А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  

 

Затем избавился от остававшегося в винтовке патрона и швырнул бесполезное теперь оружие в ближайшее кресло. Направился зачем-то на кухню и мгновением позже вернулся с катушкой липкой ленты в руке. Швырнув ее Макбрайду, приказал заклеить его спутнице рот, чтобы не болтала зря, а затем связать руки и ноги. Заметив, что пленник исполняет распоряжение без особого рвения, голландец подошел к дивану и изо всех сил саданул психотерапевта тупым концом револьвера по губам.
Отступив назад, де Гроот удовлетворенно наблюдал, как доктор Дюран делает, что велено: отрывает полоски липкой ленты и наклеивает их поперек рта насмерть перепуганной молодой женщины.
— Теперь твоя очередь, — проговорил голландец, снимая куртку-дубленку и вешая ее на спинку стула: на его шее, на витой цепи, красовался заламинированный пластиковый бэйдж.
— Послушай, Хенрик…
Де Гроот хмуро оборвал врача на полуслове:
— Без разговоров.
В этот миг стекла сотряслись от неожиданно мощного порыва ветра, мигнула лампочка на потолке, грохнула железная калитка за домом. Де Гроот отвлекся на звук и подошел к окну.
— Буря.
— Хенрик, тебе обязательно надо меня выслушать.
— Нет, Док, прости. Я не могу слушать вас обоих.
— Ты о чем это?
— Вы с Червем так и норовите указать мне, что делать, — объяснил измученный недугом голландец.
— Хенрик, я знаю, что ты задумал, и это очень нехорошая мысль.
— Ах вот как?! И что же я, по-вашему, намерен сделать, Док?
— Ты зачем-то решил застрелить Манделу и остальных.
Тот покачал головой.
— Обматывай ноги шесть раз. Крепче! — Голландец некоторое время молчал и вскоре продолжил: — Я ни в кого не буду стрелять.
— Разве? — Лью пришел в замешательство.
— Да. Стопы, доктор Дюран, и лодыжки тоже. Шесть оборотов.
Макбрайд наклонился и исполнил то, что приказал Хенрик. Отрывая куски липкой ленты, он собственноручно лишал себя свободы.
— Я не собираюсь применять оружие, — проинформировал де Гроот, и фыркающий смешок сорвался с его губ. — Вполне хватит огня.
Пленник закончил обматывать ноги лентой и поднял на голландца глаза.
— О чем ты?
Тот проигнорировал вопрос и приказал:
— А теперь руки за спину.
Де Гроот схватил скотч и сам стал обматывать запястья американца.
Лью шарил глазами по комнате в поисках сподручного предмета, которым можно было бы вывести маньяка из игры. Однако в поле зрения попали только Эйдриен, которая, судя по ее виду, готова была упасть в обморок, и стол с лампочками.
— Зачем тебе понадобились лампочки?
Закончив связывать пленника, де Гроот обошел диван и встал перед беспомощной парочкой. Взглянул на часы, зябко поежился и сел в мягкое кожаное кресло.
— Червь умен. Он знает, что с оружием к ним не подобраться — даже с моим удостоверением. Никак.
— Куда подобраться? К кому?
— Во «Фрибур». Я занимаюсь обновлением противопожарной системы.
Макбрайд терялся в догадках, он не понимал, что происходит.
— И что? При чем здесь лампочки?
— Это — мое маленькое усовершенствование. Я их много изготовил — уйму времени потратил.
— На что?
— Мы заменяем газ в спринклерной системе пожаротушения — в той, что вмонтирована в потолок. — Голландец поднял вверх руку и пошевелил в воздухе пальцами.
— Просто прекрасно, Хенрик. Только я не совсем тебя понимаю.
— Теперь там будет не газ, а жидкость. Интересная жидкость.
— Что?
— Керосин, — ответил де Гроот. — Я заменил газ керосином, поэтому, когда начнется пожар…
— Какой пожар? Когда?
Голландец взглянул на часы.
— Через тридцать минут, если вовремя уложатся с банкетом. Не волнуйся, ты отсюда все увидишь: взлетит как ракета.
— Что взлетит?
— Я же сказал! «Фрибур»! Там затеяли празднество в честь южноафриканской делегации. Банкет. Большой банкет для ниггеров.
Макбрайд покачал головой: он по-прежнему не улавливал сути.
