Патрон вылетел из патронника, и автомат превратился в бессмысленную железку. Руст взвыл от отчаяния, осознав, что брать его будут живым, рванулся вперед, но черная фигура нырнула вниз. И сразу же жесткий удар под пятки подсек ноги Руста, он взвился в воздух и грузно рухнул вниз, ударившись затылком о подножку машины.
Темнота...
С первого же взгляда Максимов понял, что немец на заднем сиденье не жилец. Шальной осколок, войдя в спину, на вылете разворотил грудь чуть ниже правой ключицы. Немец еще сипло дышал сквозь оскаленные зубы, но глаза за толстыми стеклами очков уже мертво смотрели в одну точку и никак не реагировали на свет фонарика.
— Твою мать... Перестарались! — в сердцах выругался Максимов.
Глубже протиснулся в салон, распахнул пальто на груди немца, руки сразу же сделались липкими от крови. Нашарил во внутреннем кармане документы. Посветил фонариком. Так и есть, герр оберштурмбаннфюрер Рейнхард Винер собственной персоной. Но как язык, уже не представляющий никакой ценности.
Оставался еще портфель на коленях у немца. Максимов распахнул его, наскоро просмотрел содержимое. Карт не было, только папки с бумагами и толстая тетрадь в дорогом переплете.
В тусклом свете фонарика на пальце у немца блеснуло кольцо. Тотенкопфринг .
«Ты смотри, какие мы важные, — подумал Максимов. — А с виду — книжный червь».
Он уже знал, каким способом отправит в Валгаллу герра Винера.
— Как второй? — Максимов вылез из салона «хорьха».
— Дышит, — отозвался Якут. Поднял перемазанное грязью лицо, хитро блеснул раскосыми глазами. — Ловко ты его, командир, уделал. Как в цирке.
— Скрути как следует. — Максимов пропустил комплимент мимо ушей, не до того сейчас.
— Уже сделал. Смотри, какой красавец.
Якут перевернул немца на спину, шире распахнул на груди пятнистую куртку. На кителе тускло светился Железный крест и Штурмовой значок.
— Сойдет. — Максимов уже смирился с мыслью, что самого крупного зверя они живьем не взяли. — Так, хватай его-и к лесу.
— Угу, — буркнул Якут, но даже не встал с колен. Кивнул вправо, откуда нарастал стрекот мотоцикла.
«Он прав, — подумал Максимов. — Не ровен час, жахнет из пулемета тот, что в коляске. Зацепит сдуру, мучайся потом с раненым».
Словно уловив мысли командира, от опушки хлестко, как удар кнута, рванули два выстрела. Это Ворон поймал в прицел мотоцикл и разом оставил без работы группу прикрытия. Одна пуля пулеметчику, другая — водителю. Судя по надсадному реву, тут же захлебнувшемуся, неуправляемый мотоцикл завалился в кювет.
— Ходу, Якут! — скомандовал Максимов.
Якут рывком взвалил немца на спину и резво побежал на полусогнутых ногах. Росточку он был невеликого, метр с кепкой, но силы просто необыкновенной.
— Отходим! — крикнул Максимов двоим, что потрошили трупы у чадившего едким дымом БТРа. Документы, личные вещи, письма и всякая всячина из карманов убитых перекочевывала к разведчикам.
Максимов протиснулся внутрь салона «хорьха». Труп водителя не давал откинуть переднее сиденье и добраться к заднему, приходилось тянуться, грудью налегая на подголовник. Отто Винер уже затих, свесив голову на грудь. В складках пальто на коленях блестела кровь. Максимов втиснул под бедро немца лимонку, осторожно выдернул кольцо. Теперь любой, кто потревожит тело, ослабит нажим на чеку гранаты и через три секунды присоединится к Винеру.
— До встречи в Валгалле, герр Винер! — прошептал Максимов.
Выбрался наружу. В ушах еще звенело от пальбы и взрывов, но он отчетливо различил надсадный рев движков, без прогрева запущенных на полные обороты. В поместье уже подняли тревогу, и до взвода СС лихорадочно грузилось по машинам.
Вскинул автомат и дал короткую очередь — сигнал всем группам отходить в лес.
