Латинское изречение о временах и нравах, как он не раз убеждался, срабатывает во всех случаях жизни.
Девушки расступились, готовясь пропустить Злобина сквозь свой ярко накрашенный и пестро разодетый строй, но он свернул на дорожку, уводящую к приземистому двухэтажному домику. Сразу же отметил, что за спиной смолкли оживленный щебет и смех. Дорожка вела к моргу. А без особого повода к патологоанатомическому корпусу, как был обозначен морг на карте больницы, люди не ходят.
Девушки, уважительно притихшие, по молодости лег и незапятнанности биографии не знали, что представительный дядька с пепельной шевелюрой не скорбящий родственник, а начальник следственного отдела прокуратуры Злобин, и ведет его к моргу не личное горе, а служебная необходимость.
Еще на заре своей карьеры по совету старого следака, у которого Злобин три года бегал в учениках, он взял за правило минимум два раза в месяц посещать морг. «По твоему делу идет труп или нет, не важно, — наставлял его учитель. — Смотри, изучай, запоминай. Это для человека уже все кончилось, а для нас, прокурорских, еще только начинается».
Теперь Злобин поминал учителя добрым словом. По количеству и состоянию трупов он без всяких оперативных данных мог предсказать, что ждет город: утихнут ли разборки между бандюками, пойдет ли вверх кривая бытовухи, что ее вызвало — полнолуние или привоз в город польской самопальной водки, вопрос отдельный. И еще сразу же становилось ясно, что у граждан обострились сексуальные комплексы, значит, надо крутить хвост участковым, чтобы упреждающе профилактировали ранее замеченных либо уже отсидевших за половые непотребства.
Как врачи прогнозируют динамику эпидемии гриппа, так Злобин предсказывал всплески и спады уровня тяжких преступлений. Он был убежден, что преступность — это болезнь, преследующая человеческий род. С ней приходится мириться, как с ежегодным гриппом. Но если ослаб иммунитет государства и душ человеческих, то зараза проявляется в крайних формах — как чума. В то время, когда перестройка начала переходить в стадию перестрелки, Злобину довелось поработать в бригаде Генпрокуратуры, расследовавшей резню в городе Ош. Тогда он увидел растерзанные трупы, забившие все арыки, и сделал для себя вывод — в его страну пришла чума...
* * *
Злобин толкнул ногой стальную дверь и поморщился от концентрированного запаха карболки и формалина.
В коридоре за столиком дежурного, не обращая внимания на запах и специфическую обстановку, два мужика с испитыми лицами разложили закуску. Застолье украшала банка из темного стекла — со спиртом — и графин с водой.
— Привет, медбратья!-Злобин притормозил у столика. — Вы, ей-богу, как при Брежневе... Утро только начинается , а народ уже со стаканом!
— Дык мы, эта... — Тот, что не успел донести до рта стакан, розовыми глазками жалобно посмотрел на Злобина. — Мы, гражданин начальник, не в запой... Ни-ни. Мы, эта, чисто отек снять... Мозга, -добавил он, продемонстрировав знание анатомии.
— Нахватался,-невольно улыбнулся Злобин. У обоих корявые пальцы синели от татуировок, а щеки запали, как у туберкулезников. Злобин давно навострился определять, по какой статье сидел человек, и даже угадывать, по какой сядет. Тот, что со стаканом, пару ходок заработал за два кулака — по хулиганке. Второй, нервно зыркающий то на стакан, то на Злобина, прошелся, судя по повадкам, по воровским статьям, но высот в блатном мире не достиг, иначе не кантовался бы при покойниках.
Особого интереса они не вызывали, потому что свое отсидели, когда он пацаном чижа гонял, а новых оперативных данных о темных делишках в морге пока не поступало.
— Может, с нами, гражданин начальник? — Стаканоносец дрогнул кадыком на дряблой и пупырчатой, как у ощипанной курицы, шее.
За это он тут же получил пинок под столом от более авторитетного. На кулаке у того синели три буквы— «СОС». К международному сигналу бедствия они не имели никакого отношения.
«Суки Отняли Свободу», — без труда расшифровал Злобин, по долгу службы знакомый с устным и письменным творчеством своих клиентов.
