Через несколько секунд он сумел-таки изобразить на своем лице деловито-скорбное выражение.
— Да-да, — сказал он. — Ведь вы как раз ко мне приходили в тот день, когда этот парнишка сидел в коридоре, караулил меня… Да, — последовал тяжелый вздох. — Кто же мог подумать… Вы могли, Константин?
— Нет, — ответил я. — Как раз поэтому я и пришел. Мать Юрия Леонова попросила меня выяснить все об обстоятельствах смерти ее сына.
— Выяснить? — Панченко удивленно развел руками. — А что тут выяснять?
Самоубийство на почве нервного расстройства. Есть заключение медэксперта…
— Насчет нервного расстройства?
— Нет… Насчет самоубийства. То есть никаких телесных повреждений, не связанных с самоубийством, на теле Леонова не было. И матери об этом сообщили, так что пусть она не мутит воду и не загружает вас бессмысленной работой, Константин. — Подведя меня к такому выводу, Панченко вновь улыбнулся, правда, не так широко, как прежде. — Это дело закрыто. Тут нечего выяснять.
— Дело закрыто, — повторил я. — Вероятно, у вас высокий процент раскрываемости преступлений?
— Второе место в городе, — гордо сообщил Панченко. — Но вы же понимаете, Константин Сергеевич, что в случае с Леоновым-младшим даже и расследовать-то было нечего. Трагический случай, бывает и такое. Передайте матери покойного мои соболезнования…
Фраза Орловой о том, что соболезнования — это лишь пустые слова, пришлась бы сейчас как нельзя кстати. Однако я промолчал.
— Надо же, какая трагедия, — сокрушался Панченко. — Сначала муж, потом сын. Бедная женщина! Немудрено, что в голову лезут всякие мысли… Объясните ей, Константин, ладно?
— Постараюсь, — сказал я и сделал вид, что полученные объяснения меня полностью устроили. Я откинулся на спинку стула и весело спросил:
— Кстати, где ваш белобрысый помощник? Мне не хватает его искрометного юмора…
— Вы про Серегу? — засмеялся Панченко — Да, парень еще тот. Ему тоже в голову разные мысли лезут. Как он вас тогда хотел на чистую воду вывести, а?
Неглупый парень этот Серега, но молодой, слишком рьяный, отсюда и все проблемы…
— Передавайте ему привет, — сказал я. — А то как ни приду к вам, его все нет и нет. Гоняете молодежь, да?
— Не без этого, — признался Панченко, чуть потупив взгляд, словно я изобличил его в чем-то постыдном. Он играл в добродушного простого дядю, и его игра была близка к совершенству. Старый трюк — они с белобрысым Серегой составляли пару «хороший милиционер — злой милиционер», чтобы при допросе запуганный «злым» спешил открыться «хорошему». Но это было всего лишь игрой, подобием театра. И как в театре, роль и истинная суть человека не совпадали.
Сомневаюсь, что в нерабочее время Панченко столь же часто улыбался.
Вероятно, мышцам лица давался отдых.
Но беда состояла не в том, что Панченко изображал из себя вечно улыбающегося добряка. Беда была в том, что он поторопился сдать оба дела в архив. И я видел, что никаких сомнений в правильности этого решения он не испытывает. У него имелся стимул — первое место по раскрываемости дел. Я не стал портить ему настроение и говорить еще какие-то слова о гибели отца и сына Леоновых.
Я оставил его сидеть за рабочим столом с улыбкой на губах. Он, вероятно, посчитал, что я внял его доводам.
А может быть, даже записал в какую-нибудь специальную тетрадь пару строчек о проведенной с сотрудником частного детективного агентства беседе по проблемам «координации совместных правоохранительных действий». Все было просто и ясно в кабинете капитана Панченко. Только за пределами кабинета эта ясность почему-то исчезла.
Я бросил взгляд на пустую скамью у стены. Парень был прав: здесь нечего ловить. Точнее, нечего ловить под дверями кабинета Панченко. Но в помещении двенадцатого отделения милиции были и другие места. Там я еще не был.
— Можно вас на минутку? — спросил я, глядя на Серегу сквозь заполнивший курилку табачный дым. — По делу.
— Ну… — удивленно произнес Серега, затянулся напоследок и бросил окурок в урну — Ну, попробуйте.
