Проехав город, мы наткнулись на автостоянку возле шоссе, со стороны моря. Там стояло три машины, владельцы которых, наверное, путешествовали вместе, потому что вдали я заметил группу людей, направляющихся к пляжу, находящемуся метрах в трехстах; они несли с собой переносную печь, сумки с едой и собирались остаться надолго.
Я выскочил из «шевроле», таща за собой девушку, и быстро осмотрел автомобили: два кабриолета, один спортивный, все открытые. Ключей не было ни в одной из машин, но водитель спортивной, к счастью, возил ключи в ящичке у приборного щитка, как это делали некоторые водители. Мы могли уехать, оставив «шевроле» на стоянке, но это была бы глупость. Пока место, где находится «шевроле», будет оставаться в тайне, никто не станет обращать внимания на другие машины.
Через тридцать секунд мы возвратились на «шевроле» в город. Я свернул на бетонную дорожку, ведущую к первому домику, вокруг не было ни души. Я въехал прямо в гараж, заглушил двигатель и закрыл двери.
Когда через три минуты мы вышли из гаража, любой встречный должен был бы внимательно к нам присмотреться, чтобы у него появилось какое-то гподозрение. На девушке была зеленая блузка с короткими рукавами, почти такого же цвета, как мой костюм, и этот факт дважды подчерки-
вали в радиосообщении. Это могло нас сразу выдать. Сейчас никакой блузки на ней не было и в помине, а белый закрытый купальник в такую погоду носили тысячи девушек на побережье. Блузку я сунул в пиджак, а пиджак повесил через плечо. Я взял ее платок и повязал на голову так, чтобы узел свисал мне на ухо, заслоняя шрам. Меня могли еще выдать рыжие волосы на висках, поэтому я загримировал их ее тушью для ресниц. Может, волос такого цвета вообще не было ни у кого, но это теперь были не мои волосы.
Под блузкой и пиджаком я держал пистолет.
Мы шли медленно, чтобы моя хромота была не столь заметна. За три минуты дошли до спортивного автомобиля. Это тоже был «шевроле», но на этом сходство заканчивалось. На такой машине, двухместной, я ездил в свое время в Европе, и знал, что реклама о возможности выжать из этой машины двести километров в час, не врет. Я подождал, когда с севера приблизится грузовик и под прикрытием шума, вызванного им, запустил двигатель. Люди, которых я раньше заметил, были у самого моря, но нельзя было не считаться с тем, что кто-нибудь из них мог услышать звук мотора. Мы выехали на шоссе и помчались за большим грузовиком. Когда девушка заметила, что мы едем в ту сторону, откуда приехали, я увидел на ее лице удивление.
— Знаю, знаю. Ты опять скажешь, что я сошел с ума. Но это вовсе не так. Следующая баррикада на дороге будет через пару километров на север. Думаю, что на этот раз будет что-то посерьезнее. Именно поэтому мы поедем на юг. Этого никто не ожидает. Благодаря этому мы сможем скрыться где-нибудь на несколько часов.
— Скрыться? Где вы сможете скрыться? — Я не ответил, и она продолжила:
— Отпустите меня! Вы ведь уже в безопасности. Умоляю вас!
— Не глупи! — сказал я устало.— Я отпущу тебя... и через десять минут каждый полицейский в штате будет знать, на какой машине я еду и куда! Не думаешь же ты, что я совсем слабоумный.
— Но ведь доверять вы мне все равно не можете,— настаивала она на своем. В течение десяти минут я никого не застрелил, и она избавилась от страха, хотя бы до такой степени, чтобы начать самостоятельно думать.— Откуда вы знаете, что я не подам никому знаков или не начну кричать, когда вы ничего не сможете со мной поделать,
или... брошусь на вас, когда вы отвлечетесь? Откуда вы знаете...
- Этот полицейский, Донелли,— сказал я ни с того, ни с сего.— Интересно, успел ли врач вовремя?
Она поняла, что я хотел этим сказать. Ее лицо, начавшее было розоветь, снова побледнело. Но мужества ей хватало.
— Мой отец, мистер Талбот, болен.— Впервые она на-звала мою фамилию, и я обратил внимание, что обратилась она ко мне очень вежливо.— Я ужасно боюсь, что с ним что-нибудь случится, когда он об этом узнает. Он... у него очень слабое сердце и...