Злобин хмыкнул и покачал головой.
— Спасибо, уже позавтракал.
Он пошел по коридору к двери с надписью «Прозекторская», за которой мерзко пела дрель. Злобин знал, что кто-то сейчас вскрывает черепную коробку очередного трупа. Зрелище не для слабонервных, но больше всего досаждает мелкое костное крошево, что летит во все стороны, и, пожалев костюм, Злобин намеренно сбавил шаг. У столика, где медбратья расположились на завтрак, послышалась непонятная возня, потом отчетливый шлепок по шее.
— Колян, за што? Я же чуть не расплескал...
— Вот и пей, а не граммофонь. Ты к кому, падла, со стаканом лез, знаешь?
— Дык я чисто для порядка, -попробовал оправдаться потерпевший,
— Это же сам Злоба! А ты, конь педальный... - Колян понизил голос до злого свистящего шепота, и Злобин больше ничего не услышал.
«Без меня разберутся», — решил он и толкнул дверь в прозекторскую.
Здесь к запаху дезинфекции примешивался характерный запах смерти. Под потолком горели люминесцентные лампы, наполняя помещение нездоровым, мертвенно-холодным светом. На секционном столе лежал свежевскрытый труп, алела распоротая грудина, но страшнее всего была кровавая головешка вместо лица.
— Есть кто живой? — негромко спросил Злобин.
В ответ раздалось сопение, перешедшее в булькающий смех. Так Черномор, хозяин этого царства мертвых, всегда реагировал на шутливое приветствие Злобина.
— Конечно — я! — раздалось из утла. — Входи, Андрюша. Я мигом.
Черномор появился из-за ширмы с подносиком в одной руке, на котором лежал склизкий комок мраморно-розовой плоти, и с сигаретой, приплющенной в зажиме, в другой. Яков Михайлович Коган бессменно служил экспертом уже тридцать лет, и не одно поколение оперов за лысую голову и пиратскую черную бороду уважительно звало его Черномором. Был он невеликого роста, кругл, как мячик, сопел, как паровозик, но отличался поразительным жизнелюбием и оптимизмом, что страховало от психологических проблем, связанных с его ремеслом. «А что вы хотели? Любой патологоанатом рано или поздно становится либо психопатом, либо философом. Так я выбрал последнее. И кому, скажите, от этого стало хуже?» — отшучивался он от навязчивых расспросов любопытных.
Всякий раз, приступая к очередному трупу, он долго всматривался в него и изрекал: «М-да. Могло быть и хуже». Фраза звучала без изменений, вне зависимости от состояния тела. А привозили всяких. Что имеет в виду Черномор, мало кто знал. Кроме Злобина, в тайный смысл фразы были посвящены еще трое, но тайну Черномора не только по служебным соображениям, но и из человеческой порядочности никому не доверяли. В восемьдесят четвертом Яков Михайлович получил «грузом двести» тело сына. Втайне от жены и родни добился вскрытия свинцового гроба и убедился в худшем своем предчувствии. Тела в гробу не было. Тогда он обвел взглядом присутствовавших, а в глазах была такая боль, что у Злобина все внутри перевернулось. С того дня и прилипла фразочка «Могло быть и хуже», как нервный тик. Потому что Черномор считал, что смерть — это плохо, но ужаснее, когда даже нечего хоронить.
— Что-то ты сегодня раненько, Яков Михайлович.
— А что делать, Андрюша? Холодильник у нас на ладан дышит, не приведи господь перегорит в нем что-то, как в прошлом году... Я даже вспоминать боюсь! Сгниют ваши криминальные покойники, а с меня спросят. Вот и страхуюсь, до обеда режу, после обеда отписываюсь. И так каждый день. А сегодня вообще -ужас. Шесть криминальных трупов за ночь. Между прочим, полюбуйся, Андрюша. — Черномор сунул под нос Злобину подносик с жирно-студенистым комом. — Мозг больше, чем у среднего европейца, а качество, прости господи, как содержимое прямой кишки.
— Судя по амбре, согласен. — Злобин поморщился, едкий запах мозга в смеси с табачным дымом лез прямо в нос. — Что с мозгами-то?