— Выйдем на улицу, — предложил я.
— Зачем? А тут что, нельзя поговорить? — продолжал он удивляться.
— У меня астма, аллергия на никотин и клаустрофобия, — пояснил я. — Пошли скорее, пока приступ не начался.
— И как это вы работаете с такими болезнями? — Он и вправду был очень молодым, этот Серега. На улицу вслед за мной он все-таки вышел. — А что это вы в отделении делаете?
— Пришел с повинной. Решил признаться во всех своих восемнадцати убийствах.
— Да ну? — недоверчиво спросил Серега. — Врете, поди. Мозги компостируете. Нехорошо. А я за вами потащился…
— Думаешь, я не могу убить кого-нибудь? Скажем, тещу?
— Тещу — это не убийство, — заявил Серега с видом специалиста. — Это самозащита. Сам живу с женой и тещей в однокомнатной квартире.
— Не дают молодым сотрудникам отдельную жилплощадь? — сочувственно спросил я.
— Не дают, — подтвердил Серега.
— Надо продвигаться по службе, — посоветовал я. — Добиваться успехов в борьбе с преступностью.
— Открыл Америку! — фыркнул Серега. — Так что тебя… то есть, вас…
Что вас сюда привело?
— Ты в курсе самоубийства Юрия Леонова?
— Допустим, — осторожно ответил Серега, — только вам-то что? Или вы и с ним перед этим пили всю ночь?
— Угадал. Не так много, как с его отцом, но в кафе мы вместе посидели.
— Ничего себе, — уставился на меня Серега. — Вы это специально делаете?
Выпьете с кем-нибудь, а к утру этот кто-то дает дуба…
— Пойдем, выпьем, — предложил я, — проверим твою теорию.
— Спасибо, на работе не пью, — заявил Серега. — А если серьезно? Что вам нужно?
— У меня сегодня был разговор с матерью Юры Леонова, — сообщил я. — Она не верит, что ее сын покончил самоубийством. Она хочет все проверить.
— Ну и что? Пусть идет к Панченко, он ей покажет бумажки.
— Она была у него. И я у него только что был.
— И что? Он вам показал акт медэкспертизы?
— Серега, — сказал я и посмотрел милиционеру в глаза. — Ты сам знаешь, что из себя представляет Панченко.
— Что вы имеете в виду? — возмутился Серега. " — Что еще за намеки?
— У капитана Панченко есть отдельная квартира, — сказал я. — У него есть капитанские погоны. У него есть ты и другие ребята, чтобы делать черную работу. У него уже есть все, чего он может достичь. Если у него будет хорошая отчетность, он еще и майорские погоны получит. Вот что представляет из себя Панченко. Может быть, он классный мужик, с которым здорово пить водку и ездить на рыбалку. Не знаю, не пил и не ездил. Но капитану Панченко не нужны лишние хлопоты. Самоубийство так самоубийство, сдать в архив и забыть. Так проще, так спокойнее, так удобнее для отчетности.
— Ну и что? — спросил Серега, глядя куда-то в сторону. — Это его право.
Вам-то что?
— Я говорил с этим мальчиком. Он вовсе не собирался вешаться. Он не был психически больным. Здесь что-то более сложное, чем то, что записано в официальном заключении о причинах смерти Юрия Леонова.
— Его мать заплатила вам, чтобы вы доказали факт убийства? — догадался Серега.
— Она попросила меня узнать правду, — ответил я. — Да не крути ты головой, Панченко не увидит, что мы с тобой разговариваем. Он сейчас сидит в своем кабинете, а там окна выходят на другую сторону.
— Мне-то что, увидит, не увидит, — буркнул Серега. — Ну ладно. Это ваше право — думать, что парень не повесился, а кто-то ему помог повеситься. А я-то здесь при чем?
— Тебе нужно делать карьеру, — напомнил я. — Нужно продвигаться по службе. Вот тебе шанс. Если ты знаешь что-то, не стыкующееся с официальной версией, то — То Панченко мне ноги оторвет, — негромко сказал Серега — Тут таким продвижением по службе запахнет!
— Так что, есть какие-то нестыковки? — быстро спросил я.
— Вы что, не слышите, о чем я говорю? Панченко меня со свету сживет…
— Тебе что важнее — Панченко или правда?