Ветки хлестали по плечам и лицу Уже не было сил уворачиваться. Люди дышали загнанно, с надсадным сипом.
— Бежать, звери, бежать! — через шаг выдыхал Максимов. — Кто встанет, убью.
Настало время стать жестоким, холодной яростью, как плетью, подстегивать бегущих на последнем дыхании людей. По себе знал: сейчас единственным желанием всех было упасть, уткнуться горячим лицом в мокрую траву, шершавым языком слизать холодные капли и больше не вставать. Но это верная смерть. Еще более мучительная, чем изнуряющий бег. Поэтому — бежать, прикусить губы до крови и бежать.
Прошел час, после того как за спиной, у развилки дорог, ухнул взрыв — тревожная группа немцев нарвалась на мину Краба. А немного спустя прогремел другой взрыв, слабее и глуше. Это кто-то полез в «хорьх» и потревожил гранату, оставленную Максимовым.
Он был уверен, что о налете доложили по команде и кто-то в штабе уже обводит карандашом Таплауский лес, в который ушла группа. Очень скоро на дорогах появятся машины, заслоны перекроют пути вероятного движения группы, а наутро лес наполнится лаем собак — отряды егерей станут прочесывать квадрат за квадратом. Единственный шанс вырваться из кольца — бежать, перекрывая все нормативы, выжимая из тела все и еще в два раза больше, чтобы оказаться за чертой, проведенной штабным офицером на карте. Чтобы уйти от верной смерти, нужно совершить нечеловеческое усилие на грани самой смерти, И Максимов гнал своих людей, хотя у самого сердце уже было готово взорваться в груди.
Сквозь набатный гул сердца, ухающий в ушах, он различил мерный нарастающий рокот. Звук шел с неба, со стороны Балтики.
— Стой! — выдохнул Максимов. — Две минуты на отдых.
Все как подкошенные тут же рухнули. Кто просто лицом вниз, а наиболее опытные задрали ноги вверх, упершись в стволы деревьев, чтобы кровь отхлынула от налитых свинцом ног.
Гул стал ниже и тягучим, от него вибрировал влажный воздух. С сосен вниз сорвались крупные капли, дробно разбиваясь о спины людей.
— Сейчас чего-то будет, — подал голос Краб.
— Как фриц? — спросил Максимов.
— Дышит еще, — ответили из темноты. Немца передавали с рук на руки, и кому сейчас выпала мука тащить на себе языка, Максимов не знал.
«Командир думает больше всех, отдыхает меньше всех и за все отвечает» — такое правило установил для себя Максимов.
— Палатку, живо!-прохрипел он, падая на колени. Его накрыли плащ-палаткой, прижали концы к земле, чтобы наружу не вырвался даже слабый лучик света. Лишь после этого Максимов включил фонарик, стал перебирать содержимое портфеля Рейнхарда Винера. По-немецки читал свободно, а преподаватели в разведшколе поставили настоящее баварское произношение. При случае он вполне мог сыграть роль немецкого офицера. На день-другой, естественно, не больше, легенды для глубокого внедрения на этот рейд центр для него не заготовил.
Бумаги Винера представляли огромный интерес, ясно было с первого взгляда. Бланки личного штаба рейхсфюрера СС, какой-то организации «Аненербе» (это название Максимов встретил впервые), списки музейных ценностей, все — из России. И толстая тетрадь с золотым обрезом. Личные заметки Рейнхарда Винера. Их Максимов решил изучить подробнее позже, когда выпадет минута затишья.
Выключил фонарик, высунул руку из-под палатки. Бойцы были опытные, с такими слов не надо. Кто-то сразу же вложил в руку Максимову личные документы и планшетку языка.
Если верить удостоверению, пленный оберштурмфюрер Руст служил в элитном подразделении СС, прозванном «Гномами». Сразу же возник вопрос: чем занимались «подземные альпинисты» в болотистой Пруссии, где никаких пещер не было и в помине? Максимов решил, что этот вопрос он задаст в первую очередь, тем более что командировочное удостоверение Русту подписал некий доктор Бранд из той же загадочной организации «Аненербе» .
