Дункан знал точно, что капитан будет убит. Он организовал это убийство с помощью Абдулахи, чтобы начать «цивилизаторский» поход на Север, на Каруну!.
Петр посмотрел на последний листок. Там стоял жирный крест и отпечаток большого пальца.
«Все, что я рассказал, записано верно и прочитано мне Стивом Коладе, что я и удостоверяю.
Атари».
«Молодец Стив, — подумал Петр. — Как все-таки хорошо, что он встретился с Атари!»
ГЛАВА 22
От Бинды они свернули на северо-восток, к плато Грос. Где-то там находился со своею экспедицией докто Смит.
Нужно было ехать в сторону от главной дороги на Каруну — крюк получился миль в пятьдесят.
— Часа через два будем на месте, — уверенно заявил Роберт.
Он внимательно посмотрел на художницу, садившуюся на заднее сиденье. Она ничего не сказала. Со вчерашнего вечера она была молчалива и задумчива.
Австралиец тоже нервничал. И только Петр был весел. Если до сегодняшнего утра цель поездки в Каруну все-таки казалась ему далекой, почти недостижимой, то сегодня она предстала перед ним почти осязаемой реальностью.
«Как собака, взявшая след, — с улыбкой думал он про себя. — Вот если бы повезло и удалось найти кого-нибудь, кто подтвердил бы, что султан Каруны направил лорду Дункану не одно письмо, а два! Кого-нибудь вроде старика Атари…»
Он нащупал нагрудный карман своей рубахи с короткими рукавами, из хлопчатобумажной ткани цвета хаки, немаркой и нежаркой. Карман был застегнут на две пуговицы. Там вместе с паспортом и рекомендательным письмом «всем, кого это касается» от профессора Нортона лежали и записи Стива.
Машина шла медленнее, чем рассчитывал Роберт. Это была не прямая магистраль Луис — Каруна, протянувшаяся по гладкой саванне. Хотя и здесь был асфальт, дорогу нельзя было назвать первоклассной: она была узка и извилиста, то и дело попадались выбоины. Отдельные участки вообще были покрыты одним лишь латеритом. То и дело попадались огромные валуны. Иногда вдруг вдали показывались одинокие скалы — древние, разрушающиеся. Издали они казались развалинами старинных замков.
Дорога шла на подъем — сначала почти незаметно, потом все круче и круче.
— Поднимемся на плато, — объявил Роберт. — Миль через пятьдесят будем на месте.
Да, это была уже не саванна. По склонам холмов густела яркая зелень кустов, небольших, искривленных деревьев перевитых лианами. Водопады с шумом падали со скал и звонко разбивались о камни. Быстрые, бурные речушки, за много веков сумевшие пробить себе русла в толще камня, бежали где-то внизу, в заросших зеленью ущельях.
Дорога была пустынна. Лишь однажды попались две женщины с детьми, привязанными за спиной, с причудливыми прическами, похожими на петушиные гребни. При виде приближающейся машины они шарахнулись в придорожные кусты и скрылись в чаще.
На одном из крутых поворотов Роберт резко затормозил и остановился. Дорогу медленно переходила семья бабуинов, крупных, похожих на собак обезьян.
Петр схватил фотоаппарат, навел его.
Самец — самый большой — встал поперек дороги и оскалил белые клыки. Две самки поменьше, с детенышами быстро пересекли дорогу и исчезли в камнях. Тогда сошел с дороги и их защитник — не торопясь, спокойно, то и дело оглядываясь на остановившуюся машину.
— У меня кружится голова, — сказала Элинор. — Давайте отдохнем.
Природа здесь словно специально создала место для отдыха. Небольшая площадка открывалась сразу же за поворотом: две скалы стояли перед нею, как ворота. Дальше дорога шла немного вниз и пересекала по узкому бетонному мосту неширокое, но глубокое ущелье, на дне которого в зеленой чаще шумела вода.
Направо ущелье расширялось в заросшую кустарником котловину, окруженную, словно стенами, причудливыми скалами. Оттуда доносились звуки, похожие на лай и другие, которых Петр раньше никогда не слышал.
— Обезьяны, — сказала Элинор, ни к кому не обращаясь.
— Где?
Петр тщетно пытался разглядеть что-нибудь в хаосе камней и зелени.
