Однако рассудок мой оставался спокойным. Я смотрел на ее лицо и мысленно представлял себе, что бы я сделал с Виландом и Ройалом. Под глазами у Мэри были большие темно-синие круги, она выглядела бледной, измученной, даже больной. Я мог поспорить, что за последние полчаса со мной она пережила больше, чем за всю свою жизнь. Однако ни Виланд, ни Ройал ничего не заметили: для тех, кто с ними работал, испуг и потрясение были скорее правилом, чем исключением.
Кеннеди не выглядел ни испуганным, ни потрясенным. Он смотрелся, как идеальный шофер. Но Ройал, так же как и я, не дал себя обмануть. Он обратился к Чибатти и его коллеге:
— Пощупайте-ка эту птичку! Нет ли у него при себе чего-нибудь лишнего?
Виланд вопросительно посмотрел на него.
— Может, он так же безвреден, как и выглядит, но я в этом сомневаюсь,— объяснил Ройал.— Весь день он ходил, где хотел. Нельзя исключить, что он где-нибудь раздобыл оружие и, если Чибатти и остальные потеряют бдительность, попытается им угрожать. У меня нет желания карабкаться по железной лестнице на высоту тридцать метров, находясь под. прицелом Кеннеди.
Кеннеди обыскали, но ничего не нашли, Ройал был хитер, от его внимания ничего не ускользало. Но недостаточно хитер, меня ему тоже следовало обыскать.
— Нам бы не хотелось тебя подгонять, Талбот, - с натужной иронией произнес Виланд.
— Заканчиваю,— ответил я и влил в себя остаток обезболивающего. Потом насупил брови, с видом мудреца поглядел на листы бумаги в моей руке, сложил их и спрятал в карман, после чего направился к люку в колонне. Я старательно избегал встречаться взглядом с Мэри, генералом и Кеннеди.
Виланд похлопал меня по раненому предплечью. Если бы не обезболивающее, я бы пробил головой потолок. Все-таки я подскочил на пару сантиметров, а гномики принялись пилить с прежним азартом.
— Ты что-то стал нервным, Талбот? — съехидничал Виланд. Он кивнул в направлении лежащего на столе выключателя, который я принес из батискафа наверх.— Если не ошибаюсь, ты что-то забыл.
— Нет. Это нам больше не понадобится.
— Отлично. Иди впереди. А ты, Чибатти, хорошенько за ними присматривай!
— Присмотрю, шеф,— заверил Чибатти. Он, конечно, сдержит слово, угостит рукояткой пистолета по лбу любого, кто осмелится хотя бы вздохнуть. Генерал и Кеннеди не намеревались что-то предпринимать, пока Ройал и Виланд будут находиться вместе со мной в батискафе, они должны были ждать моего возвращения. Я был уверен, что Виланд предпочел бы взять с нами в батискаф и генерала в качестве дополнительной гарантии. Однако в батискафе с относительным комфортом могли поместиться только три человека, а Виланд не хотел подвергать себя ни малейшей опасности. Кроме того, спуск вниз по ста восьмидесяти ступенькам был генералу просто не под силу.
