И вождь победил. Парламент, большинство в котором захватила его партия, принял решение о создании корпорации по добыче каучука. И здесь, в шестидесяти милях от Луиса, были высажены миллионы каучуконосов. Тысячи людей были заняты на плантациях — конечно, принимались на работу лишь сторонники партии вождя Околого!
Но партия раскололась, ее руководители перегрызлись из-за власти и государственных постов и, конечно же, жирных окладов. И вождь Околого оказался в тюрьме, обвиненный группой своих бывших сторонников в попытке свержения правительства Гвиании и захвата власти в стране.
В этом не было ничего необычного. К уходу колонизаторов в Гвиании образовалось несколько партий, отчаянно боровшихся за власть в стране. Они строились по принципу: одно племя, один народ — одна партия, и во главе их стояли племенные вожди. Но иногда, как это случилось с партией вождя Околого, возникали конфликты между самими вождями: одни кланы поднимались против других, и тогда совершались «перевороты», которые ничего не меняли, кроме «лидеров партий».
И как только Околого был убран его соперниками, плантации были вдруг объявлены «престижным проектом» и окончательно заброшены.
Сейчас здесь водились отличнейшие перепелки.
Ричард не заметил, как из мокрой травы вылетела первая перепелка.
Выстрел ударил глухо, будто в пустой бочке. Красная молния вырвалась из ружья. Что-то хлестнуло по траве.
— Видишь?
Отец взял у Тисби перепелку и протянул ее Ричарду. Птица была еще теплая. Но шейка ее свисала с большой ладони отца, как тряпочка, маленький клюв был полураскрыт, и глаза подернуты молочно-голубой пленкой.
Крошечная капелька крови просочилась из-под перьев на головке, куда попала дробинка. Это была смерть — и Ричард видел ее впервые — не в кино, не по телевизору, а рядом — на руке у отца.
Он заморгал и отвел глаза от птицы.
В зелени мелькнуло что-то красное. Мальчик наклонился и поднял красную картонную гильзу.
Отец улыбнулся:
— Брось, она уже не нужна.
Но Ричард упрямо сжал гильзу в кулаке и нахмурился.
Опять грохнуло рядом. Отец срезал еще одну птицу, поднятую неутомимой Тисби. Он забыл о мальчике и быстро пошел вперед, увлекаемый охотничьим азартом.
И Ричард пошел за ним след в след, внимательно глядя под ноги и опасаясь наступить на змею, которых в этой траве должно быть не меньше, чем перепелок.
Выстрелы гремели один за другим. И мальчика тоже охватил охотничий азарт, и еще больше — гордость за отца, стрелявшего без единого промаха.
Через два часа они вернулись к лендроверу. Небо совсем прояснилось, просветлело.
Все были довольны, даже американец, у которого к поясу было привязано лишь три птицы. Он снял свою широкополую ковбойскую шляпу и вытирал пестрым платком взмокшее, толстое и красное лицо и редкие серебряные волосы.
— Никудышный из меня стрелок! — добродушно говорил он. — Сколько ни палю, а результаты…
Он потряс своей добычей и рассмеялся.
— Вот твой отец… — подмигнул он Ричарду.
Отец тем временем отвязывал от пояса убитых птиц и раскладывал рядом на дороге.
— Двадцать четыре, — с гордостью сказал он. — Один раз промахнулся.
Американец шутливо развел руками:
— Олимпийский чемпион!
— Один раз промахнулся! — повторил отец. — А ведь в шестнадцать лет я был президентом охотничьего клуба в нашем графстве.
Американец полез в лендровер и вернулся оттуда с деревянным ящичком, обитым полосками жести, поставил его на траву, откинул крышку.
В специальных отделениях там лежали оловянные тарелки, высокие кубки, ножи, вилки, ложки, закрытые кастрюльки.
Потом он принес из машины четыре бутылки пива и одну — кока-колы.
Когда они пили из высоких оловянных кубков и ели сандвичи, оказавшиеся в кастрюльках, американец, с удовольствием поглядывая на ряды добытых перепелок, заявил:
— Завтрак на траве! Картина кого-то там из французов. Знаю кого, но забыл.
— Мане, — с набитым ртом сказал отец и поднес ко рту кубок с пивом.