— Так при чем здесь лампочки? Зачем тебе эти чертовы лампочки?!
Голландец хихикнул, и Макбрайд понял, что тот находится под кайфом.
— Ах да… Видишь, вон те, что поменьше, они для подиума. Вернее, одна из них. Когда выступающий выйдет на сцену, он включит лампочки за трибуной, чтобы рассмотреть свои записи. Ведь в бальном зале темно — романтика и все такое.
— И что? — не понял Льюис.
— Штук десять испортил, пока не получилось.
— Пока что не получилось?
— Просверлить отверстие в стекле, — объяснил де Гроот, — не повредив лампочку.
— А зачем?
— Ты не представляешь, какая это чертовски трудная работа: стекло такое тонкое — нужно особое сверло, иначе треснет. А еще так: вроде просверлил, стекло цело — так нить накаливания рвется. Хрупкая. — Голландец вздохнул. — Все-таки сделал.
— Я не понял, — сказал Макбрайд, — зачем тебе понадобилось их сверлить?
— Чтобы устроить очаг возгорания, — пояснил тот. — Наполняешь лампочку смесью фосфора и керосина, оратор включает свет, происходит замыкание, и смесь воспламеняется. Только это не главное — так, небольшой костерок. Может, у черномазого загорится рубашка или волосы — особенно если он напомадится перед выступлением…
— А потом?
— Потом? С каждой стороны помоста стоит по огнетушителю. Какой-нибудь охранник непременно схватит один из них и начнет поливать помост — будто сумеет так что-нибудь потушить, хе-хе.
— Что ты задумал, Хенрик?
— Я не такой простак, теми огнетушителями можно море поджечь.
— О чем ты? — недоумевал американец.
— Внутри бутан.
Лью чуть не упал с дивана.
— Значит, когда кто-то попытается затушить огонь…
— Пожар только усилится. А потом в действие вступят спринклеры!»Автоматическое пожаротушение». И отель… Ну, увидишь.
— Хенрик…
Де Гроот оторвал полоску липкой ленты и нагнулся над Макбрайдом, собираясь заклеить ему рот. Льюис увернулся, отпрянул назад и торопливо заговорил:
— Хенрик, внимательно выслушай меня. Я хочу рассказать тебе кое-что о Черве.
— Нет. Мы и так слишком разговорились. — Приблизившись к дивану, голландец подсел к пленнику, сжимая в руке катушку липкой ленты. Вдруг свет неожиданно моргнул, и лампы на потолке засветились так ярко, что Макбрайд испугался, как бы они не лопнули. «Скачок напряжения», — успокоил он себя. Но тут же за вспышкой света последовали громовые раскаты — треск до того громкий, что даже де Гроот вздрогнул от неожиданности.
Опять сверкнула молния, и еще раз. Лью чувствовал, как все вокруг насыщается электричеством: тонкие волоски на шее встали дыбом, а воздух так и дрожал от ярких вспышек. Льюис, кажется, впервые видел грозу во время снежной бури: окна залепило снегом, и молнии вспыхивали почти нескончаемой чередой — необыкновенное впечатление.
Де Гроот замер на диване с куском липкой ленты в руках, которой всего секунду назад собирался заклеить рот слишком уж разговорившегося пленника. Теперь голландец неподвижно сидел и подслеповато щурился.
«Он отключился, — понял Макбрайд. — де Гроот настроен на световые вспышки, которые вводят его в транс». Повинуясь мимолетному импульсу, Лью еле слышно заговорил, стараясь изобразить доверительный тон, каким обычно пользовался на сеансах. Он пытался загипнотизировать пациента.
— Слушай меня, Хенрик. Сейчас я попрошу тебя представить, будто ты ждешь лифта, который отвезет тебя в тихий уголок глубоко под землю.
Очередной раскат грома сотряс стены, и Макбрайд увидел отражение молнии в остекленевших глазах де Гроота.
— Двери открываются, ты заходишь внутрь, лифт закрылся. А теперь мы спускаемся ниже и ниже, в наш укромный уголок. — Комната осветилась серией огненных разрядов. — Сюда не проникнет Червь, тебе здесь спокойно, Хенрик.
Голландец сидел с полуопущенными веками, взгляд его стал бессмысленным.