Этот спуск едва не оказался роковым и для меня, Уже на Полпути плечо и рука одеревенели. Жгучая боль толчками била по голове, где свет превращался в мрак, и ниже, в грудную клетку и желудок, вызывая приливы тошноты. Пару раз я уже находился на грани потери сознания. Я отчаянно держался здоровой рукой, каждый раз ожидая, пока пройдет боль. С каждой ступенькой мрак накатывал все чаще. Последние тридцать или сорок ступенек я, наверное, преодолел, как робот, направляемый инстинктом, памятью и какой-то подсознательной силой воли. В мою пользу было лишь то, что мне, как обычно, приказали спус-
каться первым. Благодаря этому, никто не мог заметить моих мучений.Когда я, наконец, добрался до нижней площадки и подождал, пока спустятся все остальные, в том числе и дружок Чибатти, то уже мог, по крайней мере, твердо, не пошатываясь, стоять на ногах. Лицо у меня было бледным, как мел, но слабое освещение не позволяло Ройалу или Виланду что-то заметить. Я подозревал, что Ройал тоже чувствует себя не лучшим образом: если потерять сознание на полчаса от сильного удара, вряд ли удастся восстановить лучшую форму через пятнадцать минут после того, как очнешься. Ви-ланда же в данную минуту, очевидно, больше волновало собственное самочувствие и предстоящее нам путешествие. Люк был открыт, мы протиснулись через входную камеру батискафа. Я приложил все усилия, чтобы не задеть раненое предплечье в узком люке кабины батискафа, но все равно чувствовал себя, как в агонии. Зажег верхний свет и направился к пульту управления, предоставив Виланду закрыть входную камеру. Через полминуты он влез в кабину и закрыл за собой тяжелый люк. Свисающие из раскрытого блока разноцветные перепутанные провода произвели на моих попутчиков должное впечатление. Если им и не понравились та быстрота и ловкость, с которыми я подключил все провода, заглядывая в свои бумажки, не моя в том вина. Мне повезло, что пульт находился на уровне пояса,— я уже едва владел левой рукой.
Я подключил последний провод, захлопнул крышку и приступил к проверке цепей.'Виланд смотрел на меня с нетерпением; лиwо Ройала вследствие отсутствия на нем, как обычно, всякого выражения и по уровню нанесенных ему повреждений могло бы смело конкурировать с лицом египетского сфинкса. Нетерпение Виланда не производило на меня никакого впечатления — я тоже находился в батискафе и не собирался рисковать. Я бросил взгляд на реостаты двигателей, потом повернулся к Виланду и показал на отклонившиеся стрелки контрольных приборов.
— Двигатели. Здесь их почти не слышно, но они работают нормально. Можем отправляться?
— Да,— Он облизал губы.— Мы готовы.
Я кивнул, включил заслонку, чтобы затопить входную камеру, показал на микрофон, висящий на уровне головы между мной и Ройалом, и сказал:
— Отдай приказ откачать воздух из переходника.
Он кивнул, дал необходимые распоряжения и положил микрофон. Я выключил его.
Батискаф чуть покачивало, внезапно качка прекратилась. Я посмотрел на глубиномер. Его стрелка хаотически болталась, мы находились достаточно близко к поверхности, и на показания прибора влияли высокие волны, но средняя глубина погружения, без сомнения, увеличилась.
— Мы отделились от колонны,— сказал я Виланду. Включил прожектор и показал на иллюминатор у наших ног. Песчаное дно находилось едва ли в полутора метрах.— Какое направление? Быстро! Мне не хочется увязнуть в этом песке.
— Полный вперед.
Я увеличил обороты двигателей и поставил руль глубины в положение максимальной тяги вперед. Для этого хватило всего двух градусов; в отличие от рулей поворотов батискафа рули глубины требуют минимального регулирования, поскольку играют лишь вспомогательную роль при погружении и подъеме. Я медленно поднимал обороты двигателей до максимальных.
— Идем на юго-запад.— Виланд заглянул в листок бумаги, который вынул из кармана.— Курс двести двадцать два градуса.
— В самом деле?
— Что значит «в самом деле»? — заорал он злобно. Теперь, когда исполнились все его желания и батискаф был исправен, Виланд вовсе не чувствовал себя счастливым. По-моему, клаустрофобия.
— Этот курс действительный или по этому компасу? — терпеливо спросил я.
— По компасу.
— А поправка на отклонение учтена? Он еще раз заглянул в свой листок.
— Да. Брайсон говорил, что при этом курсе металл, из которого сделано основание плавающего острова, не окажет влияния.
Я ничего не ответил. Где сейчас находился Брайсон, умерший от кессонной болезни? Я почти был уверен, что не далее чем в нескольких десятках метров отсюда. Чтобы пробурить нефтяную скважину глубиной четыре километра, нужно не меньше шести тысяч мешков цемента, но и двух ведер цемента хватило бы, чтобы Брайсон навек остался на дне, а недостачи цемента никто не обнаружил.