— Ха! — Серега покачал головой. — Детские вопросы… Ясное дело, Панченко. Из правды квартиры не построишь.
— Быстро ты освоил основы милицейской службы.
— Не надо! Не надо меня лечить, — поморщился Серега. — Правда — это тоже хорошо, особенно когда она не мешает в жизни.
— Хреновая это будет жизнь… — бросил я, но потом успокоился, собрался с мыслями и заявил более спокойным, рассудительным голосом:
— Слушай, Серега. Если ты поможешь с этим делом, если дашь какую-то информацию…
— Нет никакой информации, — тусклым голосом сказал Серега.
Безжизненность интонаций и наморщенный лоб делали его похожим на старика, уставшего от жизни и не верящего в возможность перемен к лучшему.
— Если ты это сделаешь, то я тебе гарантирую, что Панченко не сможет тебя сожрать. Тебе ничего не будет.
— Врать — нехорошо, — сказал Серега. — Вас не учили в школе? У нас президент — гарант Конституции, и то в стране бардак. А уж если вы беретесь гарантировать… Нет, спасибо.
— Мать Юры Леонова — директор крупной фирмы.
— Ну и что?
— У нее есть деньги, связи…
— Рад за нее. У меня нет ни денег, ни связей.
— Если Панченко будет на тебя наезжать, она сможет тебя прикрыть.
— Каким макаром она меня прикроет? — недоверчиво спросил Серега.
— У нее есть связи, она сможет надавить на начальство ГУВД…
— Лучше продумайте свое вранье, — презрительно бросил Серега. — Если бы она и вправду могла там на кого-то надавить, вам не надо было бы меня обхаживать. Из ГУВД позвонили бы начальнику отделения, и все дела. Хватит мне тут лапшу вешать…
— У нее есть собственная охранная служба. Сам понимаешь, деньги там платят приличные. Перспективы тоже солидные. Я думаю, она сможет дать тебе хорошую должность, если тебя начнут выдавливать отсюда.
— Это вы сейчас придумали? — спросил Серега.
— Да, — признался я. — Но это недалеко от истины. Я просто еще не говорил с ней о такой возможности…
— Ну так поговорите. Сначала поговорите. А потом уже будем вспоминать нестыковки в этом деле.
— Утром деньги, вечером стулья, — перевел я. — Так?
— Вроде того, — Серега оглянулся на здание двенадцатого отделения. — Слушайте, давайте сворачивать эти переговоры, не дай Бог засекут… Вопросов потом не оберешься — про что говорили, зачем… — Он напряженно ссутулился, развернулся от меня и, по всей видимости, приготовился бежать как черт от ладана. — Все, договорились?
— В общем и целом, — сказал я. — Одно маленькое уточнение: а тебе есть о чем рассказать? В деле действительно были нестыковки? Или это просто треп?
— Треп — это у вас, насчет гарантий и прочего, — обиженно заметил Серега.
— Есть там нестыковки или нет?
— Если бы их не было, — тихо, но отчетливо произнес Серега, — я бы с вами вообще не разговаривал.
6
Чем дольше тянулось служебное разбирательство вокруг событий на складе, тем хуже выглядел Гарик. В какой-то момент он начал мне напоминать персонажа Стивена Кинга, который после цыганского проклятия каждый день терял вес, пока не превратился в ходячий скелет.
Гарик двигался в том же направлении, причем безо всяких цыган.
Мне надоело наблюдать за этим, и я едва ли не насильно вытащил Гарика на прогулку. Вид умирающей осенней природы произвел на него еще более тягостное впечатление. Он насупился, разглядывая подмерзшие за ночь лужицы, и пробормотал что-то насчет своего желания набить морду тому идиоту, который придумал зиму. Гарика всегда обуревают нескромные желания.
После этого он разом потерял интерес к общению и лишь однажды заметил мне, что я, должно быть, совсем свихнулся, раз вылез из гостиницы и шатаюсь по центру Города средь белого дня. Я стал объяснять причины своего бесстрашия, но Гарик лишь махнул рукой и ушел вперед быстрыми шагами.
— Может, выпьем? — предложил я, когда догнал Гарика.
— Твоя первая здравая мысль за сегодняшний день, — ответил тот. — Да и за вчерашний тоже.