Содержимое планшетки оказалось проще, но для военной разведки в данный момент ценнее. Карта района, блокнот из дешевой бумаги с беглыми пометками. Несколько писем из Германии и одно не отправленное домой. Максимов наметанным глазом считал значки на карте, поздравил себя, что интуитивно выбрал верное направление отхода, приняли бы чуть левее — и на всех парах влетели бы на позиции зенитной батареи.
Максимов выключил фонарик, откинул палатку. Перевернулся на спину, блаженно вытянулся на земле.
— С почином, славяне!
Вокруг раздалось довольное урчание. На другие проявления эмоций сил не осталось.
А гул в небе стал еще громче, надсаднее. Казалось, в вышине роились огромные злые шершни.
Слева ожила зенитная батарея. Зацокала мерная дробь, ив небо ушли горящие цепочки трассеров. Пристрелочные выстрелы. И следом за дробными очередями в сером сумраке неба стали расцветать ярко-красные астры. По небу зашарили лучи прожекторов, ловя в перекрестье черные кресты самолетов, идущих на большой высоте.
— Что-то будет, — прошептал Краб, подползший вплотную к Максимову.
— Чую сердцем, фрицам сейчас станет не до нас.
— Языка сейчас потрошить начнем или как? — спросил Краб.
В этот миг ночь наполнилась жутким воем. Сотни, нет — тысячи бомб обрушились вниз. Вспышка от первых разрывов оказалась такой яркой, что в небе стали видны сотни черных крестиков. Грохнуло так, что дрогнула земля.
Максимова окатило потоком воды, сорвавшимся с веток. Он вскочил на ноги. В лицо ударил жаркий ветер, пахнувший гарью и порохом.
За лесом, на северо-восток от них, до самого неба взлетали языки пламени. А удары все сыпались с неба, отдаваясь внутри земли тяжкими толчками. Казалось, исполинский и беспощадный молотобоец задался целью расколоть землю, как орех, выпустив наружу бушующий под холодной скорлупой огонь.
— Ё-моё! Что это? — выдохнул Краб, встав за спиной Максимова.
— Не знаю,-ответил тот.
Максимов завороженно смотрел на гигантские языки пламени, лижущие небо. Все в мире умерло, остался только адский рев, гул растревоженной земли и низкий грохот разрывов...
Это был налет английской авиации. Двести самолетов отбомбились той ночью на город. А на следующую — с 29 на 30 августа — шестьсот восемьдесят бомбардировщиков превратят Кенигсберг в руины. Но тогда, в лесу, Максимов просто не мог этого знать, как не знал, что ждет его группу
Капитан советской военной разведки Владимир Максимов (Испанец, последний отпрыск рода испанских рыцарей из ордена Калатравы — Масимо Хосе Баррес) — выбрал путь, на котором многое предопределено, но до поры сокрыто.
Он не знал, что его группа, чудом уцелев в непрекращающемся гоне, сольется с частями 2-го Белорусского фронта. И в составе сводного штурмового отряда будет брать руины Кенигсберга метр за метром, взрывая уцелевшие бастионы, сходясь в рукопашной в темных казематах подземных бункеров, пока над разрушенным замком не взовьется красное знамя победы.
Он не знал, что уцелеет в той войне. Не знал, что судьба предопределила ему погибнуть в далеком Парагвае спустя двадцать лет после Победы.
И даже не мог предположить, что полвека спустя его сын, которого Максимову так и не довелось увидеть, найдет в архиве документы Рейнхарда Винера, добытые разведгруппой отца под Кенигсбергом.
И услышит великий зов крови и огня. Зов, который вершит Судьбу.
Особый архив. ДНЕВНИК РЕЙНХАРДА ВИНЕРА
13 марта 1944 года
Сегодня годовщина смерти Отто Рана... Бедный Отто так и не отыскал свой Грааль. Он просто не знал, ч т о искать, или скорее всего наслушался Вагнера.
Что есть Грааль? Чаша, в которую собрали кровь Спасителя. Камень, который охраняли ангелы во время битвы Бога с Сатаной. Камень, упавший с неба, сорвавшись с короны Люцифера. Философский камень алхимиков. Чаша с руническими письменами Гиперборейцев, в час Эндкампфа они должны сложиться в имя последнего аватары, провозвестника прихода Одина. Цари мира обладали Чашей, и Империи рушились, когда от них уходила Чаша. Все это так. И все не так.