— А вы присмотритесь! Во-он там…
Элинор протянула руку, и Петр принялся вглядываться в указанном ему направлении.
— Вижу! Рыжие!
Да, это были обезьяны. Они носились между камнями, визжали, кричали, тявкали. Сотни, тысячи обезьян… А вокруг — каменная пустыня под ярким синим небом, залитая белым солнечным светом.
Было прохладно. Петр поежился.
— Холодно? Зато здесь сухой и свежий воздух. Не то, что там у нас, в Луисе.
Подошел Роберт, на ходу вытирая тряпкой руки: он копался в моторе.
— Красиво?
Он деловито кивнул на скалы.
— Сюда только туристов возить. Кстати, вы читали небольшое объявление в рест-хаузе возле конторки? Эх вы, путешественники! А там точно указан адрес, куда мы едем. Сейчас… как это…
Он прищурился, словно вспоминая:
— Женщины-утки. Семьдесят одна миля двести ярдов, поворот налево.
Засмеялся.
— Это как раз то племя, где работает доктор Смит. Женщины ходят совершенно голыми, как в каменном веке. И вставляют себе в губы деревянные пластины. Получается, как клюв утки.
Элинор молча взглянула на него и пошла к машине. Австралиец вздохнул. Лицо его помрачнело. Он отшвырнул тряпку, которой вытирал руки, в кусты.
— Устал? — спросил его Петр.
— Да… Устал. А как ты себя чувствуешь? Доволен?
Он кивнул на оттопыривающийся карман рубахи Петра:
— Это, конечно, очень интересно. Но если нам посчастливится и в Каруне…
Петр вздохнул:
— Это было бы просто здорово!
Раздались гудки. Элинор нетерпеливо нажимала на клаксон.
Остаток пути они ехали молча. Роберт по спидометру засек расстояние от рест-хауза и теперь все время поглядывал на валики цифр.
— Где-то здесь должен быть поворот, — наконец сказал он, сбрасывая скорость и внимательно вглядываясь в зеленую стену кустов, словно ожидая, что она вот-вот раскроется.
— Эй! Батуре! Батуре!
Они услышали крик и одновременно увидели мальчугана лет десяти, выбежавшего из кустов почти под самый радиатор «пежо».
— Всех белых здесь называют «батуре», — пояснил Роберт и затормозил.
Мальчишка, запыхавшись, подбежал к машине.
— Вы едете к женщинам-уткам? — с ходу спросил он по-английски. И быстро затараторил:
— Я вам покажу дорогу. Меня зовут Шува. Я учусь в школе отца Джона. Он миссионер и приехал из Англии. Я хорошо говорю по-английски…
— Ну что? Берем в гиды?
Роберт с улыбкой обернулся к Элинор, потом к Петру.
— Садись!
Он кивнул на заднее сиденье. Мальчишка проворно открыл дверцу. И в этот момент из кустов показалась целая ватага его сверстников.
— Батуре! Батуре! — кричали они. — Я покажу вам дорогу… Я… Я…
— Конкуренты! — покачал головой австралиец.
Петр оглянулся. Мальчишка гордо сидел на заднем сиденье и довольно поглядывал на опоздавших приятелей. Элинор задумчиво гладила его круглую курчавую голову.
«Конкуренты», увидев, что опоздали, не обиделись на приятеля. Они что-то весело кричали ему вслед, когда машина медленно поползла по дороге, поднимая тучи пыли.
— Сейчас будет поворот, — предупредил мальчишка. — Стоп! Вот здесь!
Без него Роберт наверняка проглядел бы чуть заметный съезд с дороги. Но здесь виднелись отпечатки шин, хотя дороги практически не было.
— Прямо! — командовал мальчишка, и Роберт медленно ехал по чуть заметным следам, объезжая кусты и валуны.
— Когда-то женщины из этих мест очень ценились соседними племенами, — бойко затараторил мальчишка, честно выполняя обязанности гида. — И соседние племена затевали войны, чтобы захватывать этих женщин. И тогда старики пошли к колдуну — просить его помочь племени. Так вот и стали с тех пор женщины вставлять деревяшки себе в губы, чтобы не быть такими красивыми.
Роберт вел машину медленно и осторожно, внимательно вглядываясь в чуть заметные следы протекторов, петляющие впереди.
