А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  

 


— А войти можно?
Я изобразил на лице глубокое возмущение подобными намерениями.
— Скажи «спасибо», что я открыл тебе дверь!
— Спасибо, — кротко произнесла она, потупив взгляд, и это было словно удар в солнечное сплетение. Весь мой словарный запас, унесло с попутным ветром в Африку.
Я стоял, смотрел и молчал.
Я молчал, когда она прошла в квартиру, включила свет в комнате и уселась в кресле, поджав ноги под себя. Женщины. Иногда просто не хватает слов. Как, например, сейчас.
Ничего, я про себя отсчитал от десяти до одного, глубоко вдохнул и прикрыл дверь. Не защелкивая замок, чтобы в нужный момент моя бывшая подруга могла легко и быстро покинуть квартиру, роняя отнюдь не скупые слезы на линолеум. По крайней мере я надеялся, что все сложится именно так. И чем скорее, тем лучше. В противном случае…
И случай вышел действительно противный. Она взяла инициативу в свои руки.
— Ты ничего не хочешь мне сказать? — прозвучал тихий голосок. Вот тебе и раз. Меня моментально поставили в положение обороняющейся стороны. Далее все могло развиваться по следующему сценарию: «Ты ничего не хочешь мне сказать?» — «А что я должен тебе сказать?».
«А ты не знаешь?» — «Понятия не имею!» — «А мог бы что-нибудь придумать… Или ты уже совсем отупел? Или ты не помнишь, о чем именно мы говорили в последний раз?»
Волей-неволей придется доказывать, что не отупел и не обеспамятел. А доказывать свою невиновность — это уже не в моем стиле. Я предпочитаю презумпцию невиновности: доказывайте мою вину сами. А не сможете…
— Так ты ничего не хочешь мне сказать?
— Ничего? Ха-ха, это гораздо больше, чем ничего, но по преимуществу матом, — выпалил я, надеясь, что фраза убьет ее наповал и заставит выбежать в слезах из квартиры через незапертую дверь.
Но она пропустила мою тяжелую артиллерию мимо ушей. Фу, обычная мужская Грубость. Когда им нечего сказать, они начинают ругаться. Козлы.
— Ты решил? — Это уже был второй вопрос, и увиливать больше я не смог.
Я сел напротив Ленки, уставился на нее в упор и членораздельно произнес:
— Что еще я должен был решить?
— Ты должен ответить на мое предложение.
— О Господи, — вздохнул я. — Ты что, с одного раза не понимаешь?
Она посмотрела мне в глаза, и я отвел свой взгляд первым. В последнее время я многое понял насчет пресловутой «войны полов». Я стал понимать мужчин, которые все споры с женщинами начинают и заканчивают оплеухой.
Причем они очень торопятся влепить женщине оплеуху. Ведь если хотя бы на секунду замешкаться — это конец.
Женщина переговорит, переплачет, переласкает.,. Или просто проведет ноготками вдоль вашего позвоночника. И добьется своего.
Так что единственный способ победить — это оплеуха. На Ленку у меня рука не поднималась. И я проиграл, я был вынужден заново слушать все ее доводы, все ее жалобы, всю эту лирику, которая в совершенно невообразимых количествах произносилась маленькими губками (бледно-розовая помада), принадлежавшими будто и не медсестре, а какой-нибудь сочинительнице любовных романов из южноамериканской жизни.
13
Это началось довольно давно. Года два назад. Я и Ленка оказались соседями по лестничной площадке. Если совсем точно, то соседями были с одной стороны я, а с другой — Ленка и ее муж.
То, что произошло дальше, мне казалось совершенно естественным — достаточно поставить рядом толстенького лысоватого Ленкиного мужа и… Ну, я, конечно, не эталон мужской красоты. Но на лестничной площадке конкурентов у меня не было.
Примерно с год наши отношения развивались вполне нормально, то есть без огласки. Ленкин муж стал часто ездить в командировки, и нас это устраивало.
Веселенькое было время. Если бы не таинственный доброжелатель, настучавший на нас, это время, возможно, длилось бы и до сих пор. Романтика запретных встреч, кайф наставления рогов супругу, адреналин в крови… При воспоминании о тех месяцах мне кажется, что при соприкосновении ладоней — моей и ее — проскакивала электрическая искра, ввергавшая нас в состояние кратковременного помешательства на любовной почве.