— Может быть! — весело отозвался американец: у него было отличнейшее настроение.
Они быстро покончили с пивом и сандвичами: Ричард никогда еще не ел с таким аппетитом.
— Ну вот, — ласково сказал отец, глядя на него. — Надо только привыкнуть. Человек ко всему может привыкнуть. А тогда и жизнь становится проще.
И Ричард понял, что отец все видел тогда, когда он нагнулся за красной гильзой, но не подал вида, и Ричард был благодарен ему сейчас за это.
— Поедем домой? — американец посмотрел на часы. Роджерс усмехнулся и кивнул на перепелок, все еще висевших у него на поясе:
— Не маловато ли?
— А что делать?
И американец опять посмотрел на часы.
— Может быть, постреляем с капота?
И, не дождавшись ответа, Роджерс полез за руль. Собака, усталая, мокрая, с высунутым ярко-красным языком, от которого валил пар, прыгнула в машину и сейчас же свернулась клубком на полу между передним и задним сиденьями: она не ожидала уже ничего для себя интересного.
— Домой? — спросил Ричард.
— Через полчаса, — ответил отец, поворачивая ключ зажигания.
Мистер Девон уселся на капот так, чтобы не загораживать обзор водителю, и машина медленно пошла по красной дороге.
Через несколько минут американец предостерегающе поднял руку — и машина остановилась. Впереди, на дороге, сидела стайка перепелок. Целился он долго и тщательно. Тисби, уже задремавшая, вскочила, как распрямившаяся пружина: звук выстрела словно подбросил ее. Она заметалась, заскулила…
Но американец уже возвращался, неся сразу трех птиц, две из которых еще трепыхались.
— Вот это выстрел! — возбужденно кричал он. — Сразу трех! И он принялся привязывать убитую перепелку — продевать ее лапки в специальные петли у себя на поясе.
— Конечно, это не в лет, как вы, мистер Роджерс, — довольно приговаривал он. — Но все же…
Все так же весело болтая, он взял недобитую птицу за лапки, согнул ногу — и с размаху ударил маленькую головку о задник своего солдатского ботинка. Что-то брызнуло. В глазах Ричарда все поплыло, и он принялся поспешно глотать воздух всей грудью, глубже, глубже…
— Извини, кид, — донеслось до него.
Лицо американца было озабочено. Он неловко моргал.
— Это жестоко… Но так она меньше мучается.
Вторую перепелку он добил, отойдя за машину, так, чтобы Ричард этого не видел.
А мальчику вдруг все стало совершенно безразлично.
Он откинулся на спинку сиденья и закрыл глаза.
Мотор журчал тихо и ровно, чуть покачивало, и Ричард провалился в пустоту и больше уже ничего не видел и не слышал: он спал тяжелым сном — без сновидений.
Машина выехала на шоссе, когда мистер Девон опять в который раз озабоченно посмотрел на часы.
— Боитесь опоздать…
Полковник Роджерс не отрывал глаз от скользкой ленты асфальта.
— Теперь это уже ему не поможет, — словно про себя произнес он.
Американец насторожился:
— Вы… о ком?
— О докторе Смите.
Машина продолжала бежать по асфальту с ровной, неизменной скоростью, будто ее вел робот. Американец пытался скрыть тревогу:
— Что случилось с доктором Смитом? Полковник равнодушно пожал плечами:
— То, что случилось с вашими перепелками. То, что может случиться с каждым из нас. Он мертв.
Несколько минут длилось молчание. Когда американец, наконец, заговорил, он был уже абсолютно спокоен:
— Когда вы об этом узнали?
— За полчаса до того, как мы покинули Луис.
— И вы…
— Я не хотел портить охоту. И кроме того, я обещал взять с собой Ричи. Он этого заслужил, он хорошо учится в этом году.
Голос Роджерса был спокоен и ровен.
— Смит… убит? — тихо спросил американец. Полковник слегка поморщился:
— Оставьте, пожалуйста, эти голливудские штучки. Здесь вам не романы Микки Спилейна и не кустарщина моего бывшего коллеги Яна Флеминга. Ваш доктор Смит погиб от укуса змеи в десяти милях от своего лагеря.
