Убийцы, такие, как я, не держат за руку и не успокаивают.
— Ты ведь не попытаешься крикнуть? — спросил я.
— Нет,— прохрипела она.— Извините. Я такая глупая...
— Порядок,— сказал я.— Если силы к тебе вернулись, мы должны поговорить, а времени у нас очень мало.
— Может быть, вы зажжете свет? — попросила она.
— Ни в коем случае. Его видно сквозь шторы, а нам не нужны гости.
— Там есть ставни. Деревянные ставни. На всех окнах.
Ай да Талбот-соколиный глаз! Весь день я тупо смотрел в окно и даже ставни не заметил. Я закрыл ставни и зажег свет. Мэри сидела на краю кровати, обхватив себя руками так, будто ей было холодно.
— Я чувствую себя уязвленным,— сказал я.— Достаточно вам было один-единственный раз взглянуть на Яблонского и вы сразу определили, что он не преступник. А чем дольше смотрите на меня, тем больше убеждаетесь в том, что я убийца.
Она хотела что-то сказать, но я поднял руку:
— Знаю, знаю, на это у вас есть свои причины. Но это неправда.— Я подтянул штанину брюк и продемонстрировал элегантный коричневый носок и черную туфлю.— Узнаете?
Она рассматривала их некоторое время, а потом перенесла взгляд на мое лицо.
— Это вещи Саймона,— скзала она.
— Вашего шофера.— Мне не нравилось, что она называет его по имени.— Он одолжил их мне пару часов назад. Добровольно. Мне понадобилось ровно пять минут, и он
убедился, что я не убийца. Готовы ли вы уделить мне столько же времени?
Она молча кивнула.
Мне хватило и трех минут. Тот факт, что я прошел проверку у Кеннеди, означал, по крайней мере с ее точки зрения, что полдела уже сделано. О том, что я нашел Яблонского, рассказывать не стал. Пока что она не была к этому готова. Когда я закончил, она недоверчиво сказала:
— Значит вы все знали? Об отце, обо мне, о наших делах...
— Я знаю об этом уже несколько месяцев. Но ничего конкретного. Нам известно только, что генерал Блер Рутвин впутался в какое-то дело, чего ему делать не следовало. И не спрашивайте, кто это «мы» и кто я такой. Я не люблю отвечать на вопросы, в конце концов, так будет лучше для вас. Так чего боится твой отец, Мэри?
— Я не знаю. Знаю, что боится Ройала, но...
— Я тоже боюсь Ройала. Мы все боимся Ройала. Могу поспорить, что Виланд кормит генерала россказнями о Ройале, чтобы держать его в постоянном страхе. Но не это самое главное. Отец опасается за вас, и мне кажется, это началось, когда он понял, в какую попал компанию. То есть, понял, кем в действительности являются эти люди. Думаю, что вначале он не знал, что скрывается за всем этим делом. Давно ли Виланд и ваш отец стали, если можно так сказать, компаньонами?
Она немного подумала и сказала:
— Я могу точно ответить. Это началось в конце апреля прошлого года, когда мы отдыхали на нашей яхте «Темтрис» в Вест-Индии. В Кингстоне, на Ямайке, папа получил сообщение от маминых адвокатов о том, что она начинает судебный процесс о разводе. Вы, наверное, слышали об этом.— В голосе ее звучало отчаяние.— Во всей Северной Америке не было газеты, которая прошла мимо этой истории, а некоторые просто смаковали ее.
— Вы хотите сказать, что до этого генерала считали образцовым гражданином, а его брак идеальным.
— Да. Родители стали мишенью всей бульварной прессы. Я не знаю, что произошло с мамой, нам всегда было так хорошо. Это лишний раз доказывает, что дети ничего не знают об отношениях между родителями.
— Дети?
Она была слишком измучена и угнетена, иначе не стала бы вести такие разговоры с посторонним человеком.
— У меня есть сестра Джейн, младше меня на десять лет. Папа женился довольно поздно. Джейн живет с мамой. Похоже, что с ней и останется. Адвокаты все еще пытаются уладить дело. Развода, естественно, не будет. Вы, мистер Талбот, не знаете Рутвинов из Новой Англии. В их словаре нет некоторых понятий, типа «развод».
— А ваш отец пытался помириться?
