— Все будет хорошо, все будет хорошо, — оптимистично твердила Инга, напирая на дверь. — Мы вместе, будем держать связь друг с другом, и все обойдется, вот увидишь. А мне пора… Позвоню из машины Ованесу, скажу, что пережидала у тебя ураган. — И она упорхнула, воспользовавшись тем, что я совсем обессилела.
Несколько мгновений я еще слышала ее затихающие шаги на лестнице, потом под напором эмоций бросилась к окну. Увидела, как Инга закинула узел с бельем в багажник «Мерседеса», и все… Остальное потонуло за пеленой дождя и слез.
— Ей легко… — выговаривала я в простывший Ингин след. — Смылась и не клята, не мята, а ты тут страдай, с ума сходи…
Хоть я и крыла Ингу на все корки, но полы по ее наущению помыла, предварительно добавив в воду жидкость для мытья посуды, сама не знаю зачем. Елозила тряпкой по полу, а сама хлюпала носом:
— Ага, Танечка, ложись и спи спокойно, пока за тобой не придут. Спи, спи, моя родная, все будет хорошо… Сама бы попробовала уснуть тут…
А вы пробовали заснуть в квартире, из которой только что вынесли покойника? То-то же…
И все-таки я уснула, хотя мне самой по ею пору это кажется не правдоподобным. Конечно же, не в спальне (боже упаси!), а в большой комнате на Петькином диванчике, в неудобной позе с подогнутыми ногами. Не припомню, чтобы мне что-нибудь снилось, но проснулась я перед рассветом со странным ощущением, будто кто-то пытливо заглядывает мне в лицо. Подскочила, огляделась — никого, а дверь в злополучную спальню плотно закрыта. Снова легла и, несмотря на духоту, с головой накрылась одеялом, движимая наивным желанием спрятаться от грядущих напастей. А то, что они, эти напасти, не замедлят на меня свалиться в самое ближайшее время, я нисколько не сомневалась. Счет шел на часы, а может, и на минуты. Все зависит от того, когда заработает этот проклятущий лифт (а он когда-нибудь да заработает!).
«Может, встать и проверить, дали свет или нет? — забрезжило в глубине моего сознания. — А-а-а, черт с ним, что это изменит?» — Я снова провалилась в душную бездонную яму.
Второе пробуждение было ужаснее первого, потому что при ярком свете дня все мои ближайшие перспективы выглядели еще беспросветнее, чем накануне. Я рывком сбросила одеяло и опустила ноги на пол.
На душе было тоскливо, хоть в петлю лезь. Может, я и полезла бы, если б не Петька, гостивший у моей матери в славном городе Котове, куда и я собиралась ехать через неделю. Боже, какими прекрасными и несбыточными казались мне теперь эти простые и незамысловатые планы! Ах, как бы я хотела, чтобы все побыстрее разрешилось и желательно счастливо! Чтобы жизнь вернулась в привычную накатанную колею, пусть будет скучновато, зато спокойно. Петька, как и прежде, станет таскать двойки по математике и исправлять в дневнике оценки, а я безуспешно бороться с ним посредством истерик, перемежаемых припадками нежности и жалости. Трудно поверить, но все это вкупе с рутиной на работе теперь представлялось мне чудесным сказочным сном, запредельной розовой мечтой…
Тяжело вздохнувши встала с Петькиного диванчика и побрела на кухню, чтобы сварить себе кофе. На кухне меня и осенило. Точнее, до меня дошло то, что должно было дойти еще вчера, но дошло только сегодня. Я-то все думала о трупе, а о себе побеспокоиться забыла, хотя и должна была это сделать в первую очередь. А как насчет убийцы? Раз уж я поверила Инге, которая клянется-божится, что не убивала своего белокурого секс-гиганта, то должна бы задуматься, кто же тогда его укокошил? Ведь убийца как-то проник в мою квартиру, а значит, при желании сможет это повторить. В смысле проникнуть еще раз и… Вот именно: «и»!
Да, но как он все-таки вошел? Может, Инга забыла захлопнуть дверь? А что, такое не исключено. Выпорхнула из объятий Юриса вся разомлевшая, исполненная сладких грез… А вот еще вариант: Юрис сам открыл дверь своему убийце. Правда, в этом случае нескладуха какая-то получается. Потому что, если судить по картине, которую я застала, открыв дверь, Юрис преспокойно вернулся в постель и, вольготно расположившись в ней, стал ожидать, пока его прихлопнут. И какие отсюда выводы? Боюсь, что неутешительные. Во-первых, Юрис знал своего убийцу. И, во-вторых, убийца — женщина. В противном случае с чего бы Юрису нежиться в постели? Не кажется ли вам, что этот перст прямехонько указует на Ингу?
И наконец, версия третья, она же последняя. У киллера был свой ключ! Заметьте, свой ключ от моей квартиры! Вопрос: откуда? До сего дня ключи имелись у меня, у Инги и… И у моего бывшего мужа Генки! Что ж, рассмотрим Генкину кандидатуру на роль убийцы. Никакой критики не выдерживает. И вообще, на кой черт ему убивать Ингиного любовника? Допустим даже, он решил, что это мой любовник, но и моего ему убивать без надобности, поскольку мы давно разведены.
