— И?
— И по-моему, я слышала, как что-то разбилось. Ну когда вещи бросают.
— А! Супружеское счастье.
— По-твоему двое не могут быть счастливы? Навсегда, вместе?
— Ну, конечно. Посмотри на океан. Вот это навсегда.
— Да?
— На достаточный срок.
Мы занимались любовью в моей каюте — утром, днем и ночью. Она стоит у меня перед глазами — мягкие очертания тела, его изгибы, маленькие тугие груди, глаза закрыты, приоткрытый в экстазе рот, ее кожа в лунном свете, льющемся в иллюминатор, приобретает оттенок слоновой кости.
Но я ни на секунду не обманывался. Это был, в буквальном смысле этого слова, корабельный роман, и я говорил ей то, что она хотела слышать. Там, дома, я не был достаточно хорош для нее. Здесь же, на этом пароходе, я был обходительным детективом, который возвращался на материк с далекого тропического острова, где успешно участвовал в раскрытии гнусного преступления, совершенного мерзкими темнокожими мужчинами против очаровательной и невинной белой женщины.
И такой парень заслуживал того, чтобы лечь с ним в постель.

* * *
13 февраля 1933 года прокурор Джон Келли предстал перед судьей Дэвисом и объявил о снятии обвинения в деле против Хораса Иды, Бена Ахакуэло, Генри Чанга и Дэвида Такаи. Судья удовлетворил ходатайство. Прошло достаточно времени, чтобы общественность как на Гавайях, так и на материке с безразличием встретила известие о прекращении дела.
Более ясного подтверждения своей невиновности ребята Ала-Моана не получили, но это позволило им благополучно влиться в повседневную жизнь острова. Хорас Ида стал хозяином магазина, Бен Ахакуэло — членом сельского управления пожарной охраны с наветренной стороны Оаху, остальные, насколько мне известно, тоже занялись самыми обычными делами.
Правда, некоторое возмещение они получили — в лице Талии Мэсси, которая время от времени оказывалась на виду, особенно когда, два года спустя после убийства Джозефа Кахахаваи, поехала в Рино, чтобы развестись с Томми. В тот вечер, когда состоялся развод, Талия приняла яд в ночном клубе.
Эта попытка самоубийства оказалась неудачной, и месяц спустя, на пароходе «Рим», который направлялся в Италию, она вскрыла себе вены в ванной комнате своего номера. Ее крики, пока она это делала, привлекли внимание, и эта попытка тоже провалилась.
Мне стало нехорошо, когда я прочел об этом в чикагских газетах. Дэрроу был прав — Талия Кэсси жила в его же самой созданном аду и никак не могла из него выбраться.
Время от времени, то там, то здесь самая известная в двадцатом веке жертва изнасилования попадала на страницы прессы. В 1951 году она набросилась на беременную женщину, свою квартирную хозяйку, которая возбудила против нее иск в размере десяти тысяч долларов. В 1953 году она стала известна как сорокатрехлетняя студентка Аризонского университета. В том же году она сбежала в Мексику, чтобы выйти замуж за студента двадцати одного года. Два года спустя она развелась.
И наконец в июле 1963 года в Уэст-Палм-Бич, во Флориде, куда она переехала, чтобы быть поближе к матери, с которой они, однако, жили отдельно, Талия вырвалась из своего личного ада. Мать нашла ее мертвой в ее квартире, по полу в ванной комнате, где она лежала, были разбросаны пузырьки из-под барбитуратов.
Подобно ребятам Ала-Моана, Томми Мэсси наслаждался свободной от внимания общества жизнью. В 1937 году в Сиэтле он женился на Флоренс Стормс, а в 1940-м ушел из армии. Переехал вместе с женой в Сан-Диего, где они жили тихо и счастливо, Томми успешно продвигался на гражданской службе.
Миссис Фортескью пережила свою дочь, но сейчас и она уже умерла, как и многие другие. Кларенс «Жердь» Крэбб, который так и не вернулся в юридическую школу после того, как олимпийская слава привела его в Голливуд, где он снимался во второразрядных фильмах. Мэр Нью-Йорка Джимми Уокер, который с позором ушел в отставку — Дэрроу не защищал его. Детектив Джон Джардин, чья репутация крутого и честного полицейского со временем превзошла славу Чанга Апаны. Дьюк Каханамоку, чья деятельность в Голливуде оказалась не столь успешной, как у Крэбба, но который закончил владельцем процветающего ночного клуба. Майор Росс, который стал начальником тюрьмы Оаху и навел в ней порядок, для начала посадив Дэниела Лаймана и Луи Каикапу в одиночные камеры, чего те вполне заслуживали.