— Он дважды ездил к маме. Все напрасно. Она не захотела даже со мной встретиться. Куда-то уехала, никто, кроме папы, не знает, где она. Если есть деньги, такие вещи легко уладить.— Упоминание о деньгах направило ее мысли в новое русло, потому что, когда она продолжила, в ее голосе ощущались те самые двести восемьдесят пять миллионов, а в выражении лица проступали черты ее предков с «Мейфлауэра».— Я не совсем понимаю, мистер Талбот, какое вы имеете отношение к нашим частным семейным делам?
— Я тоже не понимаю,— подтвердил я. Это бьшо нечто вроде извинения.— Может быть, я тоже почитываю бульварную прессу. Ваши дела меня интересуют только в связи с Виландом. Так значит, именно тогда он и появился?
— Через одну-две недели. Папа был очень расстроен, мне кажется, он согласился бы на любое предложение, которое отвлекло бы его от этих забот, ну и...
— Ну и несколько утратил способность критически относиться к происходящему. Достаточно было ему снизить требования к окружению на сотую долю процента, как Виланд протиснулся в парадную дверь. От усов до платочка в кармане пиджака Виланд — идеал процветающего промышленника. Он прочел все книги об Уолл-стрит и не пропустил ни одного фильма, тщательно овладев всеми, даже самыми незначительными замашками. Ройал, насколько я понимаю, появился позднее.
Она кивнула. У меня сложилось впечатление, что она вот-вот заплачет. Вообще-то слезы меня трогают, но не тогда, когда нет времени. А его оставалось катастрофически мало. Я погасил свет, подошел к окну, открыл одну ставню и выглянул во двор. Ветер стал почти ураганным, струи косого ливня стекали по стеклу быстрыми ручьями. И самое главное, на востоке начало светать. Я закрыл ставню, зажег свет и посмотрел на девушку.
— Как вы думаете, они смогут сегодня послать вертолет на Х-13? — спросил я.
— Вертолеты могут летать практически в любую погоду.— Она беспокойно подвинулась.— А кто говорит, что сегодня они собираются туда лететь?
— Я говорю.— Больше ничего я не стал ей объяснять.— А теперь скажите правду, зачем вы пришли к Яблонскому?
— Правду?
— Вы сказали, что у него приятное лицо. Возможно. Но мне это объяснение не подходит.
— Я понимаю. Честное слово, я ничего не скрываю. Я просто очень встревожена. Подслушала, что о нем говорили, и подумала...
— Говори по делу,— грубо прервал ее я.
— Вам ведь известно, что библиотека прослушивается. У них есть аппаратура, при помощи которой они могут...
— Я в этом немного разбираюсь,— терпеливо объяснил я.— Не трать время.
На ее бледных щеках появился румянец.
— Извините. Я случайно находилась в комнате, где стоит аппаратура, и включила наушники. Сама не знаю зачем.
Я иронически улыбнулся: мне пришла в голову пословица о пользе рытья ямы ближнему.
— В библиотеке были Виланд и Ройал. Они говорили о Яблонском.
Тут я перестал улыбаться.
— Они следили за ним все утро, когда он поехал в Марбл-Спрингс. Он будто бы вошел в скобяную лавку, а зачем, они не знали...
Я знал, зачем: купить веревку, сделать дубликаты ключей и позвонить по нескольким номерам.
— Он находился там полчаса, когда следящий за ним тоже вошел туда. Яблонский вышел, а его «хвост» нет.— Она слабо улыбнулась.— Наверное, Яблонский вынужден был «обезвредить» его.
Я не улыбнулся и спокойно спросил:
— Откуда они это узнали? Ведь «хвост» не вернулся?
— Они послали за Яблонским троих. Двух оставшихся он не заметил.
— Что же было потом?
— Яблонский пошел на почту. Я сама его видела, когда мы с папой ехали в полицию, чтобы я рассказала, как вы меня бросили, и мне пришлось добираться домой автостопом. Так мне велел отец. Так вот, оказалось, на почте Яблонский взял несколько телеграфных бланков, закрылся в кабине и отправил какую-то телеграмму. Один из людей Виланда подождал, пока он выйдет, потом из той же пачки бланков взял верхний, лежавший непосредственно под бланком, который заполнял Яблонский, и принес его домой. На-
сколько я поняла, Виланд прочел его при помощи какого-то порошка и лампы.
