— Да, — кивнул Брент. — Адмирал Фудзита рассказывал мне эту легенду. В годовщину смерти Асано они перестали дурачиться — до этого просто притворялись, что распутничают, — и разрубили злодея Киру на куски.
— Потом они сделали себе харакири, — сказал Мацухара.
— Разумеется.
— Таков японский подход, Брент.
Клацанье деревянных хесиги успокоило зал, и рабочий сцены в черном плаще отодвинул занавес, открывая бумажные вишневые деревья вдоль реки, представленной листом жести. По одну сторону реки находились обширные земли, венчавшиеся крепостью, а по другую — огромный лист бумаги с наклеенным на него рисовым полем. Музыканты, сидевшие рядом со сценой, начали перебирать струны сямисэнов, ведущий затянул свою песнь.
Брент был ошеломлен стремительностью, с которой актеры ворвались на сцену. Мертвецки белые от грима лица, сверкавшие под угольно-черными от туши бровями, показные рты — крошечные нарисованные алые губки, заменявшие настоящие, укрытые толстым слоем краски, — выглядели гротескно. Громоздкие костюмы, казавшиеся смешными от крыльев, рогов и даже паучьих ног, торчавших на шее одного из актеров. Вещая визгливыми голосами, оннагата неподражаемо демонстрировали женские манеры. Один из молодых оннагата, игравший ведущую роль, был просто бесподобен. Наконец Брент узнал вплетенную в сюжет побочную линию «Ромео и Джульетты», но двум влюбленным, разделенным картонным мостом через жестяную реку, которым никогда не суждено было встретиться.
Американец зачарованно смотрел, как действие перемещается на ханамити — дополнительные помосты для актеров в зрительном зале. Ему не удалось удержаться от смеха, когда через сцену пролетела бабочка — насекомое, висевшее на палке, ведомое рукой рабочего сцены, одетого в черную накидку с капюшоном. А потом другой, облаченный в черное, помощник изображал чванливую лисицу. Группы подобных фантомов периодически выбегали, чтобы оправить красивые, но громоздкие костюмы. Но, кроме Брента, на них никто не обращал внимания.
Затем наступила развязка с сорока семью одновременно умирающими перед крепостью самураями, влюбленные в это время потрошили себя на противоположных концах моста.
— Изумительно! Изумительно! — тихо произнес Йоси, вставая и беря Кимио под локоть.
— Да, — вздохнула Кимио, смахивая слезу со щеки. Некоторое мгновение они молча стояли рядом.
А внимание Брента было приковано к Саре, которая, казалось, потянулась к нему, влекомая лишь его взглядом.
— Представление окончено, Брент, — пусто сказала Сара.
— Да, — так же бессодержательно ответил Брент.
И они направились к выходу.
Ресторан «Танамма-Ро» оказался таким же классическим, как и театр. Он был огорожен со всех сторон и представлял собой хоровод хижин вокруг ухоженного садика. Маленький высохший человечек провел четырех гостей в большую отдельную «на четыре мата» хижину с невысоким столиком, дзабутонами и стенами, увешанными рисунками сепией и классическими каллиграфиями. Токонома располагалась в алькове, где находилась часть скульптуры ханива на подставке из красного дерева и ваза эпохи Хэйан с причудливым цветочным орнаментом.
— Сегодня вы почетный гость, подполковник, — обратилась с Мацухаре Кимио. — Пожалуйста, садитесь спиной к токонома. — Обменявшись поклонами со спутницами, Йоси медленно и церемонно сел на почетное место. Остальные быстро расселись на дзабутонах.
— А теперь сюрприз, — объявила Сара и вместе с Кимио захихикала.
Дверь открылась, и крошечными, семенящими шажками вошли две женщины, одетые в кимоно из дорогого шелка, с прическами, затейливо украшенными вишневыми веточками с распустившимися цветами и декоративными гребнями, с крахмально белыми лицами, карминного цвета губами и темными, как безлунная ночь, глазами. Одна несла сямисэн.
Шедшая впереди и старшая из двух заговорила:
— Я ваша гейша Миюмэ. — И с улыбкой застенчивой девушки посмотрела на американца. — Миюмэ означает «прекрасный сон», а гейша — «обученная искусствам». Сара поручила мне и моей майко — ученице Кодзику, «Маленькой хризантеме», — сегодня вечером прислуживать вам и развлекать. — Миюмэ кивнула Кодзику, сидевшей в уголке, и та начала перебирать струны сямисэна и тихонько напевать.