— Сколько тебе лет? — спросил Петр мальчика.
— Десять! — ответил тот гордо. — Я уже большой!
— А сколько лет ты учишься?
— Три! Отец Джон доволен мной и обещает послать учиться в Грос!
Мальчишка действительно говорил на довольно хорошем английском языке. Глаза его весело сверкали. Он был явно доволен, что заработает сегодня несколько шиллингов. И Петру вспомнилось, что здесь, на плато, средний доход семьи в месяц составлял пятьдесят-шестьдесят гвианийских шиллингов. Это были цифры официальной статистики, и еще в Институте истории Петр ужасался здешней нищете. Но лишь приехав в Луис, где фунт мяса стоил до десяти шиллингов, Петр по-настоящему понял, что такое бедность на плато. Так что маленький Шува мог по праву гордиться собой — он, зная английский язык, зарабатывал наверняка побольше, чем взрослый пастух или крестьянин, занимающийся разведением арахиса.
— А кем ты хочешь стать, когда вырастешь?
— Доктором! — не задумываясь, ответил мальчуган. — Как доктор Смит!
Элинор грустно улыбнулась.
— А что ты знаешь о докторе Смите? — ласково спросила она.
Шува посмотрел на нее с удивлением:
— А разве вы, мадам, его не знаете? Элинор неуверенно улыбнулась:
— Кажется, знаю.
— Знаете! — твердо заявил Шува. — Кто же его не знает? Доктор Смит — хороший человек. Он делает уколы и лечит людей от обезьяньей болезни. Его лагерь за горой. Он очень хороший человек! Так говорят в нашей деревне. Вы поедете навестить его?
— Обязательно! А вот и твои «утки»!
Элинор кивнула в сторону небольшой рощи, из которой одна за другой выскальзывали черные фигурки. Они спешили в том же направлении, в котором шла машина.
— Уже знают, что вы приехали! — заявил Шува.
— От кого?
Мальчик пожал плечами и ничего не ответил: видимо, вопрос показался ему слишком уж несерьезным.
— Сообщили тамтамы, — саркастически заметил молчавший до сих пор Роберт. — В Африке все и обо всем сообщается тамтамами. По крайней мере, в этом твердо уверены туристы. А в данном случае друзья Шувы просто успели забежать к участницам этого аттракциона и сообщить им, что клиенты прибыли. Обычное разделение труда, хорошо налаженный бизнес.
— Или…
Он посмотрел на Петра:
— Как вы бы сказали: проникновение капиталистических отношений в первобытно-общинное общество.
Петр промолчал. Австралиец, успокоившийся было в дороге, опять нервничал.
— Стоп! — сказал Шува. — Дальше дороги нет.
Они вышли из машины и пошли через редкую рощу невысоких кривых и тонких деревьев по узкой тропинке. Метров через двести тропинка уперлась в довольно большую хижину, перед которой была вытоптана площадка метров десять в диаметре.
Из хижины навстречу им поспешно вышел худой и высокий гвианиец. Он остановился перед пришельцами и вежливо улыбнулся, затем вопросительно поглядел на Шуву.
Мальчик спросил его о чем-то на местном языке, северянин кивнул, сказал несколько слов. Потом указал куда-то в сторону оставшейся позади них рощи.
Петр оглянулся. По узкой тропинке одна за другой из рощи выскальзывали обнаженные женщины. Их было человек пятнадцать. Пожилые матроны с высохшими грудями и отвислыми животами, стройные и гибкие, девочки-подростки, едва-едва только лишь начавшие оформляться.
Вся их одежда состояла из тонкого плетеного пояска, с которого свешивалось по пучку травы — спереди и сзади. В руках они держали примитивные мотыги — короткие, изогнутые: два куска дерева, связанные корой.
Губы у всех были изуродованы. Плоские деревянные пластины действительно делали их похожими на клювы уток — широкие, сильно вытянутые вперед. Рты из-за этого не закрывались, и виднелись зубы, оранжевые от жевания какой-то травы.
Командовала всеми пожилая и толстая матрона. Она выделялась властными манерами и шляпой — куском автомобильной шины, в которую были воткнуты велосипедные спицы.
