Сон был тревожным. Я так и не узнал, когда в эту ночь она явилась домой. Увидел же я ее лишь на следующий день, когда вернулся с работы. К тому времени настроение у Норы полностью изменилось. Она, улыбаясь, встретила меня у дверей.
– Я уже приготовила коктейли в библиотеке.
Я поцеловал ее в щеку. На ней был изысканный черный брючный костюм хозяйки дома.
– Ты выглядишь совершенно по-иному, – заметил я, следуя за ней в библиотеку. – У нас кто-то будет к обеду?
– Нет, глупый. Просто я сделала себе прическу.
Мне она казалась точно такой же. Я взял у нее бокал с напитком.
– Ты удачно провела день?
Она сделала глоток, и в глазах ее что-то блеснуло.
– Прекрасно. То, что мне было нужно. Когда выбираешься в свет, чувствуешь, как к тебе приходит бодрость.
Я кивнул, улыбаясь. В конце концов, буря миновала.
– Прошлым вечером я обедала с Корвиным и Чэдвинком Хантом, критиком. Они считают, что, чем скорее я вернусь к работе, тем лучше. Скааси сказал Сэму, что с удовольствием организует еще одну мою выставку и не позже, чем осенью.
– Ты думаешь, у тебя хватит времени подготовиться к ней?
– Времени более, чем достаточно. Я каждый день делаю наброски. У меня тысячи идей.
– За твои идеи, – поднял я бокал.
– Спасибо. – Улыбнувшись, она чмокнула меня в щеку. – Ты не сердишься из-за вчерашней ночи?
– Нет, – небрежно сказал я. – Обоим нам надо несколько отдохнуть.
Она снова поцеловала меня.
– Я рада. Я подумала, тебе могло не понравиться, что я перебралась в другую комнату. Не понимаю, почему мне раньше это не пришло в голову. У матери и отца всегда были отдельные комнаты. Это гораздо культурнее.
– Неужто?
– Конечно. Даже женатым людям необходимо определенное уединение. – Она серьезно взглянула на меня. – Кроме того, я считаю, что это сохранит легкое обаяние тайны, которая так необходима в любом браке.
Это было новостью для меня. Я никогда не слышал, чтобы мои родители жаловались на невозможность уединиться.
– Что же мне делать, когда мне захочется разложить тебя?
– Ты бываешь вульгарным. – Но она тут же подарила мне озорную улыбку. – Тебе надо только свистнуть.
– Вот так? – спросил я, – делая вид, что собираюсь засунуть пальцы в рот.
– Прекрати. Чарльз решит, что ты сошел с ума.
Я допил коктейль.
– Пойду наверх помою руки и взгляну на Дани.
– Можешь помыться здесь. Миссис Холман уже принесла Дани. Я посмотрел на нее.
– Как себя чувствует малышка?
– Миссис Холман говорит, что она сущий ангел. А теперь иди быстрее мой руки. Я попросила на кухне приготовить мясной рулет, твой любимый, и не хочу, чтобы он остыл. А после обеда поднимись наверх и оцени мою комнату. Я сказала Чарльзу поставить там в ведерке со льдом шампанское.
Мною овладел смех. Вот, значит, как это делается. Может быть, она и не собирается отдаляться от меня, как мне показалось. Я должен был признать, что ей удалось привнести легкий приятный аромат запретного плода в наши отношения.
Как-то ночью я ей сказал:
– Не сочтут ли слуги какой-то причудой с нашей стороны, что, имея две спальни, мы постоянно пользуемся только одной?
– Глупый. Кого волнует, что там думают слуги.
– И в самом деле, – сказал я, привлекая ее к себе. – Но завтра ты будешь гостить у меня!
Но мы неизменно занимались любовью лишь в ее комнате и никогда в моей. Мне каждый раз приходилось шлепать по холодному каменному полу ванной, что разделяла наши комнаты. Я научился так тихонько поворачивать дверную ручку, что она не слышала меня, потому что бывали случаи, когда я находил ее дверь закрытой. Случалось, что я приходил после работы таким измотанным, что валился в постель, не интересуясь, закрыта ее дверь или нет.
Понемногу я начал себя чувствовать, как человек, который едет по дороге с односторонним движением, что ведет в тупик. Меня постоянно мучили опасения опять столкнуться с закрытой дверью. Несколько основательных глотков бурбона, к которым я прибегал перед тем, как раздеваться, как правило, снимали напряжение, после чего мне уже даже не хотелось испытывать крепость замков.