— Пятьсот двадцать метров,— сказал Виланд,— от опоры до крыла.— Впервые он упомянул о крыльях.— А с поправкой на глубину погружения в расщелину, около
шестисот двадцати метров. По крайней мере, так утверждал Брайсон.
— Где начинается расщелина?
— Через пятьдесят метров примерно на этой же глубине, затем идет склон под углом тридцать градусов до глубины сто шестьдесят метров.
Я кивнул, но ничего не ответил. Я слышал, что у человека не может болеть в двух разных местах, но, оказывается, люди ошибаются. Мои рука, плечо и спина были одним сплошным океаном боли, которую еще больше усиливали дерганье и резь в верхней челюсти. Мне не хотелось разговаривать, не хотелось ничего. Я старался забыть о боли, сосредоточившись на своем задании.
Буксирный трос, соединяющий нас с колонной, был намотан на барабан с электроприводом. Привод был без реверса, так что трос мог только наматываться на барабан, на обратном пути. Сейчас же, когда мы двигались вперед, трос разматывался свободно, увлекая за собой телефонный кабель. Количество оборотов барабана, которое показывал прибор, давало представление о пройденном расстоянии и о скорости. Максимальная скорость батискафа составляла два узла, но даже легкое торможение, вызванное разматыванием троса, уменьшало ее до одного узла. И все-таки эта скорость была достаточной. Путь нам предстоял недальний.
То, что управление батискафом я полностью взял на себя, по-видимому, устраивало Виланда. Большую часть времени он нервно поглядывал в боковой иллюминатор. Ройал ни на секунду не спускал с меня своего единственного здорового глаза, холодного и неподвижного; он следил за каждым моим малейшим движением, но делал это чисто механически. Впечатление было такое, что он абсолютно не понимает принципов работы батискафа и управления им. Да иначе и быть не могло: даже когда я до упора повернул ручку аппаратуры, поглощающей углекислый газ, это не произвело на него никакого впечатления.
Слегка задрав нос из-за сопротивления буксирного троса, мы медленно дрейфовали в трех метрах от дна. Рулевой трос, свисающий под днищем батискафа, чуть волочился по песку, камням и кораллам. Вода была абсолютно черной, однако двух наших прожекторов и света из иллюминаторов было достаточно, чтобы видеть, что происходит вокруг. Змееподобная барракуда ткнулась пастью в иллюминатор и с минуту разглядывала нас немигающими глазами; стайка рыб, похожих на испанских макрелей, неко-
торое время составляла нам компанию, но в панике исчезла, когда появилась величественная акула. В общем, дно было пустоватым: не исключено, что ураган заставил большинство рыб искать более спокойные глубины.
Через десять минут дно моря неожиданно провалилось под нами; во мраке, который не смогли пробить наши прожектора, сложилось впечатление, что мы неожиданно оказались над крутым скалистым обрывом. Я знал, что это только кажется: Виланд десятки раз исследовал океан, и если утверждал, что склон идет под углом тридцать градусов, то наверняка так оно и было. И все-таки почти невозможно было избавиться от ощущения, что это темная бездонная пасть.
— Это здесь,— тихо сказал Виланд. Его гладко выбритое лицо чуть вспотело.— Опускайся, Талбот.
— Позже.— Я покачал головой.— Если начнем погружаться сейчас, буксирный трос, который мы тащим за собой, будет выталкивать корму батискафа наверх. Наши прожектора светят не вперед, а только вертикально вниз. Ты хочешь, чтобы мы столкнулись с какой-нибудь выступающей скалой? Хочешь повредить носовую цистерну с бензином? Не забывай, она тонкая, достаточно одной трещины, и мы приобретем такую отрицательную плавучесть, что никогда больше не сможем вынырнуть. Понимаешь ты это или нет, Виланд!
Лицо его блестело от пота. Он снова облизал губы и сказал:
— Делай как знаешь, Талбот.