«Истина в том, что небесный Огонь выплавил сок благородного Дерева, Ветер остудил сок, капля упала в Воду, она превратила мягкую каплю в Камень.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78
Темнота...
С первого же взгляда Максимов понял, что немец на заднем сиденье не жилец. Шальной осколок, войдя в спину, на вылете разворотил грудь чуть ниже правой ключицы. Немец еще сипло дышал сквозь оскаленные зубы, но глаза за толстыми стеклами очков уже мертво смотрели в одну точку и никак не реагировали на свет фонарика.
— Твою мать... Перестарались! — в сердцах выругался Максимов.
Глубже протиснулся в салон, распахнул пальто на груди немца, руки сразу же сделались липкими от крови. Нашарил во внутреннем кармане документы. Посветил фонариком. Так и есть, герр оберштурмбаннфюрер Рейнхард Винер собственной персоной. Но как язык, уже не представляющий никакой ценности.
Оставался еще портфель на коленях у немца. Максимов распахнул его, наскоро просмотрел содержимое. Карт не было, только папки с бумагами и толстая тетрадь в дорогом переплете.
В тусклом свете фонарика на пальце у немца блеснуло кольцо. Тотенкопфринг .
«Ты смотри, какие мы важные, — подумал Максимов. — А с виду — книжный червь».
Он уже знал, каким способом отправит в Валгаллу герра Винера.
— Как второй? — Максимов вылез из салона «хорьха».
— Дышит, — отозвался Якут. Поднял перемазанное грязью лицо, хитро блеснул раскосыми глазами. — Ловко ты его, командир, уделал. Как в цирке.
— Скрути как следует. — Максимов пропустил комплимент мимо ушей, не до того сейчас.
— Уже сделал. Смотри, какой красавец.
Якут перевернул немца на спину, шире распахнул на груди пятнистую куртку. На кителе тускло светился Железный крест и Штурмовой значок.
— Сойдет. — Максимов уже смирился с мыслью, что самого крупного зверя они живьем не взяли. — Так, хватай его-и к лесу.
— Угу, — буркнул Якут, но даже не встал с колен. Кивнул вправо, откуда нарастал стрекот мотоцикла.
«Он прав, — подумал Максимов. — Не ровен час, жахнет из пулемета тот, что в коляске. Зацепит сдуру, мучайся потом с раненым».
Словно уловив мысли командира, от опушки хлестко, как удар кнута, рванули два выстрела. Это Ворон поймал в прицел мотоцикл и разом оставил без работы группу прикрытия. Одна пуля пулеметчику, другая — водителю. Судя по надсадному реву, тут же захлебнувшемуся, неуправляемый мотоцикл завалился в кювет.
— Ходу, Якут! — скомандовал Максимов.
Якут рывком взвалил немца на спину и резво побежал на полусогнутых ногах. Росточку он был невеликого, метр с кепкой, но силы просто необыкновенной.
— Отходим! — крикнул Максимов двоим, что потрошили трупы у чадившего едким дымом БТРа. Документы, личные вещи, письма и всякая всячина из карманов убитых перекочевывала к разведчикам.
Максимов протиснулся внутрь салона «хорьха». Труп водителя не давал откинуть переднее сиденье и добраться к заднему, приходилось тянуться, грудью налегая на подголовник. Отто Винер уже затих, свесив голову на грудь. В складках пальто на коленях блестела кровь. Максимов втиснул под бедро немца лимонку, осторожно выдернул кольцо. Теперь любой, кто потревожит тело, ослабит нажим на чеку гранаты и через три секунды присоединится к Винеру.
— До встречи в Валгалле, герр Винер! — прошептал Максимов.
Выбрался наружу. В ушах еще звенело от пальбы и взрывов, но он отчетливо различил надсадный рев движков, без прогрева запущенных на полные обороты. В поместье уже подняли тревогу, и до взвода СС лихорадочно грузилось по машинам.
Вскинул автомат и дал короткую очередь — сигнал всем группам отходить в лес.
Ветки хлестали по плечам и лицу Уже не было сил уворачиваться. Люди дышали загнанно, с надсадным сипом.
— Бежать, звери, бежать! — через шаг выдыхал Максимов. — Кто встанет, убью.