Я начал привыкать кормить вечерами Дани из бутылочки, что так же помогало мне справляться с собой. Порой нежность ее хрупкого тельца переполняла меня чувствами, о которых я раньше и не подозревал. Поцеловав ее, я укладывал дочку в кроватку, после чего возвращался к себе и забывался сном.
Но внешне все было нормально. Мы с Норой вели себя как нормальные добропорядочные супруги. Несколько раз в неделю мы уходили из дома: нас приглашали на приемы и вечеринки, друзья посещали нас. Она вела себя как юная мать и жена, какой она и была. Любящей и внимательной.
Но когда наступало время идти спать, я каждый раз находил повод заняться несложной работой. Я поднимался в кабинет к себе и бесцельно сидел за столом, чтобы дать ей время уйти к себе и лечь в постель, не догадываясь, пытался ли я открыть ее двери или нет.
Если такая ситуация и казалась Норе странной, она ни словом не дала мне понять об этом. Время шло, и, казалось, ее вполне устраивало такое положение дел. Она с головой ушла в свою работу и несколько вечеров в неделю посвящала или посещению выставок, или же званым обедам. Остальные вечера она предпочитала проводить в мастерской, так что я не знал, поднималась ли она к себе в спальню или же оставалась в маленькой комнатке, которую устроила для себя внизу.
Рутина – ужасная вещь. Порой мне казалось: все, что окружает меня, было всегда и будет неизменно. Как пустота.
И я не знал, боится ли меня Нора, живущая в своем призрачном выдуманном мире, так, как я ее.
Она помнила боль. Ту ужасную, разрывающую тело боль, которая поднималась из ее внутренностей, когда ребенок прокладывал себе путь на свет. Боль – и яркий свет со светло-зеленого потолка, под которым она лежала в операционной. Все цвета были четкими и ясными. Как кровь на белых резиновых перчатках врача. Как чёрные ручки на сером металлическом ящике анестезиолога. Это походило на ее сны. Даже в них она не походила на других людей. Ее сны были цветными.
Она услышала тихий голос доктора, успокаивающего ее.
– Расслабьтесь, миссис Кэри. Расслабьтесь, и через несколько минут все будет в порядке.
– Не могу! – попыталась простонать она, но ни звука не вырвалось из ее губ. – Не могу, мне так больно. – Она чувствовала, как из уголков глаз потекли слезы. Она знала, как они выглядят, стекая по щекам. Как крохотные сверкающие алмазы.
– Вы должны, миссис Кэри, – снова раздался шепот врача. Когда он склонился к ней, она увидела красные прожилки на крыльях его носа.
– Не могу! – снова застонала она. – Я не могу выносить эту боль. Ради Бога, сделайте что-нибудь или я сойду с ума! Разрежьте ее и вытаскивайте по кускам! Пусть она меня больше не мучит!
В руку ей вонзилась игла. Во внезапном приступе страха Нора взглянула на врача. Она вспомнила, что он католик, а католикам предписано приносить в жертву мать ради спасения жизни ребенка.
– Что вы делаете? – застонала она. – Не убивайте меня, убейте ребенка. Я не хочу умирать.
– Не волнуйтесь, – тихо сказал врач. – Никто не умрет.
– Я не верю вам! – Она напряглась, пытаясь приподняться, но чьи-то руки прижали ей плечи, заставив снова лечь. – Я умираю. Я знаю это. Я умираю!
– Считайте от десяти и назад, миссис Кэри, – сказал врач. – Десять, девять…
– Восемь, семь, шесть. – Она смотрела в склонившееся над ней лицо. Его контуры начинали расплываться. Как в кино, когда изображение бывает не в фокусе. – Восемь, семь, шесть, пять, четыре, семь, пять, три…
И наконец пришла тьма. Мягкая убаюкивающая тьма.
13
Звук, донесшийся из мастерской, рядом с которой в маленькой комнатке спала Нора, разбудил ее. Она приподнялась.
– Это вы, Чарльз?
За дверью раздались шаги. Она открылась, пропуская Сэма Корвина.
– Что ты здесь делаешь? – спросил он.
– Я допоздна заработалась. – Она посмотрела на наручные часики. Было уже около десяти. Она рухнула на постель около пяти часов, слишком усталая даже для того, чтобы стянуть комбинезон. – Что ты здесь делаешь в такую рань? Сэм закурил сигарету.