Сейчас это кажется сном. Сейчас это кажется несбыточным идеалом, мечтой. Но это было. Что бы в данный момент ни говорили я и она.
С Ленкиным мужем даже пришлось подраться. Я победил, но особенного проку в этом не было. Посрамленный и оттого еще больше полысевший муж перестал ездить в командировки, сидел целыми днями дома и бдил.
Самое печальное, что он действительно любил Ленку. Какие чувства к нему испытывала она, — этого я не знаю. Скорее всего бурных страстей там не было уже давно. И вряд ли они вообще были. Но чем меньше она любила его, тем настойчивее он пытался ее вернуть.
Вскоре он сообразил, что сидеть дома и изображать из себя негатив Отелло — это не выход. Жену надо было возвращать по-другому. Он не мог стать моложе, выше и красивее. Но он мог стать богаче. И Ленкин муж выбрал именно этот путь к сердцу женщины.
Мы с Ленкой не сразу поняли его коварство. Он опять начал пропадать в разъездах, предоставляя нам неограниченное время для развлечений. Мы даже начали забывать о нем, когда наступил сентябрь. А вечером первого сентября Ленкин муж вернулся домой. Вернулся, чтобы сделать заявление.
Он сообщил жене, что за последние месяцы сумел сильно «подняться» в той коммерческой структуре, где трудился. Поднялся до такой степени, что его отправили создавать филиал этой самой структуры в Питере. Повышение по службе сопровождалось подарком от фирмы в виде двухкомнатной квартиры на Васильевском острове и служебной «Волги». Дальнейшая перспектива сулила еще большие материальные блага, которые Ленкин муж весьма красноречиво и подробно расписал. Закончил он тем, что задал вопрос: "Если хочешь поехать со мной в Питер, то ты должна раз и навсегда покончить с походами «налево».
В противном случае ты останешься здесь и больше не получишь от меня ни копейки".
Расчет оказался точным — Ленка крепко задумалась. Ей хотелось поехать в Питер, ей хотелось быть женой преуспевающего бизнесмена… А с другой стороны был я.
В таком задумчивом состоянии она и навестила меня тогда — хмурая, без косметики, с волосами, стянутыми сзади в пучок простой резинкой. Она изложила мне ультиматум своего мужа.
— Что скажешь? — последовал вопрос. Я был слишком легкомысленно настроен в тот вечер. Я улыбался.
— Дело твое, — сказал я. — Хочешь ехать с ним — поезжай, я не обижусь…
— Что? — Тонкие брови удивленно выгнулись дугой. — Ты так легко меня выпроваживаешь?! Мне казалось, у нас были достаточно серьезные отношения! Ты говорил…
— Чего только не скажешь в определенные моменты взаимоотношений с женщинами, — перебил я. — Мне с тобой было хорошо, тебе со мной — тоже неплохо. Но ситуация изменилась — сейчас тебе выгоднее выбрать не меня, а мужа. Питер, квартира, машина — все это на дороге не валяется. Или ты собираешься всю жизнь работать медсестрой? Ведь твое медицинское заочное образование накрылось, кажется, в прошлом году?
— В позапрошлом, — уточнила Ленка.
— Тем более. Лови свой шанс, поезжай с мужем… — напутствовал я ее. — Можешь его не любить, но хотя бы делай вид, что любишь, иначе ваша семейная жизнь превратится в длинный сеанс боев без правил.
— И это все, что ты можешь сказать? — презрительно прищурилась она. — Ты, гад, даже не пытаешься удержать любимую женщину! Ты пальцем не пошевелил, задницу с дивана не приподнял! Я-то, дура, была готова послать мужа к чертовой матери и…
— Ты хотела предложить мне жениться на тебе? — уточнил я. — Мы как-то обсуждали этот вопрос и пришли к выводу, что из меня не может получиться нормальный супруг. С моей работой, с моим образом жизни…
— Хватит болтать! — взорвалась Ленка. — Хватит придумывать отговорки.
Тебе просто наплевать на меня, да?
Да?
— Судя по твоему лицу, — заметил я, — ты очень хочешь, чтобы я ответил «да». Я окажусь полным ублюдком, ты — невинно пострадавшей. Можно будет броситься мужу на шею и оплакивать загубленную любовь. А потом с чистой совестью ехать в Питер. Этого ты хочешь?