Настало время стать жестоким, холодной яростью, как плетью, подстегивать бегущих на последнем дыхании людей. По себе знал: сейчас единственным желанием всех было упасть, уткнуться горячим лицом в мокрую траву, шершавым языком слизать холодные капли и больше не вставать. Но это верная смерть. Еще более мучительная, чем изнуряющий бег. Поэтому — бежать, прикусить губы до крови и бежать.
Прошел час, после того как за спиной, у развилки дорог, ухнул взрыв — тревожная группа немцев нарвалась на мину Краба. А немного спустя прогремел другой взрыв, слабее и глуше. Это кто-то полез в «хорьх» и потревожил гранату, оставленную Максимовым.
Он был уверен, что о налете доложили по команде и кто-то в штабе уже обводит карандашом Таплауский лес, в который ушла группа. Очень скоро на дорогах появятся машины, заслоны перекроют пути вероятного движения группы, а наутро лес наполнится лаем собак — отряды егерей станут прочесывать квадрат за квадратом. Единственный шанс вырваться из кольца — бежать, перекрывая все нормативы, выжимая из тела все и еще в два раза больше, чтобы оказаться за чертой, проведенной штабным офицером на карте. Чтобы уйти от верной смерти, нужно совершить нечеловеческое усилие на грани самой смерти, И Максимов гнал своих людей, хотя у самого сердце уже было готово взорваться в груди.
Сквозь набатный гул сердца, ухающий в ушах, он различил мерный нарастающий рокот. Звук шел с неба, со стороны Балтики.
— Стой! — выдохнул Максимов. — Две минуты на отдых.
Все как подкошенные тут же рухнули. Кто просто лицом вниз, а наиболее опытные задрали ноги вверх, упершись в стволы деревьев, чтобы кровь отхлынула от налитых свинцом ног.
Гул стал ниже и тягучим, от него вибрировал влажный воздух. С сосен вниз сорвались крупные капли, дробно разбиваясь о спины людей.
— Сейчас чего-то будет, — подал голос Краб.
— Как фриц? — спросил Максимов.
— Дышит еще, — ответили из темноты. Немца передавали с рук на руки, и кому сейчас выпала мука тащить на себе языка, Максимов не знал.
«Командир думает больше всех, отдыхает меньше всех и за все отвечает» — такое правило установил для себя Максимов.
— Палатку, живо!-прохрипел он, падая на колени. Его накрыли плащ-палаткой, прижали концы к земле, чтобы наружу не вырвался даже слабый лучик света. Лишь после этого Максимов включил фонарик, стал перебирать содержимое портфеля Рейнхарда Винера. По-немецки читал свободно, а преподаватели в разведшколе поставили настоящее баварское произношение. При случае он вполне мог сыграть роль немецкого офицера. На день-другой, естественно, не больше, легенды для глубокого внедрения на этот рейд центр для него не заготовил.
Бумаги Винера представляли огромный интерес, ясно было с первого взгляда. Бланки личного штаба рейхсфюрера СС, какой-то организации «Аненербе» (это название Максимов встретил впервые), списки музейных ценностей, все — из России. И толстая тетрадь с золотым обрезом. Личные заметки Рейнхарда Винера. Их Максимов решил изучить подробнее позже, когда выпадет минута затишья.
Выключил фонарик, высунул руку из-под палатки. Бойцы были опытные, с такими слов не надо. Кто-то сразу же вложил в руку Максимову личные документы и планшетку языка.
Если верить удостоверению, пленный оберштурмфюрер Руст служил в элитном подразделении СС, прозванном «Гномами». Сразу же возник вопрос: чем занимались «подземные альпинисты» в болотистой Пруссии, где никаких пещер не было и в помине? Максимов решил, что этот вопрос он задаст в первую очередь, тем более что командировочное удостоверение Русту подписал некий доктор Бранд из той же загадочной организации «Аненербе» .
Содержимое планшетки оказалось проще, но для военной разведки в данный момент ценнее. Карта района, блокнот из дешевой бумаги с беглыми пометками. Несколько писем из Германии и одно не отправленное домой. Максимов наметанным глазом считал значки на карте, поздравил себя, что интуитивно выбрал верное направление отхода, приняли бы чуть левее — и на всех парах влетели бы на позиции зенитной батареи.