Адмирал Стерлинг, Джон Келли и Джордж Лейзер тоже уже давно сказали «прощай» этой жизни.
Не имею ни малейшего представления, что стало с другими офицерами и матросами — Брэдфордом, Стокдейлом, Олдсом, доктором Портером и остальными. Последнее, что я слышал — то, что Эдди Лорд был еще жив, имел приличную, хорошо оплачиваемую работу, но был нелюдим, жил в квартире над пригородным гриль-баром, проводя все свободное время у телевизора.
Кроме Дэрроу, Джоунс был единственным из основных участников того фарса, с которым я встретился еще раз. Совершенно случайно мы оказались рядом за стойкой бара в отеле «Палмер Хаус» в Чикаго. Это случилось летом 1964 года. Я не узнал его — не то чтобы он сильно изменился, разве что поседел, пополнел, но кто из нас не избежал этой участи?
Думаю, я не ожидал, что Дикон Джоунс будет в костюме и консервативном галстуке в полоску, даже если двойной скотч, который он заказал, что-то да значил.
— Кажется, я вас знаю, — сказал он грубоватым, но приветливым голосом.
Я все еще не узнал его.
— Да? — И обратился к бармену: — Ром и кока.
— Вы ведь Геллер? Нат? Нейт?
Я улыбнулся и сделал глоток своей смеси.
— Видимо, вы меня знаете. Мне жаль, но я не могу припомнить, где...
Он протянул руку.
— Алберт Джоунс... помощник механика. В последний раз мы виделись во Дворце Иолани, где меня помиловали.
— Черт меня побери, — сказал я и, рассмеявшись, пожал его руку. — Дикон Джоунс. У вас дьявольски респектабельный вид.
— Администратор в банке, в Массачусетсе, если вы можете этому поверить.
— С трудом.
— Ну и дела! Давайте найдем кабинет и разберемся друг с другом. Черт! Только подумать, через столько лет наткнуться на детектива Кларенса Дэрроу.
Мы нашли кабинет и потолковали. Он приехал сюда на съезд банкиров, а я, разумеется, по-прежнему жил и работал в Чикаго, мое детективное агентство процветало. В то время я и сам иногда чувствовал себя скорее администратором, чем детективом.
Мы немного перебрали. Он сказал, что в последний раз видел Эдди Лорда в сорок третьем на подлодке «Скорпион», хотя часто вспоминает его. Мы обсудили Талию Мэсси, которая недавно умерла, и Джоунс признался, что был о ней невысокого мнения.
— Как личность она представляла из себя ноль, — сказал он. — Она и мизинца вашего не стоила. И ноги у нее были так себе — ни икр, ни коленок.
— Но Томми вам, должно быть, нравился.
— Мэсси — это был человек, настоящий офицер. Понимаете, он немного испугался, когда мы замочили того парня, но поставьте себя на место лейтенанта — по-настощему высококлассное академическое образование, выходец из высших кругов. Естественно, он занервничал... мы же нарушали закон!
— А как Джо Кахахаваи? Он нервничал?
Джоунс хлебнул скотча, хмыкнул.
— Он перепугался до смерти. Представьте себе... сидим, скажем, мы с вами, а тут сидит ниггер, и я вынимаю «пушку». Ясное дело, он перепугается, верно? Разве что будет последним дураком, а тот парень дураком не был.
— Он действительно признался?
— Нет, к дьяволу. По правде говоря, приятель... он не был так уж напуган. Спустя какое-то время он совладал с собой... было видно, как страх в нем превращается в ненависть. Может, он думал о том, что сделал бы, если б встретился с кем-нибудь из нас с глазу на глаз.
— У вас не было к нему ненависти? К Кахахаваи?
— Нет же! Я ни к кому не испытываю ненависти. И потом, страх это проявление ненависти, а я не боялся этого черного ублюдка. Мне он был не нужен... я его не боялся.