– Я принес тебе большие новости.
Она устало спустила ноги с кровати, запустив пальцы в волосы. Они были грязными и спутанными.
– Что за новости?
– Твой эскиз для Объединенных Наций принят. Тебе поручено возвести барельеф женщины на площади Объединенных Наций в Нью-Йорке!
Усталость моментально исчезла, уступив место восторгу.
– Когда ты это выяснил?
– Час назад. Скааси звонил мне из Нью-Йорка. И я сразу приехал к тебе.
Ее охватила волна триумфа. Она оказалась права. И даже Люку теперь придется признать это. Она посмотрела на Сэма.
– Ты кому-нибудь еще говорил об этом?
Он покачал головой. – Нет. Но уже утром нам надо сделать сообщение для прессы.
Она направилась в мастерскую.
– Я хочу, чтобы Люк первым услышал это от меня.
– Ну, – сказал он, – к полудню это известие передаст Нью-Йорк.
– Так что давай скажем ему сейчас же.
Сэм проследовал за ней по коридору в холл. Навстречу им по лестнице спускался Чарльз.
– Мистер Кэри уже уехал, Чарльз?
– Да, мэм. Он уехал сразу же после восьми часов, вместе с ребенком и миссис Холман.
– Они отправились с ним? – с удивлением воскликнула Нора. – Чего ради?
– Он что-то говорил относительно того, что сегодня у него большой день, мэм. Завершена первая группа зданий, которые он строил, и будет торжественная церемония. Он оставил записку, в которой просит приехать, если у вас будет время.
– Спасибо, Чарльз, он что-то такое говорил. Я просто забыла. Кивнув, дворецкий сделал шаг в сторону, чтобы пропустить их. Сэм проследовал за ней в комнату Норы, закрыв за собой дверь.
– Ты об этом и не подозревала, не так ли? Она не ответила.
Сэм огляделся. В первый раз ему пришло в голову, что Люк не делит с ней эту спальню.
– С чего это тебе вдруг пришла в голову идея об отдельных спальнях? Между вами что-то произошло?
– Ничего особенного…
– Минутку, – мягко прервал он ее. – Я же твой старый приятель Сэм, помнишь? Ты можешь откровенно говорить со мной.
Секунда – и она уже рыдала у него на груди.
– Ох, Сэм, Сэм, – всхлипывала она. – Ты не представляешь, насколько все это ужасно. Он болен. Война изуродовала его. Он ненормальный.
– Не понимаю.
Слова потоком хлынули из ее губ, словно она уже была не в силах сдерживать их.
– Ты же, конечно, знаешь о его ранении? Ну вот, оно и заставляет его делать разные дикие вещи.
– Например?
– Ну, ты понимаешь. Извращения. Этим он со мной занимается. Только так он может возбудиться. Иначе он полный импотент! Я не знаю, что мне делать. Порой мне кажется, что я просто сойду с ума.
– Я и не знал, куда он получил ранение. Ты предлагала ему обратиться к врачу?
– Я умоляла его. Но он просто не хочет слушать. Он сказал мне, чтобы я занималась своими собственными делами. Он хотел от меня лишь рождения ребенка, чтобы доказать, какой он нормальный мужчина!
Оторвавшись от Сэма, Нора взяла сигарету из коробки на столе. Сэм поднес ей спичку.
– Он постоянно делает то, что выводит меня из себя, – продолжала она. – Он отлично знает, что детский врач посоветовал нам не выносить Дани из дома. Она может простудиться. А он специально, чтобы позлить меня, тащит ее в эту грязь и мусор.
– И что ты собираешься делать?
Она посмотрела на него.
– Я собираюсь поехать и привезти ее обратно. Это мой ребенок, и я не позволю никому, даже ему, причинять ей вред. – Она интуитивно чувствовала, что Сэм не очень верит ей. – Ты не доверяешь мне, не так ли?
– Я тебе верю.
– Может быть, ты на самом деле поверишь, если я тебе кое-что покажу.
Повернувшись, она через ванную прошла в комнату Люка. Драматическим жестом она распахнула дверцу ночного столика рядом с его кроватью.
– Вот!
Он взглянул по направлению ее указующего перста. На полке стояли две полные бутылки бурбона и одна полупустая.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52