Две кружки пива Гарик выпил залпом, как дети пьют молоко.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68
— Да-да, — сказал он. — Ведь вы как раз ко мне приходили в тот день, когда этот парнишка сидел в коридоре, караулил меня… Да, — последовал тяжелый вздох. — Кто же мог подумать… Вы могли, Константин?
— Нет, — ответил я. — Как раз поэтому я и пришел. Мать Юрия Леонова попросила меня выяснить все об обстоятельствах смерти ее сына.
— Выяснить? — Панченко удивленно развел руками. — А что тут выяснять?
Самоубийство на почве нервного расстройства. Есть заключение медэксперта…
— Насчет нервного расстройства?
— Нет… Насчет самоубийства. То есть никаких телесных повреждений, не связанных с самоубийством, на теле Леонова не было. И матери об этом сообщили, так что пусть она не мутит воду и не загружает вас бессмысленной работой, Константин. — Подведя меня к такому выводу, Панченко вновь улыбнулся, правда, не так широко, как прежде. — Это дело закрыто. Тут нечего выяснять.
— Дело закрыто, — повторил я. — Вероятно, у вас высокий процент раскрываемости преступлений?
— Второе место в городе, — гордо сообщил Панченко. — Но вы же понимаете, Константин Сергеевич, что в случае с Леоновым-младшим даже и расследовать-то было нечего. Трагический случай, бывает и такое. Передайте матери покойного мои соболезнования…
Фраза Орловой о том, что соболезнования — это лишь пустые слова, пришлась бы сейчас как нельзя кстати. Однако я промолчал.
— Надо же, какая трагедия, — сокрушался Панченко. — Сначала муж, потом сын. Бедная женщина! Немудрено, что в голову лезут всякие мысли… Объясните ей, Константин, ладно?
— Постараюсь, — сказал я и сделал вид, что полученные объяснения меня полностью устроили. Я откинулся на спинку стула и весело спросил:
— Кстати, где ваш белобрысый помощник? Мне не хватает его искрометного юмора…
— Вы про Серегу? — засмеялся Панченко — Да, парень еще тот. Ему тоже в голову разные мысли лезут. Как он вас тогда хотел на чистую воду вывести, а?
Неглупый парень этот Серега, но молодой, слишком рьяный, отсюда и все проблемы…
— Передавайте ему привет, — сказал я. — А то как ни приду к вам, его все нет и нет. Гоняете молодежь, да?
— Не без этого, — признался Панченко, чуть потупив взгляд, словно я изобличил его в чем-то постыдном. Он играл в добродушного простого дядю, и его игра была близка к совершенству. Старый трюк — они с белобрысым Серегой составляли пару «хороший милиционер — злой милиционер», чтобы при допросе запуганный «злым» спешил открыться «хорошему». Но это было всего лишь игрой, подобием театра. И как в театре, роль и истинная суть человека не совпадали.
Сомневаюсь, что в нерабочее время Панченко столь же часто улыбался.
Вероятно, мышцам лица давался отдых.
Но беда состояла не в том, что Панченко изображал из себя вечно улыбающегося добряка. Беда была в том, что он поторопился сдать оба дела в архив. И я видел, что никаких сомнений в правильности этого решения он не испытывает. У него имелся стимул — первое место по раскрываемости дел. Я не стал портить ему настроение и говорить еще какие-то слова о гибели отца и сына Леоновых.
Я оставил его сидеть за рабочим столом с улыбкой на губах. Он, вероятно, посчитал, что я внял его доводам.
А может быть, даже записал в какую-нибудь специальную тетрадь пару строчек о проведенной с сотрудником частного детективного агентства беседе по проблемам «координации совместных правоохранительных действий». Все было просто и ясно в кабинете капитана Панченко. Только за пределами кабинета эта ясность почему-то исчезла.
Я бросил взгляд на пустую скамью у стены. Парень был прав: здесь нечего ловить. Точнее, нечего ловить под дверями кабинета Панченко. Но в помещении двенадцатого отделения милиции были и другие места. Там я еще не был.
— Можно вас на минутку? — спросил я, глядя на Серегу сквозь заполнивший курилку табачный дым. — По делу.
— Ну… — удивленно произнес Серега, затянулся напоследок и бросил окурок в урну — Ну, попробуйте.
— Выйдем на улицу, — предложил я.