Быстро, но с профессиональным изяществом гейша расставила белые фарфоровые чашечки с горячим, приправленным специями сакэ и сказала:
— Сакэдзуки.
Брент правильно предположил, что его форма энсина и молодое лицо ввели в заблуждение Миюмэ, которая предположила, что он слабо знаком с японской культурой. Он улыбнулся сам себе, глядя, как прелестная женщина присела рядом, чтобы обслужить его и затем скромно отошла назад. Веер взлетел вверх, когда Миюмэ стала раскачиваться в грациозном, но чувственном танце. Брент смотрел на древнюю, забываемую традицию, предназначенную для развлечения дайме, сегунов или богатых купцов в обстановке, свободной от жен и обязанностей. Гейшам полагалось потчевать своих клиентов сакэ, разыгрывать сценки, танцевать и петь. Хотя они и не торговали своим телом, им всегда приходилось быть начеку с влиятельными патронами и ожидать однажды, как куртизанке богатого вельможи, отставки. Гейши не рассчитывают на присутствие женщин и не обучены развлекать их, но Сара и Миюмэ, очевидно, находились в дружеских отношениях, и гейша, казалось, чувствовала себя непринужденно.
Веер упал на маленький столик, сямисэн смолк, а чашечки вновь наполнились.
Йоси поднял свою сакэдзуки.
— За императора.
Все выпили.
Брент предложил свой тост.
— За «Йонагу».
Снова наполнили чашечки, и Брент почувствовал, как по телу расходится мягкое тепло. Он знал, что японцы пьют до еды, к тому же было поздно, а он был зверски голоден и понимал, что очень быстро ощутит действие горячего напитка со специями.
— О-о, черт возьми, — тихо произнес Брент. — Может, еще через четыре недели.
— Ты что-то сказал, Брент? — спросила Сара.
— Э-э… нет, — ответил энсин. — Просто сакэ превосходно приправлено. — Он посмотрел в чашечку, чудесным образом она оказалась вновь наполненной. Брент отпил глоток.
— Чашечка никогда не должны быть ни пустой, ни полной, — сказала из-за плеча Миюмэ, дыша теплом ему в шею. Брент поймал быстрый и колючий взгляд Сары.
Кимио подняла чашечку и посмотрела на Брента.
— Да будет к вам благосклонен бог моря Ватацуми-но Микото.
Все выпили, но Мацухара задержал чашечку в нескольких сантиметрах от своих губ и процитировал древнюю самурайскую максиму:
— «Время жить и время умирать» — может, мы заполним море трупами наших врагов.
— Но возвращайтесь! Возвращайтесь! — взмолилась Кимио, ее глаза увлажнились.
— А как же иначе! — уверенно сказал Брент. — Нами командует лучший из когда-либо живших моряк и морской тактик. — Он посмотрел на Сару, которая, казалось, плыла в легкой дымке и немного не в фокусе, как стареющая голливудская актриса, запечатленная на фотографии через газовый шарфик. — Адмирал Фудзита, — наконец удалось ему невнятно выговорить. Все выпили.
Взмахи кимоно — и перед каждым гостем возник черный лакированный ящичек. Открыв свой, Брент обнаружил в нем порезанного кольцами угря, переложенного слоями риса.
— Симагава! — со смаком произнес Мацухара. Он схватил палочки и с жадным удовольствием набросился на еду. Все остальные, кроме Брента, проявили такой же энтузиазм. Он же медленно взял палочки и начал нехотя есть, хотя угорь, сильно сдобренный специями, удовлетворил бы любого гурмана.
Дальше блюда следовали одно за другим.
— Тяванмуси, — возвестила Миюмэ, ставя перед Брентом аппетитно дымящееся блюдо из овощей и рыбы. Орехи гинкго, маленькие крабы, вишни, горох, лапша и опять же сакэ. Брент узнал маринованную морковь и маринованные сливы… или это были огурцы? В любом случае, что-то маринованное.
— Лучше, чем в «Ма-ку-до-на-ру-де», — язвительно заметила Миюмэ.
Кимио и Сара взорвались смехом, а мужчины недоуменно переглянулись.
— «Макдоналдсе»! «Макдоналдсе»! — наконец перевела Сара.
Йоси покачал головой, а Брент засмеялся.