Я держал курс 222° до тех пор, пока указатель буксирного троса не показал шестьсот метров, остановил моторы и позволил батискафу приобрести незначительную отрицательную плавучесть, которая ранее компенсировалась движением вперед и установленными под углом рулями.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35
Кеннеди не выглядел ни испуганным, ни потрясенным. Он смотрелся, как идеальный шофер. Но Ройал, так же как и я, не дал себя обмануть. Он обратился к Чибатти и его коллеге:
— Пощупайте-ка эту птичку! Нет ли у него при себе чего-нибудь лишнего?
Виланд вопросительно посмотрел на него.
— Может, он так же безвреден, как и выглядит, но я в этом сомневаюсь,— объяснил Ройал.— Весь день он ходил, где хотел. Нельзя исключить, что он где-нибудь раздобыл оружие и, если Чибатти и остальные потеряют бдительность, попытается им угрожать. У меня нет желания карабкаться по железной лестнице на высоту тридцать метров, находясь под. прицелом Кеннеди.
Кеннеди обыскали, но ничего не нашли, Ройал был хитер, от его внимания ничего не ускользало. Но недостаточно хитер, меня ему тоже следовало обыскать.
— Нам бы не хотелось тебя подгонять, Талбот, - с натужной иронией произнес Виланд.
— Заканчиваю,— ответил я и влил в себя остаток обезболивающего. Потом насупил брови, с видом мудреца поглядел на листы бумаги в моей руке, сложил их и спрятал в карман, после чего направился к люку в колонне. Я старательно избегал встречаться взглядом с Мэри, генералом и Кеннеди.
Виланд похлопал меня по раненому предплечью. Если бы не обезболивающее, я бы пробил головой потолок. Все-таки я подскочил на пару сантиметров, а гномики принялись пилить с прежним азартом.
— Ты что-то стал нервным, Талбот? — съехидничал Виланд. Он кивнул в направлении лежащего на столе выключателя, который я принес из батискафа наверх.— Если не ошибаюсь, ты что-то забыл.
— Нет. Это нам больше не понадобится.
— Отлично. Иди впереди. А ты, Чибатти, хорошенько за ними присматривай!
— Присмотрю, шеф,— заверил Чибатти. Он, конечно, сдержит слово, угостит рукояткой пистолета по лбу любого, кто осмелится хотя бы вздохнуть. Генерал и Кеннеди не намеревались что-то предпринимать, пока Ройал и Виланд будут находиться вместе со мной в батискафе, они должны были ждать моего возвращения. Я был уверен, что Виланд предпочел бы взять с нами в батискаф и генерала в качестве дополнительной гарантии. Однако в батискафе с относительным комфортом могли поместиться только три человека, а Виланд не хотел подвергать себя ни малейшей опасности. Кроме того, спуск вниз по ста восьмидесяти ступенькам был генералу просто не под силу.
Этот спуск едва не оказался роковым и для меня, Уже на Полпути плечо и рука одеревенели. Жгучая боль толчками била по голове, где свет превращался в мрак, и ниже, в грудную клетку и желудок, вызывая приливы тошноты. Пару раз я уже находился на грани потери сознания. Я отчаянно держался здоровой рукой, каждый раз ожидая, пока пройдет боль. С каждой ступенькой мрак накатывал все чаще. Последние тридцать или сорок ступенек я, наверное, преодолел, как робот, направляемый инстинктом, памятью и какой-то подсознательной силой воли. В мою пользу было лишь то, что мне, как обычно, приказали спус-
каться первым. Благодаря этому, никто не мог заметить моих мучений.Когда я, наконец, добрался до нижней площадки и подождал, пока спустятся все остальные, в том числе и дружок Чибатти, то уже мог, по крайней мере, твердо, не пошатываясь, стоять на ногах. Лицо у меня было бледным, как мел, но слабое освещение не позволяло Ройалу или Виланду что-то заметить. Я подозревал, что Ройал тоже чувствует себя не лучшим образом: если потерять сознание на полчаса от сильного удара, вряд ли удастся восстановить лучшую форму через пятнадцать минут после того, как очнешься. Ви-ланда же в данную минуту, очевидно, больше волновало собственное самочувствие и предстоящее нам путешествие. Люк был открыт, мы протиснулись через входную камеру батискафа. Я приложил все усилия, чтобы не задеть раненое предплечье в узком люке кабины батискафа, но все равно чувствовал себя, как в агонии. Зажег верхний свет и направился к пульту управления, предоставив Виланду закрыть входную камеру. Через полминуты он влез в кабину и закрыл за собой тяжелый люк. Свисающие из раскрытого блока разноцветные перепутанные провода произвели на моих попутчиков должное впечатление. Если им и не понравились та быстрота и ловкость, с которыми я подключил все провода, заглядывая в свои бумажки, не моя в том вина. Мне повезло, что пульт находился на уровне пояса,— я уже едва владел левой рукой.
