Она остановилась, когда Томми взял ее руку и сжал. Ропот одобрения прокатился по залу, заполненному в основном белыми зрителями. Я заметил, что адмирал Стерлинг, сидевший с женщиной, по всей видимости, его женой, бросил одобрительный взгляд на благородную пару, которая обменялась быстрыми, ободряющими улыбками.
Но даже во время улыбки на лице Талии сохранилось странно застывшее, безжизненное выражение, слегка задумчивый взгляд, какой бывает у людей, принявших наркотики.
Ссутулившись, она подошла к возвышению и попыталась было подняться к свидетельскому креслу, когда судья напомнил, что она должна принести присягу. Талия тут же выпрямилась, подняла руку и поклялась говорить правду. Потом опустилась на сиденье и села, сведя колени и положив на них руки, плечи она так и не распрямила. Всем своим видом Талия напоминала непослушную девочку, которую отправили посидеть в уголке.
Напустив на себя отеческий вид, Дэрроу приблизился к свидетельскому месту и одной рукой облокотился на барьер. С любезной улыбкой он спокойно выяснил все протокольные вопросы касательно ее личности: имя — Талия Фортескью Мэсси, возраст — 21 год, возраст в момент замужества — 16 лет, вышла за лейтенанта Мэсси в День благодарения в 1927 году, детей у них нет, она может сказать, что да, они счастливы. Голос Талии звучал тихо, монотонно, почти такой же безжизненный, как и ее лицо, но сама она не осталась бесчувственной — отвечая, она нервно теребила в руках носовой платок.
— Вы помните, как пошли с мужем в «Ала-Ваи Инн» известным вечером в сентябре прошлого года?
— Да. Мы пошли потанцевать.
— Вы что-нибудь выпили?
— Полстакана «хайболла». Я равнодушна к спиртному.
— Когда вы ушли с танцев?
— Примерно в одиннадцать тридцать пять вечера.
— И куда вы собирались пойти?
— Я хотела немного погулять и вернуться.
— Почему вы ушли?
— Я устала, мне было скучно.
— А где был Томми?
— Когда я видела его в последний раз, он танцевал.
— И куда вы пошли?
— Я направилась к пляжу Вайкики.
— Понятно. Скажите, где вы были, когда случилось... нечто необычное?
Келли снова вскочил.
— Снова, ваша честь, мы здесь не для того, чтобы рассматривать дело Ала-Моана. Я должен возразить против этой линии вопросов.
Улыбка Дэрроу явила собой сочетание доброжелательности и снисхождения.
— Все это имеет отношение к выяснению состояния психики лейтенанта Мэсси.
Келли отрицательно покачал головой.
— То, что случилось с этой свидетельницей, не имеет прямого отношения к вопросу о невменяемости... единственный относящийся к делу вопрос, ваша честь, — что она сказала своему мужу.
В зале зашептались. Судья дважды стукнул молотком и строго призвал к тишине.
— Мистер Дэрроу, — сказал судья Дэвис, — вы ограничите ваши вопросы тем, что миссис Мэсси сказала мужу и что он сказал ей.
— Очень хорошо, ваша честь. Миссис Мэсси, когда вы затем увидели Томми? После того как ушли из «Ала-Ваи»?
— Около часу ночи. Я наконец оказалась дома, лейтенант Мэсси позвонил мне, и я сказала: «Пожалуйста, приезжай домой, потому что случилось...»
Она не смогла продолжать дальше. Закрыла лицо руками, и ее рыдания разнеслись по залу. К Маленькому Театру это не имело никакого отношения — отчаяние было настоящим. Дамы в зале полезли в сумочки за платками.
Выражение лица Дэрроу было бесстрастным, но я знал, что внутри он прыгает от радости. Внешняя холодность Талии взорвалась неприкрытым горем молодой женщины, с которой плохо поступили.
Сидевшая недалеко от меня миссис Фортескью, вздернув подбородок, наблюдала за дочерью ярко сверкавшими глазами. Она взяла стоявшую на столе защиты запотевшую бутылку воды со льдом и наполнила стакан. Пододвинула его к Лейзеру, тот кивнул и поднялся, чтобы отнести стакан Талии. Лейзер постоял около нее вместе с Дэрроу, ожидая пока свидетельница соберется. Это заняло несколько минут.
Затем Лейзер сел, а Дэрроу возобновил вопросы.