Наконец насытившиеся гости отвалились от стола, а гейша и майко стали убирать посуду. Потом Кодзику села, положив сямисэн на колени, а Миюмэ прошла на середину помещения. Ее бедра начали провоцирующе двигаться, а взгляд черных глаз перебегать с одного мужчины на другого, не останавливаясь на женщинах.
— В качестве последнего блюда, — сказала она, все еще играя роль традиционной молоденькой гейши, — я покажу вам «варуцу» гейши. — Миюмэ пристально посмотрела на Брента, а Сара давилась от смеха. Японка улыбнулась. — Вальс гейши, энсин. — Брент ответил улыбкой.
Кодзику прошлась пальцами по струнам, Миюмэ в такт музыке начала покачиваться из стороны в сторону, ее хорошо поставленный голос, низкий и сочный, заполнил комнату. Передвигаясь мелкими изящными шажками, выставив ладони вперед и непрерывно совершая руками движения, похожие на колебания перьев, обдуваемых ветерком, она запела, по-прежнему не замечая женщин и бросая зовущие взгляды на мужчин, неотрывно смотревших на нее.
Ты управляешь моими движениями в танце,
И мои волосы растрепались в твоих
Объятиях. Я ловлю взгляд
Плывущей над нами любви. Я смущена
И в то же время счастлива.
Миюмэ поклонилась. Кодзику встала и согнулась в поклоне. Аплодируя, гости встали и вчетвером поклонились.
Улыбающаяся Миюмэ и ее майко ушли. Проходя мимо, гейша задела Брента, и он почувствовал легкое касание о китель, сунув руку в карман, Брент обнаружил визитную карточку и улыбнулся.
Кимио и Йоси сели пить чай из сервиза, оставленного на столе Миюмэ. Но Сара смотрела на Брента.
— Мне не хотелось тебе этого говорить, но когда я уходила из офиса, пришло какое-то сообщение. Его, конечно, расшифровали, но мне нужно просмотреть… я должна его просмотреть. — Она с мольбой посмотрела на Брента. — Извини, Брент. Ты можешь остаться. Я поймаю такси…
— Не надо, — ответил энсин. — Уйдем вместе. — Он обратился к Кимио и Йоси. — Вы извините меня?
— Конечно, — ответил Йоси. Кимио кивнула.
— Мы оставим вам штабную машину.
— Отлично, — сказал Мацухара. — Думаю, мои права потеряли силу, но я попробую. — Все засмеялись.
Когда Сара и Брент вышли в сад, Сара, сжав ему руки, тихо спросила:
— Как ты думаешь, мне кто-нибудь поверил?
— Абсолютно никто!
Они засмеялись и сели в такси.
…После того как Сара и Брент ушли, японцы молча продолжали пить чай. Наконец Йоси смущенно сказал:
— Кимио, вы хотели показать мне, что «Великая Япония» все еще жива.
Она улыбнулась.
— Я думаю, что это и так ясно, Йоси, — Кимио поставила чашку на стол. — Так же ясно, как извинение Сары по поводу ухода. — Мацухара засмеялся. — Я убедила вас, Йоси?
— Нет, но я рад, что вы пытались.
— Прошло много лет, как вы последний раз разговаривали с женщиной.
— В декабре прошлого года в лифте я разговаривал с Сарой Арансон.
— И все?
— Да. Вы знаете историю «Йонаги», знаете, что мы были отрезаны от всего мира — сидели в ловушке в бухте Сано более сорока лет.
— Сара говорила мне, что вы потеряли семью.
— Да. Жену Сумико и сыновей Масакеи и Хисайю во время налета на Токио. — Мацухара побарабанил пальцами по столу. — Меня переполняла ненависть, я жаждал мести сорока семи самураев, оскорблял Брента Росса.
— Энсина Брента Росса? Но вы друзья, это все видят…
— Мы не сразу ими стали. Я приставал к нему… изводил. Я выбрал его объектом своей мести. Но он противостоял мне, как самурай, дрался, как самурай, мужественно и умно. И адмирал Фудзита зависит от его соколиных глаз и доверяет ему… — Летчик остановился на полуслове от внезапно пришедшей ему в голову мысли. — Я встречался с семьей адмирала, когда меня назначили на «Йонагу». С его двумя сыновьями. Один из них, Макото, был высоким, крепким, умным…
Кимио прервала его вопросом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48