В о п р о с. Каким образом дверь двенадцатой камеры оказалась вновь закрытой на ключ?
О т в е т. По прибытии Коготкова и Канюки я взял ключи и закрыл дверь. Но прежде заглянул в тринадцатую камеру.
В о п р о с. И что вы там увидели?
О т в е т. Не что, а кого. Труп Грищука. Он был задушен этими людьми.
В о п р о с. Когда вы доложили о случившемся и кому?
О т в е т. Сразу после того, как обнаружил труп Грищука. Доложил об этом старшему лейтенанту Коготкову.
В о п р о с. По чьему приказу были отпущены задержанные?
О т в е т. По приказу подполковника Сизова, который прибыл в управление после телефонного звонка к нему Коготкова.
В о п р о с. В котором часу они были отпущены?
О т в е т. Не знаю. Мы в это время уже находились в кабинете старшего прокурора следственного управления Генпрокуратуры Чиркова.
Показания записаны с моих слов правильно и мною прочитаны.
В. Зимовец.
Допросил следователь Г. Латышев.
Турецкий отложил листы протокола допроса и вопросительно посмотрел на Глеба.
– Сестра Зимовца опознала Грищука по фотографии из его служебного дела, – сказал Глеб.
– Она допрошена?
– Пожалуйста, – протянул Глеб протокол допроса потерпевшей.
– Твари, – скрипнул зубами Турецкий, проглядев показания девушки. – Сержант, видимо, дал признательные показания после того, как прочел это?
– Так точно.
– Твои соображения?
– Я бы освободил сержанта Зимовца под подписку о невыезде.
– Зимовец хорошо запомнил рожи трех остальных насильников…
– И все-таки я бы освободил его.
– Согласен, – подумав, ответил Турецкий. – Измени меру пресечения на подписку о невыезде. Что скажешь по поводу исчезновения подполковника Сизова?
– Майор Богданов утверждает, что Сизов находится в Татарском лесу.
– Грибы собирает?
– То ли в избе лесника, то ли на какой-то дачке.
– А где, между прочим, теперь Алексей Иваныч?
– Ждет окончания нашего разговора.
– Пригласи.
– Есть. У него, кстати, имеется предложение.
– Решил припомнить старый служака свое оперативное прошлое? – улыбнулся Турецкий.
– Он сам скажет.
После дружеских приветствий Турецкий перешел к делу.
– Докладывай, Алексей Иваныч, что надумал.
– Видел Сизова в районе Татарского леса…
– Почему он называется Татарским?
– Так рядом поселок Татарка!
– Это и надо было мне знать, – удовлетворенно сказал Александр. – Вдвоем решили ехать на задержание?
– Можно и вдвоем, – ответил Богданов, кивая на Глеба.
– Езжайте, – согласился Турецкий. – В Татарке найдете семнадцатый дом по улице Нагорной. В нем проживает майор Голованов…
– Семнадцатый? Спокон веку там проживал Николай Васильевич Сараев! Недавно овдовел. Жены наши дружбу водили. Майор Голованов… Постой, постой, не тот ли, что Настеньку забрюхатил и пропал?
– Тот самый.
– Та-ак, – посуровел Богданов. – Прилетел, значит, сокол ясный…
– Ничего объяснять не буду, – сказал Турецкий, но предупредить хочу: – майор из МУРа – парень что надо. Я пошлю ему поручение, а он уж знает, что делать.
– Разрешите выехать? – спросил Глеб.
– А чего тянуть? Езжайте.
Губернатор Ставропольского края Николай Михайлович Колесниченко летел в самолете из Москвы. В столице он пробыл чуть более суток, но и за это время много успел узнать, понять и оценить собственное положение.
Встреча с секретарем Совета Безопасности была назначена на четырнадцать ноль-ноль, а прилетел Колесниченко в столицу утром, так что у него было время встретиться с нужными людьми. Первым делом он, конечно, дозвонился до Потапова Юрия Андреевича, который оказался на даче. «Приезжай», – сказал Потапов, не дослушав извинений губернатора по поводу раннего звонка.