И он передразнил голос Девона:
— Это жестоко. Но так он меньше мучался.
— Чудовищно! — выдохнул американец. — Впрочем… Он помедлил:
— Я всегда считал, что ему нельзя доверять такую работу.
— Но, насколько я знаю, он был отличным специалистом.
— Он был прежде всего психом. Нормальный человек не связался бы с этой истеричкой из Огомошо.
Роджерс усмехнулся:
— Она приезжала к нему вместе с Николаевым. Накануне его смерти.
Он оторвал взгляд от шоссе и хитро посмотрел на американца.
— Обо всем этом вы узнаете, когда приедете в посольство. Лицо Девона налилось кровью:
— Это нечестно, Арчи! Ведь мы же союзники!
— Ерунда, — отрезал полковник. — Мы с вами не дети: в том, чем мы занимаемся, союзников нет и быть не может. И вы сами же это доказываете. Я ведь просил вас оставить Николаева в покое. Доктор Смит, прежде чем познакомиться с «пятиминуткой», успел сделать анализ его крови. Вы знаете, что там могло быть. Эх вы, рыцарь плаща и кинжала!
Американец пропустил насмешку мимо ушей.
— На вашем месте я бы тоже постарался избавиться от этого русского, — сказал он примирительно. — Вы что же, не боитесь, что он докажет, что национальный герой англичан лорд Дункан был обыкновенным провокатором?
Полковник искренне рассмеялся:
— Сегодня это уже никого не интересует! А если русские захотят использовать его для пропаганды, это им мало что даст. К тому же у нас достаточно гораздо более уязвимых, с их точки зрения, позиций. Например, гвианийская нефть и жадность, с которой ее сосут наши нефтяные короли. Или деятельность наших советников. Или навязывание гвианийцам «английского образа жизни».
— Вы лучше скажите мне, Нейл, зачем вы убрали старика Атари?
— Мы?
Американец удивился совершенно искренне. Удивился и возмутился:
— А я-то был уверен, что это сделано вашим человеком. Старик ведь слишком много знал!
— И молчал всю свою жизнь! Полковник устало вздохнул:
— К тому же, дорогой Нейл, мы избегаем подобных методов. Поехали?
Но прежде чем завести мотор, Роджерс нажал кнопку на приборном щитке. Осветилась зеленая шкала приемника.
— …лидеры профсоюзов подтвердили, что через неделю, начиная с сегодняшнего дня, по истечении срока ультиматума…
Голос диктора был взволнован.
— …всеобщая забастовка будет объявлена в полночь и… Роджерс выключил приемник.
Американец рассмеялся:
— Не нравится? Вашим толстосумам есть что здесь терять, если забастовка действительно начнется. Я вам не завидую, Арчи!
Он наклонился почти к самому уху полковника:
— А что будет с вашими планами, если товарищ Николаев вдруг исчезнет?
Роджерс спокойно отодвинулся и с интересом посмотрел на американца.
— А я вас недооценивал, Нейл. Выходит, что вы играете гораздо сложнее, чем мне казалось.
Он забарабанил пальцами по баранке руля:
— Итак?
— Итак, вам надо во что бы то ни стало сорвать забастовку, — отчеканил американец. — Главная фигура вашей операции — Николаев. Не так ли? Ведь если забастовка состоится, она непременно окончится победой левых. Старый Симба использует ее, чтобы еще немножко высвободиться из ваших… дружеских объятий. В этом-то уж на кое-кого в своем правительстве он сможет опереться! Не такой уж он оппортунист, как вы думали, когда ставили его у власти. По европейским понятиям, он должен был бы навечно оставаться вашим человеком в Гвиании. Но Африка — это Африка. Африканцы пользуются электробритвами «Филиппс», пьют кока-колу, одеваются по европейской моде, но думают-то они по-своему. Они хитрее нас и гибче, и упорны, как черти в достижении своей цели. А цель у них у всех одна — выкинуть нас из Африки любыми средствами. Симба обманывал вас, когда обещал поддерживать традиционные связи с Англией. Подождите, как только он укрепит свое положение… Полковник сидел молча, сцепив пальцы маленьких рук на руле. Между бровей у него пролегла глубокая складка. Потом он посмотрел на американца из-под внезапно отяжелевших век.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46