— Что вы сказали Томми, когда он приехал домой?
— Он спросил, что случилось. Я... я не хотела ему говорить, потому что это было так ужасно...
Но она сказала ему, а теперь во всех ужасных подробностях рассказала присяжным о том, как ее избили и изнасиловали, как Кахахаваи сломал ей челюсть, как ей не позволили молиться, как один за другим они ее изнасиловали.
— Я сказала: «Вы выбьете мне зубы!» А он сказал: «Ну и что, заткнись, ты...» Он выругался. А остальные стояли вокруг и смеялись...
— Ваша честь, — вздохнув, обратился к судье Келли, но не поднялся, — я не хочу выступать с постоянными возражениями, но ей позволено говорить только то, что она сказала своему мужу. Таково было ваше распоряжение.
Дэрроу повернулся к Келли с поразительной для такого старого человека быстротой и заговорил негромко и жестко:
— Сейчас едва ли подходящее время для возражений.
Келли заговорил таким же тоном:
— Я еще не достаточно много возражаю!
— Мистер Дэрроу, — начал судья, — ограничьтесь...
Но Талия использовала эту возможность, чтобы снова расплакаться. Судья Дэвис и все остальные ждали, пока утихнут ее всхлипывания. А затем Дэрроу осторожно заставил ее рассказать, как, находясь в больнице, она опознала напавших на нее и каким «чудесным» и «внимательным» был к ней Томми, пока она поправлялась.
— Он так хорошо обо мне заботился, — сказала она, и губы у нее искривились. — Он никогда не жаловался, что я часто будила его по ночам.
— Вы заметили какие-нибудь изменения в поведении мужа?
— Да. Он никуда не ходил — на него очень подействовали сплетни, — и не мог спать, ходил по гостиной и курил. Почти совсем не ел. Он так похудел.
— Вы знали, что собирались сделать он, ваша мать и двое матросов?
— Нет. Совершенно ничего не знала. Раз или два Томми сказал, как хорошо было бы получить признание. Я хочу сказать, что его все время это беспокоило. Я хотела, чтобы он забыл об этом, но он не мог.
— В день гибели Джозефа Кахахаваи как вы узнали, что случилось?
— Часов в десять ко мне домой пришел матрос Джоунс.
— До или после убийства?
— После! Он вошел и возбужденно сказал: «Вот, возьмите это, — и отдал мне пистолет. — Убит Кахахаваи!» Я спросила его о Томми, и он сказал, что отправил Томми вместе с мамой в машине.
— Он сказал что-нибудь еще?
— Он попросил у меня выпить. Я смешала ему «хайболл». Он выпил и сказал: «Этого мало», тогда я налила ему еще. Он был бледный как смерть.
Она тоже.
Слезы свидетельницы и зрительниц пошли на убыль, эмоциональный подъем наконец сгладился. Момент для перерыва был самый подходящий, и Дэрроу отпустил свидетельницу.
— Ваша честь, — сказал Дэрроу, — могу я предложить, чтобы мы на сегодня закончили и на этот раз не подвергали свидетельницу перекрестному допросу?
Келли уже направлялся к свидетельскому месту.
— Ваша честь, у меня всего несколько вопросов.
— Мы продолжим, — сказал судья.
Когда Келли подошел к ней, Талия переменила положение на стуле. Ее тело, казалось, застыло, взгляд стал вызывающим, губы изогнулись в слабой, оправдывающейся улыбке. Занявший свое место за столом защиты Дэрроу улыбнулся ей и кивнул в знак поддержки, но я знал, что старик обеспокоен — я заметил, как сузились его глаза.
— Миссис Мэсси, вы помните, как к вам в дом пришли капитан Макинтош и другие полицейские?
— Да. — Тон у нее стал надменным.
— В это время раздался телефонный звонок, на который ответил Джоунс?
— Нет. — Ее улыбка превратилась в ухмылку.
Прямо на наших глазах благородная оскорбленная жена превращалась в злобную, стервозную девчонку.
— Вы совершенно уверены, миссис Мэсси? — Келли оставался холодно вежливым.
Она скованно двинулась на стуле.
— Да.
— Что ж, возможно, трубку взяли вы, а Джоунс спросил, кто звонит.
— Нет.
— Кто такой Лео Пейс?
— Лейтенант Пейс — командир подлодки С-34.
