— Вы хотите сказать, почему они не в тюрьме? — Он позволил себе широко улыбнуться. — Боже, да у судьи не хватило духу взять на себя ответственность за то, что могло бы случиться с миссис Фортескью и остальными при всех этих угрозах террористических актов и насилия со стороны толпы. Я предложил, чтобы судья привел одного из моих офицеров к присяге как особого офицера гражданского суда, с тем чтобы он мог надзирать за обвиняемыми на борту «Элтона». Я пообещал, что обвиняемые будут предоставлены в распоряжение суда в любой момент.
— Отлично сработано, — сказал Дэрроу, нисколько не кривя душой.
Адмирал поднялся, но остался стоять за своим столом.
— Знаете, мистер Дэрроу, во время суда над этими отвратительными насильниками присяжные совещались девяносто семь часов... Семеро признали их невиновными, пятеро — виновными. Точно соответствует соотношению желтых и коричневых и белых членов жюри присяжных. В этом деле вы, без сомнения, столкнетесь с таким же разноцветным жюри...
— На этот раз такого не случится, — предсказал Дэрроу.
— Вы выступаете против обвинителя Джона К. Келли... он молодой и горячий. Нападает яростно...
— А я контратакую с оливковой ветвью в руках, — сказал Дэрроу. — Я здесь для того, чтобы засыпать пропасть, которая разверзлась между расами на этих островах-садах, сэр. И чтобы в дальнейшем эта зияющая рана больше не открывалась.
И мы ушли, оставив адмирала обдумывать слова Дэрроу.
Глава 6
Наш водитель лимузина остался нашим проводником и тогда, когда нас повели к обветшалому, лишенному команды, жалкому старому крейсеру, вытащенному на мелководье Перл-Харбора — морскому кораблю Соединенных Штатов «Элтон». Водитель подвел нас к двум вооруженным морским пехотинцам, которые стояли на часах у подножия семидесятипятифутового трапа, соединявшего корабль с берегом. Один из часовых сопроводил нас на борт, идя впереди, пока мы приплясывали следом под поскрипывание шатких деревянных ступеней.
Шепотом, но перекрыв скрипучую мелодию, Лейзер произнес, обращаясь к Дэрроу:
— Вам не показалось, что адмирал недвусмысленно высказался за суд Линча?
Если он ожидал, что противник расизма Дэрроу резко обвинит Стерлинга — теперь, когда нашего хозяина не было рядом, — то его ждало разочарование. Но разочарован был только Лейзер. Я достаточно хорошо знал К. Д., чтобы угадать, что скажет он примерно следующее: «Адмирал Стерлинг — военный человек, и южанин, поэтому неудивительно, что его суждения предвзяты».
Именно это он и выдал.
Наш провожатый — морской пехотинец — привел нас на верхнюю палубу.
— «Элтон» используется для общих трапез, — сказал он, перекрикивая гул от шагов по металлической поверхности, — и как офицерский клуб.
Он проводил нас в офицерскую кают-компанию, на корму, сказав:
— Миссис Фортескью и лейтенант Мэсси размещены дальше, в капитанской каюте.
Мы шли мимо большого обеденного стола, за которым сидело несколько офицеров, с любопытством нас рассматривавших. Некоторые узнали тащившегося мимо них Дэрроу. Внутреннее убранство корабля, если судить хотя бы по столовой, не имело ничего общего с его печальным внешним видом. Стены были обиты панелями красного дерева, висели написанные маслом портреты адмирала в рамах, были выставлены трофеи, сияло серебро отделки.
Дэрроу спросил:
— Капитан был настолько любезен, что освободил свое жилье для моих клиентов?
— Нет, сэр... капитан Уортман живет с женой в Гонолулу. Его каюта обычно оставляется для посещающих нас адмиралов.
Для весьма важных гостей. Для обвиняемых в убийстве, к примеру.
Наш провожатый постучал в дверь и позвал:
— Миссис Фортескью? Пришли ваши гости.
— Впустите их, — прозвучал голос образованной женщины, южанки.
Морской пехотинец открыл дверь, и Дэрроу вошел первым, за ним Лейзер и я. Дверь с лязгом закрылась за нами, словно напомнив, что мы оказались в подобии тюремной камеры. Но, черт побери, вот это была тюремная камера!