— Повреждение сосудов мягкой мозговой оболочки, Ударился головкой сильно... Но ты бы видел его печень! Увеличенная, обнаружены деструктивные изменения, поражение печеночной паренхимы. Неактивный склероз. — Яков Михайлович перечислял болячки, элегантно грассируя, словно смакуя каждое слово.
— Выражаясь ненаучно, покойный пил, курил анашу, колол героин и нюхал всякую гадость одновременно. Имеется также зарубцевавшаяся язва двенадцатиперстной кишки.
— От этого и помер? — без особого интереса спросил Злобин.
Черномор поднес к губам сигарету, глубоко затянулся. Зажим, плоскогубые ножницы, он всегда использовал не по назначению: чтобы курить, не снимая перемазанных сукровицей перчаток.
— М-м, — промычал он, выпуская дым. — Не угадал, Андрюша. Помер клиент на операционном столе, на который попал в результате двух пулевых ранений. В область правой подключичной впадины и сквозного в область нижней трети левого легкого, с разрывом левой почки. Пошли, полюбуешься.
Он первым прошел к столу, занял место в изголовье. Поставил на придвижной столик подносик с мозгом, там уже лежали извлеченные из трупа внутренности. Стал возиться над вскрытым черепом.
— Откровенно говоря, мартышкин труд,-бормотал он, не отрываясь от работы.
— Причина смерти ясна как божий день. Но у нас шутят, что самый точный диагноз ставит патологоанатом. Не знаю, зачем с ним реанимация столько возилась... И вообще, как его до операционной живым довезли с такими-то ранениями?
— Пулю извлекли?-для проформы поинтересовался Злобин.
— Угу Еще в операционной. А толку? Как у нас говорят, если пациенту не повезло, медицина бессильна.
Черномор приладил крышку черепной коробки, потом потянул за кожу, собранную в складки под подбородком. Это был самый шокирующий момент вскрытия, Злобин никак не мог к нему привыкнуть. Вместо кругляша из кости и мышц вдруг возникло лицо. Уже не живое, но все же человеческое лицо.
— Вот такой у нас получился красавец. — Черномор стал накладывать стежки, стягивая разрез на макушке. Кожа на лице еще больше натянулась. — Если тебе интересно, у клиента классический синдром де Ланга. Сочетание наследственных пороков развития: задержка роста, умственная отсталость и симптом «лица клоуна». — Черномор провел ладонью по низкому лбу трупа. — Брахицефалия, низкая линия роста волос и густые сросшиеся брови. Типичный случай.
— Иса Мухашев. Кличка — Гном. — Злобин достал сигареты, закурил.
— Знакомый? — вскинул голову Черномор.
— При жизни не успели пообщаться. Он с полгода назад в городе объявился.
— Так, с мордашкой у нас полный ажур. Сейчас мы ему грудину заштопаем, и можно отдохнуть. — Черномор чиркнул ножницами, перерезав нитку. Передвинулся к центру стола.
— Слушай, а что он у него такой маленький? Отрезали, что ли? — поинтересовался Злобин.
— Ты о чем? А! — Он пошевелил синий отросток, едва выступающий у трупа из густой поросли внизу живота. — Действительно, маловат. — Черномор заинтересовался и наклонился ниже. — Не-а. Целехонек. Просто не вырос.
— Думаю, мужик при жизни жутко комплексовал из-за такой пипетки. — Злобин поморщился, выпуская облачко дыма, и добавил: — Из-за этого, наверно, в бандюки и пошел.
— Не знаю, не знаю, Андрюша. С такими вопросами к Зигмунду Фрейду обращайся, а я всего-то патологоанатом. — Он наложил последний стежок на грудине. Полюбовался своей работой. — Замечу, неплохой специалист. Кстати, а откуда узнал, что покойный из бандитов?