Что ж, даже Яблонский не смог всего предусмотреть! На его месте я поступил бы точно так же. Я бы тоже решил, что, поскольку избавился от «хвоста», то это все. Виланд был хитрее, он мог оказаться слишком хитрым и для меня. Я спросил девушку:
— Вы слышали что-нибудь еще?
— Немного. Им удалось прочесть большую часть текста, но они ничего не поняли. Кажется, он был зашифрован.— Она замолчала, облизала губы и с уважением продолжила: — Но адрес, естественно, не был зашифрован.
— Естественно.— Я знал ответ на свой следующий вопрос, но должен был его задать.— Что же это был за адрес?
— Некий мистер Д. С. Кертин, Федеральное бюро расследований. Именно поэтому я и пришла. Я поняла, что надо предупредить мистера Яблонского. Больше ничего я не слышала, кто-то шел по коридору, и я выскользнула через боковую дверь. Мне кажется, мистер Талбот, ему угрожает большая опасность.
Уже минут пятнадцать я соображал, как бы поделикатнее подготовить ее к этому известию, но теперь сдался.
— Вы опоздали.— Я вовсе не хотел, чтобы мой голос был сухим и жестким, но так уж вышло.— Яблонского нет в живых. Его убили.
Они пришли утром в восемь. Ройал и Валентино. Я был полностью одет, только без пиджака, и прикован одной парой наручников к спинке кровати. Ключ я выбросил вместе с тремя остальными ключами, предварительно тщательно закрыв все двери. Обыскивать им меня было ни к чему, и все-таки я молился, чтобы они этого не делали. Когда Мэри вышла, заплаканная, растерянная, дав клятву, что не скажет ни слова даже отцу, я уселся и начал размышлять. До сих пор все мои мысли попадали как бы в замкнутый круг, я не видел впереди даже слабого просвета. И в тот момент, когда мне казалось, что я погрузился в полный мрак, меня осенило. Впервые с той минуты, как я перешагнул порог этого дома. Я думал еще с полчаса, потом взял листок тонкой бумаги и на одной его стороне написал длинное письмо, сложил его так, чтобы он был в ширину не больше пяти сантиметров, и написал домашний адрес судьи Молли-сона. Я сложил листок еще раз, засунул его под галстук
сзади на шее и опустил воротник. Когда за мной пришли, я уже полчаса лежал в кровати, но так и не уснул.
Я притворялся, что крепко сплю. Кто-то грубо потряс меня за плечо. Я не обратил на это внимания. Меня еще раз тряхнули. Я пошевелился. Меня перестали трясти, решив, что этот метод неэффективен, и я получил пощечину. Я застонал, с трудом открыл глаза и приподнялся на кровати, свободной рукой вытирая лоб.
— Поднимайся, Талбот! — Если не считать левой части лица, напоминающей в миниатюре заход солнца сквозь синюю мглу, Ройал выглядел спокойным и уравновешенным, как всегда, и к тому же прекрасно отдохнувшим. Еще один труп на совести не мешал ему спокойно спать. Я с удовольствием отметил, что Валентино носит руку на перевязи. Это облегчит превращение его в охранника на отдыхе.
— Поднимайся,— повторил Ройал.— Почему на тебе только одни наручники?
— Что? — Я азартно потряс головой, играя роль наполовину отравленного и оглушенного.— Черт возьми, что я ел на ужин?
— На ужин? — Ройал продемонстрировал свою бледную и спокойную улыбку.— Ты со своим компаньоном осушил полную бутылку. Вот и весь твой ужин.
Я кивнул. Он пока ничем не рисковал, под действием снотворного у меня могли сохраниться только самые смутные воспоминания о том, что происходило незадолго до того, как я потерял сознание. Я скорчил гримасу и кивнул в сторону наручников:
— Может, откроешь это свинство?
— Почему только одни наручники? — ласково спросил Ройал еще раз.
— Какая разница, одна цепь или двадцать? — ответил я с раздражением.— Не помню. Кажется, Яблонский сильно спешил и нашел только одну пару. Может быть, он тоже себя нехорошо чувствовал.
Я закрыл лицо ладонями и наклонил голову вниз, как бы пытаясь привести себя в порядок. Сквозь щели между пальцами я заметил, что Ройал медленно кивнул в знак согласия, и понял, что убедил его:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35