Панели красного дерева, просторно, в центре комнаты большой стол тоже красного дерева, такой могла быть каюта первого класса на «Малоло» — красивая темная мебель, включая платяной шкаф, комод и односпальную кровать. Расставленные повсюду в вазах и склянках яркие гавайские цветы придавали этому решительно мужскому помещению женского очарования.
И миссис Грейс Фортескью, урожденная Гранвиль, приветствовала нас, подобно элегантной хозяйке. Она протянула Дэрроу руку, словно ожидая, что тот ее поцелует.
Он так и сделал.
— Какое удовольствие и честь познакомиться с вами, мистер Дэрроу, — произнесла она.
Она была такая же утонченная, как ее южный акцент. Высокая, стройная, Грейс Фортескью казалась хозяйкой, принимающей за чашкой чая гостей, — костюм вишневого цвета и такая же изящная шляпка, нитка жемчуга обвивает довольно длинную, стройную шею, в ушах тоже покачиваются жемчужины. Темно-русые волосы, такие же, как у Талии, подстрижены коротко, прическа молодежная, стильная, и лет ей могло быть сорок, а могло — и около шестидесяти, сказать трудно. Но она определенно находилась в том возрасте, когда женщина перестает быть миленькой и становится интересной. И несмотря на яркие глаза, такого же ярко-голубого цвета, как у Изабеллы, на ее тонком лице проступила усталость. Недавние события оставили свой след на этом высокомерном лице.
Дэрроу представил Лейзера, и миссис Фортескью с теплотою протянула ему свою руку, хотя он лишь пожал, а не поцеловал ее, а затем Дэрроу повернулся ко мне и сказал:
— А это тот молодой человек, о котором мы с вами говорили по телефону.
— Молодой детектив, которого рекомендовала Эвелин! — с очаровательной улыбкой произнесла она.
— Натан Геллер, — сказал, кивнув, Дэрроу, когда я взял протянутую миссис Фортескью руку. Я тоже не стал ее целовать.
— Эвелин? — переспросил я, сильно смутившись.
— Эвелин Уолш Маклин, — объяснила она. — Она одна из самых близких моих подруг. На самом деле, если я могу быть откровенна...
— Вы, без сомнения, среди друзей, миссис Фортескью, — с улыбкой подхватил Дэрроу.
— ...Миссис Маклин помогает финансировать мою защиту. Без помощи Эвелин — и Евы Стотсбери — я просто не знала бы что делать.
— Вы мне не сказали... — начал я, обращаясь к Дэрроу.
Дэрроу пожал плечами:
— Не счел это существенным.
До этого момента я думал, что идея использовать меня в этом деле принадлежит целиком и полностью К. Д. В Вашингтоне, округ Колумбия, я встречался с Эвелин Маклин, — ее муж, отдалившийся от нее, владел газетой «Вашингтон пост», да и сама она была хозяйкой одного из модных журналов. Художник-жулик, знавший о сочувствии Эвелин полковнику Линдбергу — эта женщина сама трагически потеряла ребенка, — вовлек ее в одну из многочисленных бесперспективных историй с выкупом, которыми изобиловало расследование.
Эвелин была очень привлекательной, немолодой уже женщиной, и мы блистательно напали на след. Настолько блистательно, что слух об этом распространился незамедлительно...
— Эвелин предложила, чтобы я поинтересовалась у мистера Дэрроу, не знаком ли он с вами, — сказала миссис Фортескью, — поскольку вы оба из Чикаго и оба по работе связаны с преступностью.
Я не встречал лучшего определения сходства между юристами и полицейскими. По работе связаны с преступностью.
— И вообразите мое удивление и радость, — продолжала она, — когда мистер Дэрроу сказал, что знает вас с детских лет.
Не будучи вполне уверен, что у меня были эти самые «детские годы», я лишь ограничился кислой улыбкой в ее сторону. Вот что значит работать с Кларенсом Дэрроу: что ни час, то новый сюрприз.
— Томми отдыхает, — сказала миссис Фортескью, показав на закрытую дверь. — Разбудить его?
— Думаю, в этом нет необходимости, — сказал Дэрроу, — пока.
— Прошу садиться, — сказала она. — Хотите кофе, господа, или, может быть, чаю?
Мы сошлись на кофе, и она подошла к двери и позвала:
— Стюард!