— Знаешь, чего я хочу? — она уже почти кричала. — Врезать тебе чем-нибудь тяжелым по башке!
После этого разговор продолжался еще очень недолго, сопровождаясь резкими жестами и движениями с обеих сторон. А потом она заплакала и убежала домой. Я представил, как она рыдает на плече мужа, а тот довольно улыбается и гладит ее по голове, говоря: "Ну вот видишь…
Я же тебе говорил. Тебе нужен только я…" Мне стало противно.
Нервы у меня в тот вечер расходились настолько, что сразу же после ухода Ленки я достал из холодильника начатую, бутылку водки, смешал с томатным соком и выпил.
Это была плохая идея.
Когда я размешивал красную смесь в своем стакане, я успокаивал себя тем, что никакой трагедии не произошло.
На самом деле Ленка сразу решила ехать с мужем в Питер и пришла лишь для того, чтобы выслушать мои просьбы остаться, а потом послать меня к черту. Но просьб не было, и она, обидевшись, устроила обычную бабью истерику. Тоже мне, метод… Реветь два часа кряду, как будто от этого что-то изменится. Вот у мужчин более практический подход — если возникает сложная проблема, выпиваешь водки, забываешь проблему и ложишься спать.
Никакого стресса, никаких истерик. Все чинно и спокойно.
Так я думал, прежде чем выпил свой первый стакан. Потом мне стало тепло и грустно. Я стал думать о том, какая я сволочь. Ленка приходила ко мне в надежде, что ей предложат любовь до гроба и новый штамп в паспорте, а ее жестоко и цинично обломали… Какая же я скотина!
После второго стакана я стал вспоминать наши лучшие дни, проведенные вместе с Ленкой, и чуть позже обнаружил, что глаза у меня наполнились слезами. Мне стало совсем грустно и очень жарко.
Затем я решил, что ехать в Питер с обновившимся мужем будет для Ленки лучше, чем связываться со мной.
Я бы никогда не смог обустроить жизнь этой женщине… И никакой другой женщине тоже. Так я перешел к оплакиванию своей никчемной жизни.
Я оплакивал ее потом шесть дней кряду. Я мог бы заниматься этим и дольше — я знаю людей, которые занимаются этим годы и даже десятилетия.
Настоящие профессионалы.
Но мне помешали. Меня заставили умыться холодной водой, протрезветь и вынести из квартиры пустые бутылки. И заставили меня не Генрих и не Ленка, и даже не капитан Панченко вместе со своим белобрысым компаньоном.
Меня заставил это сделать мертвый Паша Леонов. Павел Александрович. Не знаю, много ли добрых дел он совершил при жизни, но вот фактом своей смерти он уж точно одно доброе дело совершил. Он вытащил меня из пьяного безвременья.
Много недель спустя, уже зная гораздо больше о покойном Павле Леонове, я стал задаваться вопросом: «Если бы Леонов знал, что потом случится, вытащил бы он меня из той драки или бросил бы валяться там на полу, да еще врезал бы пару раз по почкам?»
Не знаю, не знаю… Но уж пить со мной на брудершафт он бы точно не стал. Кстати, я бы тоже не стал с ним пить. По ряду причин, из которых стремление к здоровому образу жизни было отнюдь не главным.
И еще: мне не стоило давать ему тогда свои визитные карточки. Ни шестнадцать, ни пятнадцать… Ни одной.
За окнами сгустилась тьма, которую кое-где пробивали бледные звездочки.
Мы сидели друг напротив друга, и можно было даже ничего не говорить. Мы просто смотрели: я на нее, она на меня. Казалось, что в этом нет никакого смысла, потому что мы знали друг друга целую вечность, но… Но это уже была другая Ленка, не принадлежащая мне. И, наверное, это был уже другой я.
— Этого хочет любая женщина, — говорил я. — Чтобы муж ночевал дома, чтобы в этом доме был достаток… Вряд ли бы ты получила это со мной.
— У меня эта больница уже вот где, — Ленка провела ладонью по горлу. — Может, я буду с мужем в той фирме работать… Или другую работу найду — в Питере ведь возможностей гораздо больше, чем здесь…
— Большой город, большие возможности, — согласился я.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68