— Элементарно, дорогой доктор. — Злобин усмехнулся. — Перед выходом из дома позвонил дежурному узнать новости. Он и обрадовал. Вчера вечером РУБОП освобождало заложника, попутно покрошили четверых, а пятого серьезно ранили. — Злобин указал кончиком сигареты на труп. — Как я понимаю, с этим чернявеньким у нас полный комплект образовался.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78
Девушки расступились, готовясь пропустить Злобина сквозь свой ярко накрашенный и пестро разодетый строй, но он свернул на дорожку, уводящую к приземистому двухэтажному домику. Сразу же отметил, что за спиной смолкли оживленный щебет и смех. Дорожка вела к моргу. А без особого повода к патологоанатомическому корпусу, как был обозначен морг на карте больницы, люди не ходят.
Девушки, уважительно притихшие, по молодости лег и незапятнанности биографии не знали, что представительный дядька с пепельной шевелюрой не скорбящий родственник, а начальник следственного отдела прокуратуры Злобин, и ведет его к моргу не личное горе, а служебная необходимость.
Еще на заре своей карьеры по совету старого следака, у которого Злобин три года бегал в учениках, он взял за правило минимум два раза в месяц посещать морг. «По твоему делу идет труп или нет, не важно, — наставлял его учитель. — Смотри, изучай, запоминай. Это для человека уже все кончилось, а для нас, прокурорских, еще только начинается».
Теперь Злобин поминал учителя добрым словом. По количеству и состоянию трупов он без всяких оперативных данных мог предсказать, что ждет город: утихнут ли разборки между бандюками, пойдет ли вверх кривая бытовухи, что ее вызвало — полнолуние или привоз в город польской самопальной водки, вопрос отдельный. И еще сразу же становилось ясно, что у граждан обострились сексуальные комплексы, значит, надо крутить хвост участковым, чтобы упреждающе профилактировали ранее замеченных либо уже отсидевших за половые непотребства.
Как врачи прогнозируют динамику эпидемии гриппа, так Злобин предсказывал всплески и спады уровня тяжких преступлений. Он был убежден, что преступность — это болезнь, преследующая человеческий род. С ней приходится мириться, как с ежегодным гриппом. Но если ослаб иммунитет государства и душ человеческих, то зараза проявляется в крайних формах — как чума. В то время, когда перестройка начала переходить в стадию перестрелки, Злобину довелось поработать в бригаде Генпрокуратуры, расследовавшей резню в городе Ош. Тогда он увидел растерзанные трупы, забившие все арыки, и сделал для себя вывод — в его страну пришла чума...
* * *
Злобин толкнул ногой стальную дверь и поморщился от концентрированного запаха карболки и формалина.
В коридоре за столиком дежурного, не обращая внимания на запах и специфическую обстановку, два мужика с испитыми лицами разложили закуску. Застолье украшала банка из темного стекла — со спиртом — и графин с водой.
— Привет, медбратья!-Злобин притормозил у столика. — Вы, ей-богу, как при Брежневе... Утро только начинается , а народ уже со стаканом!
— Дык мы, эта... — Тот, что не успел донести до рта стакан, розовыми глазками жалобно посмотрел на Злобина. — Мы, гражданин начальник, не в запой... Ни-ни. Мы, эта, чисто отек снять... Мозга, -добавил он, продемонстрировав знание анатомии.
— Нахватался,-невольно улыбнулся Злобин. У обоих корявые пальцы синели от татуировок, а щеки запали, как у туберкулезников. Злобин давно навострился определять, по какой статье сидел человек, и даже угадывать, по какой сядет. Тот, что со стаканом, пару ходок заработал за два кулака — по хулиганке. Второй, нервно зыркающий то на стакан, то на Злобина, прошелся, судя по повадкам, по воровским статьям, но высот в блатном мире не достиг, иначе не кантовался бы при покойниках.
Особого интереса они не вызывали, потому что свое отсидели, когда он пацаном чижа гонял, а новых оперативных данных о темных делишках в морге пока не поступало.
— Может, с нами, гражданин начальник? — Стаканоносец дрогнул кадыком на дряблой и пупырчатой, как у ощипанной курицы, шее.
За это он тут же получил пинок под столом от более авторитетного. На кулаке у того синели три буквы— «СОС». К международному сигналу бедствия они не имели никакого отношения.
«Суки Отняли Свободу», — без труда расшифровал Злобин, по долгу службы знакомый с устным и письменным творчеством своих клиентов.
