругался Остап, оскалившись. – Ты, падла, и сам поссышь, никуда не денешься – окна там нету, не сбежишь.
– И на том спасибо, – вяло, как можно равнодушнее проворчал Банда.
– Но двери будут открыты, козел, ясно? – дернул его за руку Карим.
Банда сделал вид, что потерял равновесие от этого толчка и навалился всем телом на Карима.
Тот инстинктивно попытался оттолкнуть от себя Сашку, в то время как Остап потянул его за локоть к себе. Это был тот самый миг, которого ждал Банда, – малейшее замешательство помогает повернуть ситуацию в любую сторону. И, не мешкая ни секунды, Банда вырвал руку у ослабившего хватку Карима и изо всех сил хрястнул его ребром ладони в шею.
Коронный прием! Удар в адамово яблоко был настолько точен и силен, что, не успев толком и хрипнуть. Карим, как подкошенный, упал на пол, только и дернувшись инстинктивно двумя руками к горлу. В том, что «отключка» ему обеспечена, можно было не сомневаться. Возможно даже, что после этого удара обидчик Банды был так же мертв, как обитатели холодильников по обе стороны коридора.
Но раздумывать об этом у Банды не было времени – буквально ни одной секунды.
Он тут же резко ударил пяткой в колено Остапа и, когда тот, согнувшись от боли, невольно выпустил руку Банды, изо всех сил двумя сжатыми кулаками обрушил удар на шею несчастного, не забыв подставить колено под лицо парня. Остап дернулся всем телом и упал на колени, а Банда сильным ударом ноги в область почек окончательно свалил его с ног.
Парень, теряя сознание, невольно привалился к стене, силясь подняться и размазывая одной рукой кровь по разбитому лицу, но Банда бил на поражение, не оставляя сопернику никаких шансов, – уж слишком велик был его собственный шанс стать одним из клиентов этого «веселенького» заведения.
Вскинув ногу, коротким мощным ударом он впечатал голову Остапа в стенку, не совсем уверенный, что череп парня выдержит такую нагрузку.
А удар у Банды действительно получался пушечный.
Еще в училище он нечаянно попал однажды в пренеприятнейшую историю – случилось так, что он убил своего товарища по взводу на одной из тренировок по рукопашному бою. Они дрались тогда в нагрудниках, довольно жестко, но не применяя никаких особо сильных ударов и приемов. В какой-то момент парень зазевался, и Банда здорово звезданул ему ногой куда-то в область затылочной части. Несчастный полетел кубарем, затем попытался встать, как-то странно потряхивая головой. Преподаватель, руководивший занятиями, прекратил бой, квалифицировав удар Банды как настоящий нокаут. Парень отправился отдыхать, тренировка продолжалась, и через несколько минут все уже забыли об этом маленьком происшествии. Но спустя три часа, прямо в столовой, тот парень, которого ударил Банда, вдруг упал с лавки и, не приходя в сознание, умер буквально через несколько минут.
Врачи, проводившие вскрытие, квалифицировали причину смерти курсанта-десантника следующим образом: «внешних повреждений тканей не обнаружено; при вскрытии черепа установлено, что смерть наступила в результате мозговой травмы от сильного удара в голову». С такой травмой человек может прожить не более нескольких часов.
После такого заключения все, конечно же, вспомнили тот удар Банды.
Впрочем, даже квалифицировать это происшествие по статье «Убийство по неосторожности» не было никакого повода, и руководство училища, посовещавшись, замяло дело.
После того случая инструктор по рукопашному бою приказал Банде отрабатывать удары ногами на грушах, в спаринге работая только вполсилы.
Сейчас же Банде не было никакого смысла ограничивать мощь своих ударов.
Он оглянулся назад.
Метрах в двадцати позади него горели полосы света, падавшего из приоткрытой двери прозекторской.
Банда поспешил назад, и когда до дверей оставалось еще метров пять, полоски света пересекла тень Василия Петровича. Может, ему почудились какие-нибудь странные звуки или он просто решил проверить, что там парни делают с Бандой, но, на свою беду, он направился в коридор.
Ни мгновения не оставалось у Сашки для принятия решения. Рисковать было нельзя – у этих ребят, судя по всему, должно было быть и огнестрельное оружие, поэтому любая неточность могла бы закончиться для Банды весьма плачевно.
И он ее не допустил. В этот день у него вообще все получалось, как в кино, – будто все это было задумано режиссером, а потом точно сыграно актерами. Любое движение во время боя у Банды возникало и завершалось автоматически, как это бывает только у хорошо тренированного бойца.
Заметив тень. Банда в два прыжка достиг двери и, когда Василий Петрович ступил на порог, высоко подпрыгнул, с невероятной силой ударив прямой ногой в открывавшуюся дверь.
Удар был кошмарным.
Дверь из ДСП треснула, не выдержав удара и сбив с ног патологоанатома.
Банда, приземлившись, рванув дверь на себя, распахнул ее. На полу лежал ничего не соображающий, явно не ожидавший удара Василий Петрович. Растерянно глядя на Банду, он даже не пытался встать, не пытался позвать кого-нибудь на помощь. На какое-то мгновение Банде даже стало жаль этого врача. Возможно, он и сам не понимал, в какую историю вляпался, сотрудничая с этой самой Нелли Кимовной.
Но тут Банда заметил скальпель в руках доктора.
Ослепленный ненавистью, парень ворвался в комнату, высоко подпрыгнул и приземлился обеими ногами на грудную клетку прозектора.
Мягко хрустнули ломающиеся ребра, и Василий Петрович как-то сразу обмяк, потеряв связь с этим миром, – сломанные ребра пронзили легкие и сердце. Смерть его была мгновенной и, можно сказать, безболезненной.
Банда вошел в комнату, где ожидала его возвращения Нелли Кимовна.
Она подняла на него глаза, и Банда понял, как выглядит лицо человека, смотрящего в глаза смерти, – вместо симпатичной мордашки Рябкиной он увидел белую безжизненную маску с жутким животным ужасом в остекленевших глазах, с оскаленными зубами и узкими бескровными губами. Банда даже испугался, что Рябкина в любую секунду может умереть просто от разрыва сердца. Это совершенно не входило в его планы, и парень постарался как можно быстрее ее успокоить.
– Ну-ну, Нелли Кимовна, чего вы? Я же не труп. Живой – вот, потрогайте, – он протянул руку, но она в панике отшатнулась.
– Нет, нет, не трогайте меня! Не убивайте! Что вы хотите?!
– Я хочу, чтобы вы успокоились. Выпейте воды, – теперь уже он протянул ей стакан, из которого сам пил всего несколько минут назад, сидя напротив нее со связанными руками. – Выпейте, это вам поможет.
Стуча зубами о край стакана, Рябкина сделала несколько судорожных глотков и перевела дух.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38