Петр поднял фотоаппарат, предусмотрительно прихваченный им из машины, но женщины вдруг загалдели, замахали на него руками, а матрона в шляпе быстро заговорила, обращаясь к северянину.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46
Петр посмотрел на последний листок. Там стоял жирный крест и отпечаток большого пальца.
«Все, что я рассказал, записано верно и прочитано мне Стивом Коладе, что я и удостоверяю.
Атари».
«Молодец Стив, — подумал Петр. — Как все-таки хорошо, что он встретился с Атари!»
ГЛАВА 22
От Бинды они свернули на северо-восток, к плато Грос. Где-то там находился со своею экспедицией докто Смит.
Нужно было ехать в сторону от главной дороги на Каруну — крюк получился миль в пятьдесят.
— Часа через два будем на месте, — уверенно заявил Роберт.
Он внимательно посмотрел на художницу, садившуюся на заднее сиденье. Она ничего не сказала. Со вчерашнего вечера она была молчалива и задумчива.
Австралиец тоже нервничал. И только Петр был весел. Если до сегодняшнего утра цель поездки в Каруну все-таки казалась ему далекой, почти недостижимой, то сегодня она предстала перед ним почти осязаемой реальностью.
«Как собака, взявшая след, — с улыбкой думал он про себя. — Вот если бы повезло и удалось найти кого-нибудь, кто подтвердил бы, что султан Каруны направил лорду Дункану не одно письмо, а два! Кого-нибудь вроде старика Атари…»
Он нащупал нагрудный карман своей рубахи с короткими рукавами, из хлопчатобумажной ткани цвета хаки, немаркой и нежаркой. Карман был застегнут на две пуговицы. Там вместе с паспортом и рекомендательным письмом «всем, кого это касается» от профессора Нортона лежали и записи Стива.
Машина шла медленнее, чем рассчитывал Роберт. Это была не прямая магистраль Луис — Каруна, протянувшаяся по гладкой саванне. Хотя и здесь был асфальт, дорогу нельзя было назвать первоклассной: она была узка и извилиста, то и дело попадались выбоины. Отдельные участки вообще были покрыты одним лишь латеритом. То и дело попадались огромные валуны. Иногда вдруг вдали показывались одинокие скалы — древние, разрушающиеся. Издали они казались развалинами старинных замков.
Дорога шла на подъем — сначала почти незаметно, потом все круче и круче.
— Поднимемся на плато, — объявил Роберт. — Миль через пятьдесят будем на месте.
Да, это была уже не саванна. По склонам холмов густела яркая зелень кустов, небольших, искривленных деревьев перевитых лианами. Водопады с шумом падали со скал и звонко разбивались о камни. Быстрые, бурные речушки, за много веков сумевшие пробить себе русла в толще камня, бежали где-то внизу, в заросших зеленью ущельях.
Дорога была пустынна. Лишь однажды попались две женщины с детьми, привязанными за спиной, с причудливыми прическами, похожими на петушиные гребни. При виде приближающейся машины они шарахнулись в придорожные кусты и скрылись в чаще.
На одном из крутых поворотов Роберт резко затормозил и остановился. Дорогу медленно переходила семья бабуинов, крупных, похожих на собак обезьян.
Петр схватил фотоаппарат, навел его.
Самец — самый большой — встал поперек дороги и оскалил белые клыки. Две самки поменьше, с детенышами быстро пересекли дорогу и исчезли в камнях. Тогда сошел с дороги и их защитник — не торопясь, спокойно, то и дело оглядываясь на остановившуюся машину.
— У меня кружится голова, — сказала Элинор. — Давайте отдохнем.
Природа здесь словно специально создала место для отдыха. Небольшая площадка открывалась сразу же за поворотом: две скалы стояли перед нею, как ворота. Дальше дорога шла немного вниз и пересекала по узкому бетонному мосту неширокое, но глубокое ущелье, на дне которого в зеленой чаще шумела вода.
Направо ущелье расширялось в заросшую кустарником котловину, окруженную, словно стенами, причудливыми скалами. Оттуда доносились звуки, похожие на лай и другие, которых Петр раньше никогда не слышал.
— Обезьяны, — сказала Элинор, ни к кому не обращаясь.
— Где?
Петр тщетно пытался разглядеть что-нибудь в хаосе камней и зелени.
— А вы присмотритесь! Во-он там…
Элинор протянула руку, и Петр принялся вглядываться в указанном ему направлении.