Злобин хмыкнул и покачал головой.
— Спасибо, уже позавтракал.
Он пошел по коридору к двери с надписью «Прозекторская», за которой мерзко пела дрель. Злобин знал, что кто-то сейчас вскрывает черепную коробку очередного трупа. Зрелище не для слабонервных, но больше всего досаждает мелкое костное крошево, что летит во все стороны, и, пожалев костюм, Злобин намеренно сбавил шаг. У столика, где медбратья расположились на завтрак, послышалась непонятная возня, потом отчетливый шлепок по шее.
— Колян, за што? Я же чуть не расплескал...
— Вот и пей, а не граммофонь. Ты к кому, падла, со стаканом лез, знаешь?
— Дык я чисто для порядка, -попробовал оправдаться потерпевший,
— Это же сам Злоба! А ты, конь педальный... - Колян понизил голос до злого свистящего шепота, и Злобин больше ничего не услышал.
«Без меня разберутся», — решил он и толкнул дверь в прозекторскую.
Здесь к запаху дезинфекции примешивался характерный запах смерти. Под потолком горели люминесцентные лампы, наполняя помещение нездоровым, мертвенно-холодным светом. На секционном столе лежал свежевскрытый труп, алела распоротая грудина, но страшнее всего была кровавая головешка вместо лица.
— Есть кто живой? — негромко спросил Злобин.
В ответ раздалось сопение, перешедшее в булькающий смех. Так Черномор, хозяин этого царства мертвых, всегда реагировал на шутливое приветствие Злобина.
— Конечно — я! — раздалось из утла. — Входи, Андрюша. Я мигом.
Черномор появился из-за ширмы с подносиком в одной руке, на котором лежал склизкий комок мраморно-розовой плоти, и с сигаретой, приплющенной в зажиме, в другой. Яков Михайлович Коган бессменно служил экспертом уже тридцать лет, и не одно поколение оперов за лысую голову и пиратскую черную бороду уважительно звало его Черномором. Был он невеликого роста, кругл, как мячик, сопел, как паровозик, но отличался поразительным жизнелюбием и оптимизмом, что страховало от психологических проблем, связанных с его ремеслом. «А что вы хотели? Любой патологоанатом рано или поздно становится либо психопатом, либо философом. Так я выбрал последнее. И кому, скажите, от этого стало хуже?» — отшучивался он от навязчивых расспросов любопытных.
Всякий раз, приступая к очередному трупу, он долго всматривался в него и изрекал: «М-да. Могло быть и хуже». Фраза звучала без изменений, вне зависимости от состояния тела. А привозили всяких. Что имеет в виду Черномор, мало кто знал. Кроме Злобина, в тайный смысл фразы были посвящены еще трое, но тайну Черномора не только по служебным соображениям, но и из человеческой порядочности никому не доверяли. В восемьдесят четвертом Яков Михайлович получил «грузом двести» тело сына. Втайне от жены и родни добился вскрытия свинцового гроба и убедился в худшем своем предчувствии. Тела в гробу не было. Тогда он обвел взглядом присутствовавших, а в глазах была такая боль, что у Злобина все внутри перевернулось. С того дня и прилипла фразочка «Могло быть и хуже», как нервный тик. Потому что Черномор считал, что смерть — это плохо, но ужаснее, когда даже нечего хоронить.
— Что-то ты сегодня раненько, Яков Михайлович.
— А что делать, Андрюша? Холодильник у нас на ладан дышит, не приведи господь перегорит в нем что-то, как в прошлом году... Я даже вспоминать боюсь! Сгниют ваши криминальные покойники, а с меня спросят. Вот и страхуюсь, до обеда режу, после обеда отписываюсь. И так каждый день. А сегодня вообще -ужас. Шесть криминальных трупов за ночь. Между прочим, полюбуйся, Андрюша. — Черномор сунул под нос Злобину подносик с жирно-студенистым комом. — Мозг больше, чем у среднего европейца, а качество, прости господи, как содержимое прямой кишки.
— Судя по амбре, согласен. — Злобин поморщился, едкий запах мозга в смеси с табачным дымом лез прямо в нос. — Что с мозгами-то?