— Командир вашего мужа на подводной лодке.
— Да.
— Вы помните, как Джоунс подошел к телефону и сказал: «Лео... тебе придется помочь Мэсси выбраться из этого. Помоги всем нам из этого выбраться». Слова такого содержания.
— Нет! Джоунс никогда бы не обратился к офицеру по имени.
— Но разве Джоунс не называл в присутствии полиции вашего мужа «Мэсси»?
— Он не посмел бы сделать этого в моем присутствии!
Я взглянул на Дэрроу, он сидел с закрытыми глазами. Эта фраза была столь же плоха, как и похожее замечание Томми об обиде на фамильярность со стороны матроса, который помог ему осуществить похищение.
— Миссис Мэсси, разве вы не дали указания своей служанке, Беатрис Накамуре, сказать полиции, что Джоунс пришел в ваш дом не в десять, а в восемь?
— Нет.
— В самом деле. Я могу вызвать мисс Накамуру для дачи свидетельских показаний, если пожелаете, миссис Мэсси.
— Я не это ей сказала.
— А что вы ей сказали?
— Я велела ей сказать, что он приехал вскоре после того, как она пришла на работу.
— И во сколько же?
— В восемь тридцать.
Талия демонстрировала свое замечательное умение изменять время. В конце концов, это была та же самая женщина, которая покинула «Ала-Ваи Инн» — по разным показаниям — в полночь, в половине первого, в час и, наконец, по просьбе копов, которым нужно было свести концы с концами, в одиннадцать тридцать пять.
— Что стало с пистолетом, который отдал вам Джоунс?
— Не знаю.
— Он пропал? Вы полагаете, кто-то украл его из вашего дома?
— Я не знаю, куда он делся.
Келли понимающе улыбнулся присяжным и снова повернулся к свидетельнице.
— Вы показали, миссис Мэсси, что ваш муж всегда был добр к вам, заботился о вас... что вы никогда не ссорились.
— Совершенно верно.
— Будучи сам женатым человеком, не могу не удивиться. Брак без конфликтов — это большая редкость. Вас можно поздравить.
Говоря это, Келли подошел к столу обвинения, где его помощник вручил ему какой-то документ. Улыбаясь себе под нос, Келли пробежал документ глазами и вернулся к свидетельскому месту.
— Вы когда-нибудь обследовались на предмет психопатии в Гавайском университете, миссис Мэсси?
— Да, — ответила она, и взгляд у нее стал напряженным.
— Это ваш почерк? — Келли небрежно передал ей листок бумаги.
Бледное лицо Талии покраснело. Она не разрумянилась или вспыхнула, она засверкала яростью.
— Это конфиденциальный документ! Личное дело! — Она размахивала перед ним листком. — Откуда вы его взяли?
— Я здесь для того, чтобы задавать вопросы, миссис Мэсси, а не отвечать на них. Итак, это ваш почерк?
В ответ на вопрос, заданный негромким монотонным голосом, раздался резкий визгливый крик:
— Я отказываюсь отвечать! Это частные взаимоотношения между врачом и пациентом! У вас нет права обнародовать это перед подобным открытым судом...
— Человек, который дал вам этот вопросник, является врачом?
— Да!
— А разве он не просто преподаватель университета?
Но больше Талия ничего не сказала. Вздернув подбородок, с вызывающим видом она разорвала документ на две части. Глаза Келли расширились, но он промолчал, стоя со сложенными руками. Рот его был приоткрыт в подобии улыбки, пока он смотрел, как раздражительная свидетельница продолжает терзать бумагу, разрывая ее на мелкие кусочки. Затем, движением кисти руки, она швырнула клочки в сторону, и они посыпались, как снежные хлопья под аплодисменты зала и одобрительные свистки некоторых женщин.
Судья Дэвис так громыхнул своим молотком, что ручка с треском сломалась. Зал суда затих. В то время как белым женщинам из числа зрительниц понравилась эта сцена, присяжные сидели, застыв в мертвом молчании.
Талия, которую еще не отпустили со свидетельского места, сбежала с возвышения и бросилась к столу защиты в объятия мужа.
Келли, смакуя момент, стоял и смотрел на устилавшие пол обрывки конфиденциального документа.
— Спасибо, миссис Мэсси, — сказал он. — Спасибо, что вы наконец раскрыли свое истинное лицо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50