— Зачем? А тут что, нельзя поговорить? — продолжал он удивляться.
— У меня астма, аллергия на никотин и клаустрофобия, — пояснил я. — Пошли скорее, пока приступ не начался.
— И как это вы работаете с такими болезнями? — Он и вправду был очень молодым, этот Серега. На улицу вслед за мной он все-таки вышел. — А что это вы в отделении делаете?
— Пришел с повинной. Решил признаться во всех своих восемнадцати убийствах.
— Да ну? — недоверчиво спросил Серега. — Врете, поди. Мозги компостируете. Нехорошо. А я за вами потащился…
— Думаешь, я не могу убить кого-нибудь? Скажем, тещу?
— Тещу — это не убийство, — заявил Серега с видом специалиста. — Это самозащита. Сам живу с женой и тещей в однокомнатной квартире.
— Не дают молодым сотрудникам отдельную жилплощадь? — сочувственно спросил я.
— Не дают, — подтвердил Серега.
— Надо продвигаться по службе, — посоветовал я. — Добиваться успехов в борьбе с преступностью.
— Открыл Америку! — фыркнул Серега. — Так что тебя… то есть, вас…
Что вас сюда привело?
— Ты в курсе самоубийства Юрия Леонова?
— Допустим, — осторожно ответил Серега, — только вам-то что? Или вы и с ним перед этим пили всю ночь?
— Угадал. Не так много, как с его отцом, но в кафе мы вместе посидели.
— Ничего себе, — уставился на меня Серега. — Вы это специально делаете?
Выпьете с кем-нибудь, а к утру этот кто-то дает дуба…
— Пойдем, выпьем, — предложил я, — проверим твою теорию.
— Спасибо, на работе не пью, — заявил Серега. — А если серьезно? Что вам нужно?
— У меня сегодня был разговор с матерью Юры Леонова, — сообщил я. — Она не верит, что ее сын покончил самоубийством. Она хочет все проверить.
— Ну и что? Пусть идет к Панченко, он ей покажет бумажки.
— Она была у него. И я у него только что был.
— И что? Он вам показал акт медэкспертизы?
— Серега, — сказал я и посмотрел милиционеру в глаза. — Ты сам знаешь, что из себя представляет Панченко.
— Что вы имеете в виду? — возмутился Серега. " — Что еще за намеки?
— У капитана Панченко есть отдельная квартира, — сказал я. — У него есть капитанские погоны. У него есть ты и другие ребята, чтобы делать черную работу. У него уже есть все, чего он может достичь. Если у него будет хорошая отчетность, он еще и майорские погоны получит. Вот что представляет из себя Панченко. Может быть, он классный мужик, с которым здорово пить водку и ездить на рыбалку. Не знаю, не пил и не ездил. Но капитану Панченко не нужны лишние хлопоты. Самоубийство так самоубийство, сдать в архив и забыть. Так проще, так спокойнее, так удобнее для отчетности.
— Ну и что? — спросил Серега, глядя куда-то в сторону. — Это его право.
Вам-то что?
— Я говорил с этим мальчиком. Он вовсе не собирался вешаться. Он не был психически больным. Здесь что-то более сложное, чем то, что записано в официальном заключении о причинах смерти Юрия Леонова.
— Его мать заплатила вам, чтобы вы доказали факт убийства? — догадался Серега.
— Она попросила меня узнать правду, — ответил я. — Да не крути ты головой, Панченко не увидит, что мы с тобой разговариваем. Он сейчас сидит в своем кабинете, а там окна выходят на другую сторону.
— Мне-то что, увидит, не увидит, — буркнул Серега. — Ну ладно. Это ваше право — думать, что парень не повесился, а кто-то ему помог повеситься. А я-то здесь при чем?
— Тебе нужно делать карьеру, — напомнил я. — Нужно продвигаться по службе. Вот тебе шанс. Если ты знаешь что-то, не стыкующееся с официальной версией, то — То Панченко мне ноги оторвет, — негромко сказал Серега — Тут таким продвижением по службе запахнет!
— Так что, есть какие-то нестыковки? — быстро спросил я.
— Вы что, не слышите, о чем я говорю? Панченко меня со свету сживет…
— Тебе что важнее — Панченко или правда?