Перед отлетом из Ставрополя Колесниченко предупредил о своем прибытии директора представительства КАКТа Асатряна, тот обычно приезжал в аэропорт на своем «форде». Но сейчас губернатора встретил лишь водитель Гургена Акоповича, который сообщил об аресте Асатряна сразу, как только «форд» тронулся с места. «Куда едем, Николай Михайлович?» – спросил водитель, глядя в непроницаемое лицо пассажира. «В Барвиху». На кольцевой водитель, посмотрев в зеркало, усмехнулся: «Не отстает хвостик-то! Заметили, Николай Михайлович?» – «Вижу». – «Любопытно им, куда вы путь держите…» – «Разве тебя не предупредили?» – «Предупредили и сказали, чтобы не обращал внимания». – «Вот и не обращай».
Юрий Андреевич принял губернатора приветливо, повел в свой кабинет.
– Хочу показать тебе свое новое приобретение. Зверев. «Женщина у рояля». Картина принадлежала вдове одного известного поэта. Долгонько мне пришлось с ней повозиться… Между прочим, на картине изображена она.
– Картина хорошая, – похвалил равнодушно Колесниченко.
– Какая тоска иметь дело с дилетантами! Да это одна из лучших работ Зверева! Может быть, самая лучшая. Он был влюблен в эту женщину. Ты посмотри, какие краски, какая нежность во взоре… Теперь взгляни на эту, – кивнул Потапов на картину, висевшую неподалеку. – Тоже зверевская работа. Ощущаешь разницу?
– Я ощущаю другое, – помолчав, ответил Колесниченко.
– Что именно?
– Не верю, что ты ничего не знаешь.
– Тьфу! – сплюнул Потапов. – Я думал, ты о картине… Разумеется, мне известно о твоем ближайшем друге Асатряне и еще многое, о чем пока рановато говорить… Ты голоден?
– Закусить не отказался бы.
– На который час назначена встреча с Василием Алексеевичем?
– В два часа я должен быть у него в кабинете.
– Времени больше чем достаточно. Я, конечно, мог бы еще показать тебе одну вещь…
– Дилетант я! Дилета-ант! Уволь, Юрий Андреевич!
– Ладно. Пойдем в столовую.
Колесниченко видел дачи и побогаче потаповской. У него у самого, пожалуй, была, если судить по удобствам и обстановке, не в пример лучше, но он не мог не отметить тонкого вкуса хозяина, выдержанности тона и цвета в комнатах, обставленных антикварной мебелью с камином прекрасной работы в гостиной и единственной иконой на стене, изображающей Богоматерь с младенцем.
– Шестнадцатый век, – пояснил Потапов, заметив, что икона привлекла внимание гостя.
– В храме бы ей висеть, а не здесь, – вырвалось у Колесниченко.
– Из храмов крадут. Но, вероятно, она будет в храме Христа Спасителя. Ты не первый, кто подал мне подобную мысль.
– А кто первый?
– Мэр Москвы.
После завтрака они вновь вернулись в кабинет и закурили.
– Слушаю тебя, Николай, – сказал Потапов.
– Мне хотелось бы послушать тебя.
– Асатрян арестован, представительство опечатано, идет следствие.
– Об этом мне сообщили.
– А что ты хочешь услышать тогда от меня?
– Хотя бы причину вызова.
– Арест Гургена Акоповича – это тебе не причина? Он наверняка даст показания.
– Но это же гроб, Юрий Андреевич!
– До гроба пока далеко. Очень даже далеко… Ты лучше расскажи, что там поделывает господин Турецкий?
– Господин Турецкий не дремлет.
– Ты встречался с ним?
– Лишь по прибытии. Но ты об этом знаешь.
– Значит, у господина Турецкого нет желания общаться с тобой?
– Выходит, так. Впрочем, и у меня нет особого желания общаться с ним. Скажи, пожалуйста, нет никакой возможности остановить Турецкого?
– Пока нет.
– Что значит «пока»?
– То и значит, что пока.
– Но она может появиться, эта возможность?
– На этом свете ничего невозможного нет.
– Ты говоришь загадками, Юра.
– Разве раньше я что-то от тебя скрывал?
– Ты был гораздо откровеннее.
– На этот раз, видимо, есть существенные причины.
– Хорошо. Настаивать не имею права.
– Я могу сказать лишь одно. Машина, которую мы раскрутили, уже не остановится. Может случиться, что тебя, к примеру, после беседы снимут с поста, но может и не случиться. И все-таки это все частности…
– Ничего себе частность! А если бы тебе такое сказали?!
– Точно такое, но в более грубой форме мне сказали вчера.
– Кто?