Я подключил последний провод, захлопнул крышку и приступил к проверке цепей.'Виланд смотрел на меня с нетерпением; лиwо Ройала вследствие отсутствия на нем, как обычно, всякого выражения и по уровню нанесенных ему повреждений могло бы смело конкурировать с лицом египетского сфинкса. Нетерпение Виланда не производило на меня никакого впечатления — я тоже находился в батискафе и не собирался рисковать. Я бросил взгляд на реостаты двигателей, потом повернулся к Виланду и показал на отклонившиеся стрелки контрольных приборов.
— Двигатели. Здесь их почти не слышно, но они работают нормально. Можем отправляться?
— Да,— Он облизал губы.— Мы готовы.
Я кивнул, включил заслонку, чтобы затопить входную камеру, показал на микрофон, висящий на уровне головы между мной и Ройалом, и сказал:
— Отдай приказ откачать воздух из переходника.
Он кивнул, дал необходимые распоряжения и положил микрофон. Я выключил его.
Батискаф чуть покачивало, внезапно качка прекратилась. Я посмотрел на глубиномер. Его стрелка хаотически болталась, мы находились достаточно близко к поверхности, и на показания прибора влияли высокие волны, но средняя глубина погружения, без сомнения, увеличилась.
— Мы отделились от колонны,— сказал я Виланду. Включил прожектор и показал на иллюминатор у наших ног. Песчаное дно находилось едва ли в полутора метрах.— Какое направление? Быстро! Мне не хочется увязнуть в этом песке.
— Полный вперед.
Я увеличил обороты двигателей и поставил руль глубины в положение максимальной тяги вперед. Для этого хватило всего двух градусов; в отличие от рулей поворотов батискафа рули глубины требуют минимального регулирования, поскольку играют лишь вспомогательную роль при погружении и подъеме. Я медленно поднимал обороты двигателей до максимальных.
— Идем на юго-запад.— Виланд заглянул в листок бумаги, который вынул из кармана.— Курс двести двадцать два градуса.
— В самом деле?
— Что значит «в самом деле»? — заорал он злобно. Теперь, когда исполнились все его желания и батискаф был исправен, Виланд вовсе не чувствовал себя счастливым. По-моему, клаустрофобия.
— Этот курс действительный или по этому компасу? — терпеливо спросил я.
— По компасу.
— А поправка на отклонение учтена? Он еще раз заглянул в свой листок.
— Да. Брайсон говорил, что при этом курсе металл, из которого сделано основание плавающего острова, не окажет влияния.
Я ничего не ответил. Где сейчас находился Брайсон, умерший от кессонной болезни? Я почти был уверен, что не далее чем в нескольких десятках метров отсюда. Чтобы пробурить нефтяную скважину глубиной четыре километра, нужно не меньше шести тысяч мешков цемента, но и двух ведер цемента хватило бы, чтобы Брайсон навек остался на дне, а недостачи цемента никто не обнаружил.
— Пятьсот двадцать метров,— сказал Виланд,— от опоры до крыла.— Впервые он упомянул о крыльях.— А с поправкой на глубину погружения в расщелину, около
шестисот двадцати метров. По крайней мере, так утверждал Брайсон.