— Повреждение сосудов мягкой мозговой оболочки, Ударился головкой сильно... Но ты бы видел его печень! Увеличенная, обнаружены деструктивные изменения, поражение печеночной паренхимы. Неактивный склероз. — Яков Михайлович перечислял болячки, элегантно грассируя, словно смакуя каждое слово.
— Выражаясь ненаучно, покойный пил, курил анашу, колол героин и нюхал всякую гадость одновременно. Имеется также зарубцевавшаяся язва двенадцатиперстной кишки.
— От этого и помер? — без особого интереса спросил Злобин.
Черномор поднес к губам сигарету, глубоко затянулся. Зажим, плоскогубые ножницы, он всегда использовал не по назначению: чтобы курить, не снимая перемазанных сукровицей перчаток.
— М-м, — промычал он, выпуская дым. — Не угадал, Андрюша. Помер клиент на операционном столе, на который попал в результате двух пулевых ранений. В область правой подключичной впадины и сквозного в область нижней трети левого легкого, с разрывом левой почки. Пошли, полюбуешься.
Он первым прошел к столу, занял место в изголовье. Поставил на придвижной столик подносик с мозгом, там уже лежали извлеченные из трупа внутренности. Стал возиться над вскрытым черепом.
— Откровенно говоря, мартышкин труд,-бормотал он, не отрываясь от работы.
— Причина смерти ясна как божий день. Но у нас шутят, что самый точный диагноз ставит патологоанатом. Не знаю, зачем с ним реанимация столько возилась... И вообще, как его до операционной живым довезли с такими-то ранениями?
— Пулю извлекли?-для проформы поинтересовался Злобин.
— Угу Еще в операционной. А толку? Как у нас говорят, если пациенту не повезло, медицина бессильна.
Черномор приладил крышку черепной коробки, потом потянул за кожу, собранную в складки под подбородком. Это был самый шокирующий момент вскрытия, Злобин никак не мог к нему привыкнуть. Вместо кругляша из кости и мышц вдруг возникло лицо. Уже не живое, но все же человеческое лицо.
— Вот такой у нас получился красавец. — Черномор стал накладывать стежки, стягивая разрез на макушке. Кожа на лице еще больше натянулась. — Если тебе интересно, у клиента классический синдром де Ланга. Сочетание наследственных пороков развития: задержка роста, умственная отсталость и симптом «лица клоуна». — Черномор провел ладонью по низкому лбу трупа. — Брахицефалия, низкая линия роста волос и густые сросшиеся брови. Типичный случай.
— Иса Мухашев. Кличка — Гном. — Злобин достал сигареты, закурил.
— Знакомый? — вскинул голову Черномор.
— При жизни не успели пообщаться. Он с полгода назад в городе объявился.
— Так, с мордашкой у нас полный ажур. Сейчас мы ему грудину заштопаем, и можно отдохнуть. — Черномор чиркнул ножницами, перерезав нитку. Передвинулся к центру стола.
— Слушай, а что он у него такой маленький? Отрезали, что ли? — поинтересовался Злобин.
— Ты о чем? А! — Он пошевелил синий отросток, едва выступающий у трупа из густой поросли внизу живота. — Действительно, маловат. — Черномор заинтересовался и наклонился ниже. — Не-а. Целехонек. Просто не вырос.
— Думаю, мужик при жизни жутко комплексовал из-за такой пипетки. — Злобин поморщился, выпуская облачко дыма, и добавил: — Из-за этого, наверно, в бандюки и пошел.
— Не знаю, не знаю, Андрюша. С такими вопросами к Зигмунду Фрейду обращайся, а я всего-то патологоанатом. — Он наложил последний стежок на грудине. Полюбовался своей работой. — Замечу, неплохой специалист. Кстати, а откуда узнал, что покойный из бандитов?
— Элементарно, дорогой доктор. — Злобин усмехнулся. — Перед выходом из дома позвонил дежурному узнать новости. Он и обрадовал. Вчера вечером РУБОП освобождало заложника, попутно покрошили четверых, а пятого серьезно ранили. — Злобин указал кончиком сигареты на труп. — Как я понимаю, с этим чернявеньким у нас полный комплект образовался.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78