– Ты снова спрашиваешь о том, чего я не могу сказать, и поэтому обращаюсь к прежней мысли. Потребует тебя снять секретарь Совета Безопасности или не потребует, дело десятое. Даже в самом худшем случае ты не пропадешь. Вернее, тебе не дадут пропасть. Ты уже винтик в запущенной машине, и, признаюсь, очень важный. Быть может, на данный момент самый важный. Главное, о чем ты должен думать денно и нощно, о выборах. Проиграть их мы не имеем права.
– Но если секретарь меня снимет…
– Секретарь ни назначать, ни снимать губернаторов не может.
– Что ему стоит открыть дверь кабинета хозяина? Не тебе объяснять, какие у них отношения.
– И какие же?
Колесниченко внимательно посмотрел на собеседника и улыбнулся.
– И какая кошка пробежала между ними? – спросил он.
– Живи спокойно и не волнуйся. Береги здоровье, – не отвечая на вопрос, посоветовал Потапов. – Этими днями все решится.
– До съезда или после?
– Нам необходимо, чтобы это произошло до съезда. И на этом, дорогой Николай Михайлович, завязали.
– Как посоветуешь вести себя с секретарем?
– Судя по тому, как он будет вести себя с тобой.
– Разумеется, будет хамить.
– Не думаю. Даже убежден, будет выдержан и спокоен.
– Свежо предание, но верится с трудом, – усмехнулся Колесниченко.
– И запомни, любое поведение секретаря не имеет никакого значения. Нет денег ни у секретаря, ни у правительства, ни у Президента. Деньги есть у нас. В машине, которую мы закрутили, крутятся все, от самого мелкого чиновника до самого большого. Другое дело, что они об этом не догадываются. Но это уже их проблемы.
– Включая и самого хозяина?
– А что бы мы делали без него? – вопросом на вопрос ответил Потапов. – Перейдем к другим вопросам. Как поживает Крест?
– По-моему, отлично.
– При таком помощнике, как Георгий Гагаринский, можно спать спокойно.
– Я не бываю на встречах.
– Правильно делаешь. Зачем светиться? Спецгруппа «Пантера» шутить не любит. Шифрограммы в Москву поступают ежедневно.
– В чье ведомство?
– ФСБ. Но ты не думай, что содержание шифрограмм неизвестно секретарю. Он нашел общий язык с директором. Грамотно работают сотрудники «Пантеры»?
– Думаю, им известно если не все, то многое. Особенно трясут Изобильную и Прикумский район.
– Оно и понятно. Хозяйничают там бывшие воры в законе.
– Помнится, Михаил Юсин с гордостью заявлял, что бывших воров не существует…
– Левитан и Старик про себя могут думать все что угодно, но для нас они бывшие.
– Если Хвостову известна хоть часть документов за моей подписью, то он конечно же полетит к хозяину…
– Снова-здорово! – поморщился Потапов. – Я тебя спрашиваю про Фому, а ты опять про Ерему! Была бы воля, конечно, засадил бы Василий Алексеевич всех, кто ему не нравится, в лагеря. Но нет у него такой власти. А часики тикают, времечко бежит… Что случилось в Татарке? – внезапно спросил он.
– Обычная разборка.
– Между кем?
– Эти… как их? Отморозки! У Маркуши неприятность, – припомнил Колесниченко. – Придушили одного из тех, кто был на даче.
– На твоей даче? – уточнил Потапов. – Это мало похоже на неприятность. Скорее на событие приятное.
– Придушили-то в его управлении.
– И дело взял в свои руки Турецкий?
– Он. С Маркушей вообще какие-то нелады…
– Пьет?
– Пил он всегда, но пьяным его никогда не видели. А теперь он зарядил, и довольно серьезно.
– Богатый стал, – насмешливо проговорил Юрий Андреевич. – Но богатство – дело такое, сегодня оно есть, а завтра поминай как звали! Поучил бы по-отечески, по-губернаторски…
– В народе говорят: пей, да дело разумей. А дела у Маркуши идут хуже некуда. Вообще, должен сказать, во всех правоохранных структурах какая-то неразбериха. Власенко начисто скис. Надеялся на своего дружка, зонального прокурора из Генпрокуратуры, но тот полностью отключен от расследований.
– А что Макеев?
– Жалуется. Офицеры получают приказы, под козырек, а результатов не видать.
– Они на службе. Должны докладывать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49