— Где начинается расщелина?
— Через пятьдесят метров примерно на этой же глубине, затем идет склон под углом тридцать градусов до глубины сто шестьдесят метров.
Я кивнул, но ничего не ответил. Я слышал, что у человека не может болеть в двух разных местах, но, оказывается, люди ошибаются. Мои рука, плечо и спина были одним сплошным океаном боли, которую еще больше усиливали дерганье и резь в верхней челюсти. Мне не хотелось разговаривать, не хотелось ничего. Я старался забыть о боли, сосредоточившись на своем задании.
Буксирный трос, соединяющий нас с колонной, был намотан на барабан с электроприводом. Привод был без реверса, так что трос мог только наматываться на барабан, на обратном пути. Сейчас же, когда мы двигались вперед, трос разматывался свободно, увлекая за собой телефонный кабель. Количество оборотов барабана, которое показывал прибор, давало представление о пройденном расстоянии и о скорости. Максимальная скорость батискафа составляла два узла, но даже легкое торможение, вызванное разматыванием троса, уменьшало ее до одного узла. И все-таки эта скорость была достаточной. Путь нам предстоял недальний.
То, что управление батискафом я полностью взял на себя, по-видимому, устраивало Виланда. Большую часть времени он нервно поглядывал в боковой иллюминатор. Ройал ни на секунду не спускал с меня своего единственного здорового глаза, холодного и неподвижного; он следил за каждым моим малейшим движением, но делал это чисто механически. Впечатление было такое, что он абсолютно не понимает принципов работы батискафа и управления им. Да иначе и быть не могло: даже когда я до упора повернул ручку аппаратуры, поглощающей углекислый газ, это не произвело на него никакого впечатления.
Слегка задрав нос из-за сопротивления буксирного троса, мы медленно дрейфовали в трех метрах от дна. Рулевой трос, свисающий под днищем батискафа, чуть волочился по песку, камням и кораллам. Вода была абсолютно черной, однако двух наших прожекторов и света из иллюминаторов было достаточно, чтобы видеть, что происходит вокруг. Змееподобная барракуда ткнулась пастью в иллюминатор и с минуту разглядывала нас немигающими глазами; стайка рыб, похожих на испанских макрелей, неко-
торое время составляла нам компанию, но в панике исчезла, когда появилась величественная акула. В общем, дно было пустоватым: не исключено, что ураган заставил большинство рыб искать более спокойные глубины.
Через десять минут дно моря неожиданно провалилось под нами; во мраке, который не смогли пробить наши прожектора, сложилось впечатление, что мы неожиданно оказались над крутым скалистым обрывом. Я знал, что это только кажется: Виланд десятки раз исследовал океан, и если утверждал, что склон идет под углом тридцать градусов, то наверняка так оно и было. И все-таки почти невозможно было избавиться от ощущения, что это темная бездонная пасть.
— Это здесь,— тихо сказал Виланд. Его гладко выбритое лицо чуть вспотело.— Опускайся, Талбот.
— Позже.— Я покачал головой.— Если начнем погружаться сейчас, буксирный трос, который мы тащим за собой, будет выталкивать корму батискафа наверх. Наши прожектора светят не вперед, а только вертикально вниз. Ты хочешь, чтобы мы столкнулись с какой-нибудь выступающей скалой? Хочешь повредить носовую цистерну с бензином? Не забывай, она тонкая, достаточно одной трещины, и мы приобретем такую отрицательную плавучесть, что никогда больше не сможем вынырнуть. Понимаешь ты это или нет, Виланд!
Лицо его блестело от пота. Он снова облизал губы и сказал:
— Делай как знаешь, Талбот.
Я держал курс 222° до тех пор, пока указатель буксирного троса не показал шестьсот метров, остановил моторы и позволил батискафу приобрести незначительную отрицательную плавучесть, которая ранее компенсировалась движением вперед и установленными под углом рулями.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35