— А сейчас мы с тобой на скале, дальше, чем когда-либо забирались, — поведал психотерапевт, прилагая огромные усилия, чтобы заставить свой голос звучать непринужденно. — В маленькой гавани, которую никто, кроме нас, не видит. Только ты и я, волны и птицы. И легкий ветерок, который пахнет морем. Ты чувствуешь запах моря, Хенрик?
— Да.
— Мы в удивительном месте, только мои руки связаны. Ты мог бы освободить меня?
Голландец не ответил и на некоторое время оставался неподвижным в мерцающем свете, глядя в пустоту из-под полуопущенных век. Хотя лицо де Гроота выглядело бесстрастным, Макбрайд знал, что где-то внутри, в самой глубине его подсознания, разразилась настоящая битва.
Затем оцепенение прошло, и загипнотизированный здоровяк поднялся на ноги. Прошел в кухню и вернулся с разделочным ножом в руке. Он высился над беспомощным американцем, сидевшим на диване, ожидая его действий, и на лице голландца застыло выражение безысходности и крайнего сожаления. Бормоча что-то себе под нос, де Гроот склонился над пленником и перерезал скотч на его запястьях.
Эйдриен подалась вперед, пытаясь встать, заерзала на месте, но Льюис протянул к ней руку в упреждающем жесте: пока рано. Когда де Гроот сел на диван, доктор ненавязчиво напомнил, что пора бы и поспать. Голландец начал позевывать. Наверное, он довел себя до полного изнеможения. «Не спал всю ночь», — подумал Лью и предложил здоровяку закрыть глаза и попытаться уснуть. Утром же, когда он проснется, то позвонит в полицию и расскажет им все, что знает про Червя, — и тогда ему станет очень легко. Вскоре голландец лежал на диване, запрокинув голову и открыв рот. Он мирно посапывал.
Лью срезал путы со своей спутницы, осторожно снял с де Гроота удостоверение и повесил себе на шею.
— Не выйдет, — скептично заметила Эйдриен. — Вы совсем не похожи.
— Выбирать не приходится.
— Все-таки рискнешь?
— Позвони в отель, — скомандовал Льюис. — Линии сейчас наверняка заняты, но попытайся пробиться. Сообщи, что возможен теракт, что огнетушители заминированы, — торопливо договаривал он уже в дверях. — И найди мне адвоката.
— Подожди, а как же…
Макбрайд выскочил за дверь, и по деревянным ступеням гулко застучали его тяжелые ботинки.
От квартиры де Гроота до Давос-Дорп было каких-то три мили, но Макбрайду потребовалось почти пятнадцать минут, чтобы покрыть это расстояние. Приходилось тащиться в сплошном потоке транспорта до самого города. Щетки стеклоочистителей отчаянно работали, сгребая снег с лобового стекла. К «Фрибуру» оказалось невозможно подобраться вообще, а потому Лью оставил машину на обочине и пустился бегом.
Удостоверение подпрыгивало на груди, а американец что есть мочи несся вверх по склону. Макбрайд шлепал ногами по слякоти, не обращая внимания на снег, что попадал в глаза и хлестал по щекам. У пропускного пункта его остановил озябший солдат. Помахивая удостоверением начальника службы пожарной безопасности, Макбрайд проклинал холод, громко жалуясь по-немецки на то, что вынужден пропустить матч «Вольфсбург — Кайзерслёйтерн» только потому, что кто-то сообщил, будто могут возникнуть проблемы с огнетушителями.
— Ничего не случится, — настаивал он. — Я днем сам все проверил.
Солдат сощурился, пытаясь сквозь пелену косого снега прочесть фамилию на удостоверении, и проговорил:
— Господин де Гроот, подождите здесь. Я обязан позвонить.
На пропускном пункте соорудили нечто вроде передвижного укрытия — хлипкую конструкцию из брезента и прозрачного пластика, в котором теперь скрылся солдат, чтобы переговорить с кем-то по телефону. Бросив взгляд на стоящего у шлагбаума американца, военный поднял брови и стал ждать ответа на том конце провода. Нелегко было стоять в бездействии и знать, что уходят драгоценные минуты: Макбрайду уже представлялись круглые столы, где собрались гости, и официанты, убирающие посуду; докладчик-африканец, наверное, нетерпеливо поглядывает на часы и просматривает записи, готовясь выйти на подиум. Прием начался в семь, и Лью пытался вычислить, как долго продолжалась торжественная часть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80