— Вижу! Рыжие!
Да, это были обезьяны. Они носились между камнями, визжали, кричали, тявкали. Сотни, тысячи обезьян… А вокруг — каменная пустыня под ярким синим небом, залитая белым солнечным светом.
Было прохладно. Петр поежился.
— Холодно? Зато здесь сухой и свежий воздух. Не то, что там у нас, в Луисе.
Подошел Роберт, на ходу вытирая тряпкой руки: он копался в моторе.
— Красиво?
Он деловито кивнул на скалы.
— Сюда только туристов возить. Кстати, вы читали небольшое объявление в рест-хаузе возле конторки? Эх вы, путешественники! А там точно указан адрес, куда мы едем. Сейчас… как это…
Он прищурился, словно вспоминая:
— Женщины-утки. Семьдесят одна миля двести ярдов, поворот налево.
Засмеялся.
— Это как раз то племя, где работает доктор Смит. Женщины ходят совершенно голыми, как в каменном веке. И вставляют себе в губы деревянные пластины. Получается, как клюв утки.
Элинор молча взглянула на него и пошла к машине. Австралиец вздохнул. Лицо его помрачнело. Он отшвырнул тряпку, которой вытирал руки, в кусты.
— Устал? — спросил его Петр.
— Да… Устал. А как ты себя чувствуешь? Доволен?
Он кивнул на оттопыривающийся карман рубахи Петра:
— Это, конечно, очень интересно. Но если нам посчастливится и в Каруне…
Петр вздохнул:
— Это было бы просто здорово!
Раздались гудки. Элинор нетерпеливо нажимала на клаксон.
Остаток пути они ехали молча. Роберт по спидометру засек расстояние от рест-хауза и теперь все время поглядывал на валики цифр.
— Где-то здесь должен быть поворот, — наконец сказал он, сбрасывая скорость и внимательно вглядываясь в зеленую стену кустов, словно ожидая, что она вот-вот раскроется.
— Эй! Батуре! Батуре!
Они услышали крик и одновременно увидели мальчугана лет десяти, выбежавшего из кустов почти под самый радиатор «пежо».
— Всех белых здесь называют «батуре», — пояснил Роберт и затормозил.
Мальчишка, запыхавшись, подбежал к машине.
— Вы едете к женщинам-уткам? — с ходу спросил он по-английски. И быстро затараторил:
— Я вам покажу дорогу. Меня зовут Шува. Я учусь в школе отца Джона. Он миссионер и приехал из Англии. Я хорошо говорю по-английски…
— Ну что? Берем в гиды?
Роберт с улыбкой обернулся к Элинор, потом к Петру.
— Садись!
Он кивнул на заднее сиденье. Мальчишка проворно открыл дверцу. И в этот момент из кустов показалась целая ватага его сверстников.
— Батуре! Батуре! — кричали они. — Я покажу вам дорогу… Я… Я…
— Конкуренты! — покачал головой австралиец.
Петр оглянулся. Мальчишка гордо сидел на заднем сиденье и довольно поглядывал на опоздавших приятелей. Элинор задумчиво гладила его круглую курчавую голову.
«Конкуренты», увидев, что опоздали, не обиделись на приятеля. Они что-то весело кричали ему вслед, когда машина медленно поползла по дороге, поднимая тучи пыли.
— Сейчас будет поворот, — предупредил мальчишка. — Стоп! Вот здесь!
Без него Роберт наверняка проглядел бы чуть заметный съезд с дороги. Но здесь виднелись отпечатки шин, хотя дороги практически не было.
— Прямо! — командовал мальчишка, и Роберт медленно ехал по чуть заметным следам, объезжая кусты и валуны.
— Когда-то женщины из этих мест очень ценились соседними племенами, — бойко затараторил мальчишка, честно выполняя обязанности гида. — И соседние племена затевали войны, чтобы захватывать этих женщин. И тогда старики пошли к колдуну — просить его помочь племени. Так вот и стали с тех пор женщины вставлять деревяшки себе в губы, чтобы не быть такими красивыми.
Роберт вел машину медленно и осторожно, внимательно вглядываясь в чуть заметные следы протекторов, петляющие впереди.
— Сколько тебе лет? — спросил Петр мальчика.