— А у меня есть жена и четверо голодных детей,— прервал я ее.— Так что можем друг другу утирать слезы. Сиди спокойно.
Через несколько минут мы подъехали к аптеке, и я зашел, чтобы позвонить. Она стояла достаточно далеко от меня, чтобы не слышать, о чем я говорю, но в то же время достаточно близко, чтобы видеть контуры пистолета у меня под пиджаком. Я купил сигареты. Продавец посмотрел на меня, а потом на запаркованный перед магазином автомобиль.
— Сегодня жарко для путешествия. Вы издалека?
— Мы были на озере Чиликут.— Я видел это название на дорожном указателе в пяти-шести километрах отсюда. Изо всех сил старался говорить на американском акценте.— Рыбу ловили.
— На рыбалке были? — Голос продавца был нейтральным, хотя в глазах у него мелькнула улыбка, когда он посмотрел на стоящую рядом со мной девушку. Я решил не реагировать.— Что-нибудь поймали?
— Да так, мелочь.— Я не имел ни малейшего представления, есть ли в здешних местах какая-нибудь рыба. Вряд ли кто-нибудь полез бы в болотистые озера, имея под боком Мексиканский залив.— Но ее у меня нет. Я оставил корзинку с рыбой на шоссе, а какой-то тип промчался со скоростью километров сто пятьдесят в час и наехал на нее. Все превратилось в кашу. Там столько пыли на дорогах, что я даже не смог заметить его номер.
— Идиотов везде хватает.— Потом он быстро спросил.— А какой марки была та машина?
— Темно-синий «шевроле». А что, что-нибудь случилось?
— Вы еще спрашиваете! Вы что, ничего не знаете? Вы обратили внимание на водителя?
— Нет. Слишком быстро он гнал. Разве что, волосы у него были рыжие.
— Рыжие волосы! Озеро Чиликут! — Он повернулся и побежал к телефону. Мы вышли на улицу. Девушка сказала: — А вы шустрый! Ведь он мог вас узнать...
— Садись в машину. Узнать меня? Он все время пялил глаза на тебя. Мне кажется, что тому, кто шил этот купальник, не хватило материала, но он все-таки решил закончить дело.
Проехав пять или шесть километров, мы оказались в месте, на которое я еще раньше обратил внимание. Это была стоянка под тенью пальм, расположенная между шоссе и берегом моря. Над временными деревянными воротами висела вывеска «Строительная компания Коделл», а ниже была надпись «Контроль за строительством набережной».
Мы въехали. Внутри стояло несколько машин. Часть людей устроилась на специально поставленных лавочках, но большинство не выходило из машин. Все наблюдали, как закладывают фундамент для расширения города в направлении моря. Земснаряд намывал песок прямо в море: тут должна быть новая улица. Два других земснаряда тоже намывали песок под частные домики, у каждого из которых должна быть своя собственная пристань.
Я остановился между двумя пустыми кабриолетами, открыл купленную только что пачку сигарет и закурил. Девушка повернулась ко мне, взгляд ее был недоверчивым.
— Вы именно это место имели в виду, когда говорили, что мы где-то должны укрыться?
— Именно,— заверил я ее.
— Вы собираетесь тут остаться?
— А что? — Здесь ведь много людей... Каждый может вас увидеть... Двадцать метров до шоссе, и каждый полицейский патруль...
— Каждый будет думать, как ты. Да, действительно, это самое неподходящее место для того, чтобы здесь прятаться. Поэтому это идеальное место, и мы здесь останемся.
— Вы ведь не можете оставаться здесь вечно,— спокойно молвила она.
— Верно,— согласился я.— Мы останемся до захода солнца. Ну-ка, придвиньтесь ко мне поближе, мисс Рутвин. Никто не сможет предположить, что я скрываюсь, греясь на солнышке в обнимку с красивой девушкой... Правда, это не возбуждает никаких подозрений? Ну-ка, садитесь поближе!
— Жаль, что этот пистолет не у меня в руке,— сказала она тихо.
— В этом я не сомневаюсь. Придвинься!