— Ха! — Серега покачал головой. — Детские вопросы… Ясное дело, Панченко. Из правды квартиры не построишь.
— Быстро ты освоил основы милицейской службы.
— Не надо! Не надо меня лечить, — поморщился Серега. — Правда — это тоже хорошо, особенно когда она не мешает в жизни.
— Хреновая это будет жизнь… — бросил я, но потом успокоился, собрался с мыслями и заявил более спокойным, рассудительным голосом:
— Слушай, Серега. Если ты поможешь с этим делом, если дашь какую-то информацию…
— Нет никакой информации, — тусклым голосом сказал Серега.
Безжизненность интонаций и наморщенный лоб делали его похожим на старика, уставшего от жизни и не верящего в возможность перемен к лучшему.
— Если ты это сделаешь, то я тебе гарантирую, что Панченко не сможет тебя сожрать. Тебе ничего не будет.
— Врать — нехорошо, — сказал Серега. — Вас не учили в школе? У нас президент — гарант Конституции, и то в стране бардак. А уж если вы беретесь гарантировать… Нет, спасибо.
— Мать Юры Леонова — директор крупной фирмы.
— Ну и что?
— У нее есть деньги, связи…
— Рад за нее. У меня нет ни денег, ни связей.
— Если Панченко будет на тебя наезжать, она сможет тебя прикрыть.
— Каким макаром она меня прикроет? — недоверчиво спросил Серега.
— У нее есть связи, она сможет надавить на начальство ГУВД…
— Лучше продумайте свое вранье, — презрительно бросил Серега. — Если бы она и вправду могла там на кого-то надавить, вам не надо было бы меня обхаживать. Из ГУВД позвонили бы начальнику отделения, и все дела. Хватит мне тут лапшу вешать…
— У нее есть собственная охранная служба. Сам понимаешь, деньги там платят приличные. Перспективы тоже солидные. Я думаю, она сможет дать тебе хорошую должность, если тебя начнут выдавливать отсюда.
— Это вы сейчас придумали? — спросил Серега.
— Да, — признался я. — Но это недалеко от истины. Я просто еще не говорил с ней о такой возможности…
— Ну так поговорите. Сначала поговорите. А потом уже будем вспоминать нестыковки в этом деле.
— Утром деньги, вечером стулья, — перевел я. — Так?
— Вроде того, — Серега оглянулся на здание двенадцатого отделения. — Слушайте, давайте сворачивать эти переговоры, не дай Бог засекут… Вопросов потом не оберешься — про что говорили, зачем… — Он напряженно ссутулился, развернулся от меня и, по всей видимости, приготовился бежать как черт от ладана. — Все, договорились?
— В общем и целом, — сказал я. — Одно маленькое уточнение: а тебе есть о чем рассказать? В деле действительно были нестыковки? Или это просто треп?
— Треп — это у вас, насчет гарантий и прочего, — обиженно заметил Серега.
— Есть там нестыковки или нет?
— Если бы их не было, — тихо, но отчетливо произнес Серега, — я бы с вами вообще не разговаривал.
6
Чем дольше тянулось служебное разбирательство вокруг событий на складе, тем хуже выглядел Гарик. В какой-то момент он начал мне напоминать персонажа Стивена Кинга, который после цыганского проклятия каждый день терял вес, пока не превратился в ходячий скелет.
Гарик двигался в том же направлении, причем безо всяких цыган.
Мне надоело наблюдать за этим, и я едва ли не насильно вытащил Гарика на прогулку. Вид умирающей осенней природы произвел на него еще более тягостное впечатление. Он насупился, разглядывая подмерзшие за ночь лужицы, и пробормотал что-то насчет своего желания набить морду тому идиоту, который придумал зиму. Гарика всегда обуревают нескромные желания.
После этого он разом потерял интерес к общению и лишь однажды заметил мне, что я, должно быть, совсем свихнулся, раз вылез из гостиницы и шатаюсь по центру Города средь белого дня. Я стал объяснять причины своего бесстрашия, но Гарик лишь махнул рукой и ушел вперед быстрыми шагами.
— Может, выпьем? — предложил я, когда догнал Гарика.
— Твоя первая здравая мысль за сегодняшний день, — ответил тот. — Да и за вчерашний тоже.
Две кружки пива Гарик выпил залпом, как дети пьют молоко.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68