— Десять! — ответил тот гордо. — Я уже большой!
— А сколько лет ты учишься?
— Три! Отец Джон доволен мной и обещает послать учиться в Грос!
Мальчишка действительно говорил на довольно хорошем английском языке. Глаза его весело сверкали. Он был явно доволен, что заработает сегодня несколько шиллингов. И Петру вспомнилось, что здесь, на плато, средний доход семьи в месяц составлял пятьдесят-шестьдесят гвианийских шиллингов. Это были цифры официальной статистики, и еще в Институте истории Петр ужасался здешней нищете. Но лишь приехав в Луис, где фунт мяса стоил до десяти шиллингов, Петр по-настоящему понял, что такое бедность на плато. Так что маленький Шува мог по праву гордиться собой — он, зная английский язык, зарабатывал наверняка побольше, чем взрослый пастух или крестьянин, занимающийся разведением арахиса.
— А кем ты хочешь стать, когда вырастешь?
— Доктором! — не задумываясь, ответил мальчуган. — Как доктор Смит!
Элинор грустно улыбнулась.
— А что ты знаешь о докторе Смите? — ласково спросила она.
Шува посмотрел на нее с удивлением:
— А разве вы, мадам, его не знаете? Элинор неуверенно улыбнулась:
— Кажется, знаю.
— Знаете! — твердо заявил Шува. — Кто же его не знает? Доктор Смит — хороший человек. Он делает уколы и лечит людей от обезьяньей болезни. Его лагерь за горой. Он очень хороший человек! Так говорят в нашей деревне. Вы поедете навестить его?
— Обязательно! А вот и твои «утки»!
Элинор кивнула в сторону небольшой рощи, из которой одна за другой выскальзывали черные фигурки. Они спешили в том же направлении, в котором шла машина.
— Уже знают, что вы приехали! — заявил Шува.
— От кого?
Мальчик пожал плечами и ничего не ответил: видимо, вопрос показался ему слишком уж несерьезным.
— Сообщили тамтамы, — саркастически заметил молчавший до сих пор Роберт. — В Африке все и обо всем сообщается тамтамами. По крайней мере, в этом твердо уверены туристы. А в данном случае друзья Шувы просто успели забежать к участницам этого аттракциона и сообщить им, что клиенты прибыли. Обычное разделение труда, хорошо налаженный бизнес.
— Или…
Он посмотрел на Петра:
— Как вы бы сказали: проникновение капиталистических отношений в первобытно-общинное общество.
Петр промолчал. Австралиец, успокоившийся было в дороге, опять нервничал.
— Стоп! — сказал Шува. — Дальше дороги нет.
Они вышли из машины и пошли через редкую рощу невысоких кривых и тонких деревьев по узкой тропинке. Метров через двести тропинка уперлась в довольно большую хижину, перед которой была вытоптана площадка метров десять в диаметре.
Из хижины навстречу им поспешно вышел худой и высокий гвианиец. Он остановился перед пришельцами и вежливо улыбнулся, затем вопросительно поглядел на Шуву.
Мальчик спросил его о чем-то на местном языке, северянин кивнул, сказал несколько слов. Потом указал куда-то в сторону оставшейся позади них рощи.
Петр оглянулся. По узкой тропинке одна за другой из рощи выскальзывали обнаженные женщины. Их было человек пятнадцать. Пожилые матроны с высохшими грудями и отвислыми животами, стройные и гибкие, девочки-подростки, едва-едва только лишь начавшие оформляться.
Вся их одежда состояла из тонкого плетеного пояска, с которого свешивалось по пучку травы — спереди и сзади. В руках они держали примитивные мотыги — короткие, изогнутые: два куска дерева, связанные корой.
Губы у всех были изуродованы. Плоские деревянные пластины действительно делали их похожими на клювы уток — широкие, сильно вытянутые вперед. Рты из-за этого не закрывались, и виднелись зубы, оранжевые от жевания какой-то травы.
Командовала всеми пожилая и толстая матрона. Она выделялась властными манерами и шляпой — куском автомобильной шины, в которую были воткнуты велосипедные спицы.
Петр поднял фотоаппарат, предусмотрительно прихваченный им из машины, но женщины вдруг загалдели, замахали на него руками, а матрона в шляпе быстро заговорила, обращаясь к северянину.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46