Она подвинулась ко мне. Когда она коснулась меня голым плечом, я почувствовал, что она дрожит от отвращения. Я попытался вообразить, как бы я себя чувствовал, если бы был молодой красивой девушкой в обществе убийцы, но это оказалось слишком трудным. Я продемонстрировал ей пистолет, спрятанный под пиджаком, лежащим у меня на коленях, и откинулся на спинку сиденья, радуясь легкому морскому бризу и солнечным лучам, проникающим сквозь листья пальм. Было похоже,, что солнце скоро зайдет. Меня это не радовало. Мне не очень хотелось снимать с головы платок.
Через десять минут после нашего приезда на шоссе появился черный полицейский автомобиль, едущий с юга. Двое полицейских высунулись из него, чтобы осмотреть площадку. Видно было, что ничего интересного они тут не ожидают обнаружить.
Автомобиль уехал еще до того, как успел заметно снизить скорость.Надежда в глазах у девушки — только теперь я смог убедиться, что глаза у нее были серые, холодные и чистые,— погасла. Об этом свидетельствовали опущенные плечи и поникшая спина.
Через полчаса надежда вновь ожила. Два фараона на мотоциклах, в кожаных перчатках, весьма боевого вида, подъехали к воротам и одновременно заглушили моторы. Несколько минут они молча стояли, потом начали прохаживаться между машинами. Один из них держал в руке пистолет.
Они начали с машины, стоящей ближе всех к воротам. Машину они окинули быстрым взглядом, но к людям, сидящим в ней, приглядывались долго и проницательно. Они ничего не объясняли, ни за что не просили извинения, они выглядели именно так, как должны выглядеть фараоны, которые только что узнали, что их товарищ убит.
Потом они пошли прямо к нам. Так казалось, но они прошли мимо и направились к «форду», стоящему перед нами, слева. Когда они проходили мимо нас, я почувствовал, что девушка делает глубокий вдох.
— Не делай глупости! — Я обнял ее и крепко прижал к себе. Вдох, предназначавшийся для крика, вырвался стоном. Полицейский обернулся, но увидев девушку, уткнувшуюся между моим плечом и шеей, отвернулся. Он
тихо сказал пару слов своему товарищу; в нормальных условиях я бы ответил, но сейчас предпочел не реагировать на полицейские шуточки.
Когда я отпустил девушку, она вся вплоть до купальника была покрыта румянцем. Очевидно, когда я прижимал ее к себе, ей почти нечем было дышать, но я подозревал, что главной причиной этого румянца были слова полицейского. Глаза ее стали злыми.
— Я собираюсь вас выдать,— сказала она спокойно, но твердо.
Полицейский осматривал «форд». На водителе был зеленый пиджак, а соломенную шляпу он надвинул глубоко на глаза: я обратил на него внимание, когда въезжал; волосы к него были черные, лицо загорелое, усатое. Полицейские не двигались с места. Они стояли в пяти метрах от нас, но шум земснарядов заглушал наш тихий разговор.
— Не глупи,— сказал я спокойно,— у меня пистолет.
— Но только один патрон.
Она была права. Два раза я выстрелил в зале, один раз в «студебеккер» судьи и два раза в полицейскую машину.
— Ты здорово считаешь, малышка,— буркнул я.— У тебя будет много времени в больнице, чтобы заниматься арифметикой, пока тебя будут штопать врачи. Если, конечно, им вообще удастся привести тебя в порядок.
Она слегка раскрыла рот, но ничего не сказала.
— Одна маленькая пулечка, а сколько она может вреда принести! — Я высунул пистолет из-под пиджака и прижал к ее ноге.— Ты слышала, как я говорил тому идиоту Донелли, что с ним может быть? Этот ствол упирается в твою бедренную кость. Ты понимаешь, что это значит? — Я говорил тихо, но угрожающе.— Ты никогда уже не сможешь ходить. Не сможешь бегать, танцевать, плавать или ездить верхом. Всю жизнь будешь таскать свое прекрасное тело на костылях. Или ездить в кресле на колесиках. Всю жизнь... Ну, зови фараонов.
Она не ответила, кровь отхлынула от ее лица, даже губы побелели.
— Ты мне веришь? — спросил я тихо.
— Верю.
— Значит...
— Значит, я их позову. Вы можете меня сделать калекой, но они вас схватят.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35