Матрос из столовой подошел к ней, и она попросила принести четыре чашки кофе с сахаром и сливками. Он ответил кивком, и она захлопнула дверь. Мы все привстали, когда она заняла свое место за круглым столом.
— Итак, миссис Фортескью, — начал Дэрроу, сокрушительно усевшись на свой стул, — мой помощник, молодой мистер Геллер, будет делать записи. Хочу обратить ваше внимание, он не стенограф — лишь некоторые пометки, чтобы подкрепить слабую старческую память. Не возражаете?
Она улыбнулась мне, взмахнув ресницами.
— Это будет просто прекрасно.
Хотел бы я знать, что наговорила обо мне ее подруга миссис Уолш.
— Как вы себя чувствуете, миссис Фортескью? — мягко спросил Дэрроу.
— Теперь, когда худшее позади, — сказала она, — я впервые за много месяцев чувствую себя легко. Мой разум пребывает в мире. Я удовлетворена.
— Удовлетворены? — спросил Лейзер.
— Удовлетворена, — жестко произнесла она, не изменив позы, — что пытаясь добиться признания у этого отвратительного негодяя, мы не нарушали закон, а старались помочь ему. Со дня убийства я сплю лучше, чем за многие предыдущие месяцы.
При слове «убийство» лицо Дэрроу сморщилось, но, потрепав миссис Фортескью по руке, он выдавил добродушную, почти безмятежную улыбку.
— Мы не станем употреблять это слово — «убийство», миссис Фортескью. Ни между нами, ни, разумеется, при общении с прессой.
— Вы, должно быть, читали интервью в «Нью-Йорк Таймс», — проговорила она, прижав руку к груди, на ее лице читалось отчаяние. — Боюсь, я была неосторожна.
Его улыбка казалась снисходительной, но глаза смотрели твердо.
— Да. Я не ставлю это вам в вину... но это была неосторожность. Больше никаких разговоров об «убийстве». Или о том, что вы сожалеете лишь о «проваленном деле».
— На бумаге это выглядело... неуклюже, да? — спросила она, но это было скорее утверждение, чем вопрос.
— Вы действительно теперь спите лучше? — спросил я. — Простите мне эти слова, мэм, но мне кажется, что тяжесть данной ситуации отразилась на вас.
Она величественно подняла подбородок.
— Гораздо лучше, что все стало достоянием гласности. В первом деле они скрыли имя моей дочери, но только повредили ей. Слухи распространялись безудержно. Люди глазели на ее разбитую щеку, перешептывались, строили догадки. — Лицо у нее напряглось, заострилось, внезапно явственно проступили ее шестьдесят лет. — Лживые сплетни, грязные рассказы... эта кампания имела целью выжить мою дочь из Гонолулу, а если не получится, то очернить ее и заранее настроить против нее присяжных, если она решится на повторное возбуждение дела. Незадолго до... каким словом мне называть убийство, мистер Дэрроу?
На этот раз улыбка у него получилась кривая.
— Давайте использовать слово «инцидент». Она кивнула.
— Незадолго до... инцидента... за несколько дней, я думаю... я пошла к судье Стидману — он был очень добр к нам во время процесса. Я сказала, что боюсь за жизнь дочери. На свободе разгуливали не только эти пять насильников, но и сбежавший преступник Лайман, о котором сообщили, что он в долине Моана.
— Кто? — переспросил Дэрроу.
— Дэниел Лайман, — сказал Лейзер, — Убийца и насильник, который сбежал из тюрьмы Оаху вместе со своим дружком в канун прошлого Нового года. С тех пор они изнасиловали еще двух женщин, одна из которых была белой, и совершили несколько грабежей. Второго схватили, но Лайман все еще на свободе. Это была большая неудача для полиции Гонолулу.
— И подарок свыше для адмирала Стерлинга, — сказал я, — в его усилиях перетряхнуть управление.
Дэрроу кивнул, словно понимал, о чем идет речь. И спросил у Лейзера:
— Это было в материалах, которыми снабдил нас лейтенант Джонсон перед тем, как мы сели на «Малоло»?
Лейзер кивнул.
Я повернулся к нашей клиентке.
— Миссис Фортескью, вы боялись, что этот Лайман может напасть на вашу дочь?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50