— Значит Томми его допрашивал, а он не сознавался. Дикон... что, черт возьми, на самом деле случилось в том доме?
Джоунс пожал плечами. Странно было наблюдать, как хорошо одетый банкир напился до превращения в просоленного моряка, разглагольствующего о своих расистских взглядах.
— Мэсси о чем-то спросил его, и этот ниггер на него кинулся.
— И что потом?
Он снова пожал плечами.
— Я пристрелил ублюдка.
— Вы его пристрелили?
— Я, черт возьми. В точности под левый сосок. Он упал назад, и дело было сделано.
— Вы хоть понимали, что делали?
— Да, я знал, что делаю. И, ясное дело, понял, что все пошло наперекосяк. Мы здорово вляпались и понимали это.
— Где были миссис Фортескью и Лорд, когда прозвучал выстрел?
— Они были на улице. И прибежали, когда услышали выстрел.
— Как вела себя старушка?
— Чуть в штаны не наложила. Подбежала к Томми и обняла его. Она его обожала.
Он сказал мне, что это была его «дурацкая идея» положить тело в ванну, что сестра Талии Хелен бросила пистолет в зыбучие пески где-то на пляже. Я спросил, сохранил ли он тетрадь с вырезками из газет, и он ответил, что да и что он, случается, достает ее, чтобы доказать, что «когда-то был знаменитым».
— Забавно, — сказал он. Тряхнул головой. — Первый человек, которого я убил.
— И как вы себя чувствуете?
— Сейчас что ли? Как и тогда.
— И как же?
Он пожал плечами.
— Слез я не лил.
И он глотнул скотча.
Через несколько лет, узнав, что Джоунс умер, я тоже не стал лить слез.
Чанг Апана был ранен в дорожном происшествии в том же 1932 году, сбивший его водитель скрылся. Это наконец заставило Чанга уйти в отставку из полиции Гонолулу, хотя он продолжал работать в частной службе безопасности почти до самой своей смерти в ноябре 1934 года. В последний путь великого детектива провожало множество высокопоставленных лиц и оркестр отеля «Ройял Гавайен», во всем мире появились некрологи, отдавая последнюю дань уважения «настоящему Чарли Чану».
Когда в 1980 году мы с женой приехали на Оаху, чтобы присутствовать в Перл-Харборе на мемориальном чествовании на военном корабле США «Аризона», я отправился поискать могилу Чанга на кладбище Маноа и нашел ее заросшей диким виноградом и сорняком. Я очистил скромную плиту и повесил на камень гирлянду цветов.
Изабелла тоже умерла на Оаху, но похоронена на Лонг-Айленде. В 1937 году она вышла замуж за юриста, который тоже стал морским офицером и, по иронии судьбы, также был направлен в Перл-Харбор, что означало переезд туда и Изабеллы. Наше знакомство тогда не оборвалось, и она написала мне очень теплое, забавное письмо в связи со своим возвращением в Гонолулу и призналась, что возила мужа на «наш пляж», но не рассказала ему его истории. Письмо было датировано третьим декабря 1941 года. Я получил его через неделю после того, как японцы напали на Перл-Харбор, она стала одной из жертв среди гражданского населения, но ее трехлетний сын, второе имя которого Натан, уцелел.
Мы поддерживаем с ним отношения.
Кларенс Дэрроу больше уже ни разу не взялся за крупное дело. Я помогал ему в небольших делах, тогда же в тридцать втором, но он не смог осуществить свою мечту вернуться к полноценной практике. Напряжение дела Мэсси сказалось на его здоровье, что заставило Руби вмешаться, хотя он и съездил вместе с Руби в Вашингтон, округ Колумбия, чтобы по приказу Рузвельта выполнить там кое-какую работу. Президент допустил промашку, ошибочно посчитав, что старый радикал механически поддержит любую программу Нового курса.
Мы встречались у него на квартире в Гайд-парке, и Дэрроу продолжал убеждать меня уйти из полицейского управления Чикаго. И в декабре тридцать второго я последовал его совету, к чему меня подтолкнули некоторые внешние обстоятельства, и открыл детективное агентство.
К. Д. написал дополнительную главу к своей биографии, которую посвятил делу Мэсси. И когда он показал ее мне, чтобы узнать мое мнение, я выложил начистоту, что она весьма отдаленно напоминает то, что случилось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50