Максимов выключил фонарик, откинул палатку. Перевернулся на спину, блаженно вытянулся на земле.
— С почином, славяне!
Вокруг раздалось довольное урчание. На другие проявления эмоций сил не осталось.
А гул в небе стал еще громче, надсаднее. Казалось, в вышине роились огромные злые шершни.
Слева ожила зенитная батарея. Зацокала мерная дробь, ив небо ушли горящие цепочки трассеров. Пристрелочные выстрелы. И следом за дробными очередями в сером сумраке неба стали расцветать ярко-красные астры. По небу зашарили лучи прожекторов, ловя в перекрестье черные кресты самолетов, идущих на большой высоте.
— Что-то будет, — прошептал Краб, подползший вплотную к Максимову.
— Чую сердцем, фрицам сейчас станет не до нас.
— Языка сейчас потрошить начнем или как? — спросил Краб.
В этот миг ночь наполнилась жутким воем. Сотни, нет — тысячи бомб обрушились вниз. Вспышка от первых разрывов оказалась такой яркой, что в небе стали видны сотни черных крестиков. Грохнуло так, что дрогнула земля.
Максимова окатило потоком воды, сорвавшимся с веток. Он вскочил на ноги. В лицо ударил жаркий ветер, пахнувший гарью и порохом.
За лесом, на северо-восток от них, до самого неба взлетали языки пламени. А удары все сыпались с неба, отдаваясь внутри земли тяжкими толчками. Казалось, исполинский и беспощадный молотобоец задался целью расколоть землю, как орех, выпустив наружу бушующий под холодной скорлупой огонь.
— Ё-моё! Что это? — выдохнул Краб, встав за спиной Максимова.
— Не знаю,-ответил тот.
Максимов завороженно смотрел на гигантские языки пламени, лижущие небо. Все в мире умерло, остался только адский рев, гул растревоженной земли и низкий грохот разрывов...
Это был налет английской авиации. Двести самолетов отбомбились той ночью на город. А на следующую — с 29 на 30 августа — шестьсот восемьдесят бомбардировщиков превратят Кенигсберг в руины. Но тогда, в лесу, Максимов просто не мог этого знать, как не знал, что ждет его группу
Капитан советской военной разведки Владимир Максимов (Испанец, последний отпрыск рода испанских рыцарей из ордена Калатравы — Масимо Хосе Баррес) — выбрал путь, на котором многое предопределено, но до поры сокрыто.
Он не знал, что его группа, чудом уцелев в непрекращающемся гоне, сольется с частями 2-го Белорусского фронта. И в составе сводного штурмового отряда будет брать руины Кенигсберга метр за метром, взрывая уцелевшие бастионы, сходясь в рукопашной в темных казематах подземных бункеров, пока над разрушенным замком не взовьется красное знамя победы.
Он не знал, что уцелеет в той войне. Не знал, что судьба предопределила ему погибнуть в далеком Парагвае спустя двадцать лет после Победы.
И даже не мог предположить, что полвека спустя его сын, которого Максимову так и не довелось увидеть, найдет в архиве документы Рейнхарда Винера, добытые разведгруппой отца под Кенигсбергом.
И услышит великий зов крови и огня. Зов, который вершит Судьбу.
Особый архив. ДНЕВНИК РЕЙНХАРДА ВИНЕРА
13 марта 1944 года
Сегодня годовщина смерти Отто Рана... Бедный Отто так и не отыскал свой Грааль. Он просто не знал, ч т о искать, или скорее всего наслушался Вагнера.
Что есть Грааль? Чаша, в которую собрали кровь Спасителя. Камень, который охраняли ангелы во время битвы Бога с Сатаной. Камень, упавший с неба, сорвавшись с короны Люцифера. Философский камень алхимиков. Чаша с руническими письменами Гиперборейцев, в час Эндкампфа они должны сложиться в имя последнего аватары, провозвестника прихода Одина. Цари мира обладали Чашей, и Империи рушились, когда от них уходила Чаша. Все это так. И все не так.
«Истина в том, что небесный Огонь выплавил сок благородного Дерева, Ветер остудил сок, капля упала в Воду, она превратила мягкую каплю в Камень.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78