Значит, либо Инга, либо некий Икс. Даже не знаю, что и предпочесть. Тем более что и в первом, и во втором случае крайняя все равно я. Хотя как посмотреть. Если убийца все-таки Инга, я теряю, несомненно, больше. И подругу, и веру в человечество, и… В общем, пальцев на руках и ногах не хватит, чтобы подсчитать. Но и Икс не подарок. Раз уж он вошел в мою квартиру однажды, то кто ему помешает сделать это во второй раз? Следовательно, оставаться в квартире опасно. А деваться-то куда? Конечно, можно поехать к матери в Котов, как я и собиралась, но все равно придется вернуться, и не позднее первого сентября. А как СЮДА возвращаться? С ПЕТЬКОЙ! В ЭТУ квартиру!
И вдруг: дз-зынь! Меня будто кипятком ошпарило. Дзынь — это дверной звонок. Значит, дали свет. Того и гляди лифт заработает, если еще не заработал. Да нет, пока вроде не слышно. Ой ты, боженьки мои, о чем это я, ведь звонят, в дверь ко мне звонят!
Глава 6
— Ну наконец-то, — пробормотала я и даже не стала интересоваться, кто там, за дверью. Потому что и так знала. Быстро же они меня вычислили, ничего не скажешь, даром что двоечники, как Инга говорит. Инга… Уж кто бы рассуждал, у самой в аттестате разъединая четверка, и та по пению, остальные тройки. Ну, от моих-то пятерок тоже невелика радость, положим, особенно при нонешних раскладах.
Ну вот, опять звонок. Поторапливают. А если не открывать? Интересно, выломают они дверь или нет? А что, можно проверить. Жалко, у меня берданки не завалялось, а то еще можно отстреливаться до последнего патрона, с воодушевлением выкрикивая:
«Врешь, не возьмешь!» Да, берданки нет, зато есть десятка полтора Петькиных пластмассовых пистолетов и еще рогатка, хорошая такая, добротная.
Шутки шутками, а дверь рано или поздно открыть придется, так чего ж тянуть. Но прежде хорошо бы одеться и причесаться. Не хочу, чтобы меня выводили из дома в халате и тапках на босу ногу. Да, но что мне надеть? Что-нибудь теплое и практичное. В Бутырке, говорят, сырость и сквозняки. Но почему же меня так сразу и в Бутырку? Что я, рецидивистка какая-нибудь? Как же, станут они разбираться, а пока суд да дело, я уже схвачу двухстороннюю пневмонию. Та-ак, где мой лыжный костюм? Последний раз я его видела, кажется, на антресолях. Опять звонят! Смотри, какие прыткие, видать, не терпится им медаль на грудь схватить за поимку особо опасной преступницы. Ничего, подождут. Сначала я облачусь.
Рассуждая таким образом, я слетала на кухню за табуретом. Извлекла из антресольных завалов лыжный костюм, старый, но вполне приличный. Разве что слегка отдающий нафталином. На эту операцию я потратила секунд двадцать. Еще столько же у меня ушло на то, чтобы побросать в пакет самое необходимое — зубную щетку, мыло, смену белья. Туда же после непродолжительного размышления полетела и пачка купленного накануне печенья. Еще неизвестно, когда меня поставят на полное довольствие. Ну вот, теперь все. Я посмотрелась в зеркало, дрожащей рукой пригладила растрепавшиеся волосы и распахнула дверь. Выяснилось, что за мной прислали всего лишь одного милиционера, и того в штатском. Не исключено, что этажом ниже его подстраховывал целый спецназ, это мне неведомо, а за моей дверью отирался всего лишь щуплый сморчок, ростом… как бы не соврать… ну примерно мне по ухо. К тому же весьма непрезентабельной внешности: маленькие глазки, крючковатый нос, зализанные на косой пробор редкие волосы. Одет он был, правда, прилично: в светлые летние брюки и голубую рубашку с коротким рукавом.
Да, чуть не забыла. В одной руке он держал обычный пластиковый пакет, другую протянул, чтобы в очередной раз нажать на кнопку звонка, но, увидев меня, руку сразу отдернул. Я еще подумала, что на милиционера он не похож. Во всяком случае, на первый взгляд. Скорее уж на страхового агента. Или лектора общества «Знание». Теперь-то эта легендарная организация давно почила в бозе, но на заре туманной юности мне приходилось сталкиваться с ее представителями, отличавшимися поразительной невзрачностью. Думаю, специально таких бесцветных подбирали, чтобы у слушателей не было лишнего повода отвлечься от лекции.
— Чижова Татьяна Петровна? — уточнил милиционер с внешностью страхового агента и грустно улыбнулся. — Рад, что застал вас!
Я его радости не разделяла, просто стояла и ждала, что последует за таким нетрадиционным вступлением. Нет, каков, вы только подумайте! «Рад, что застал вас»! Надо же, какой хитрый отвлекающий маневр! Небось всем околотком придумывали, как меня, такую опасную рецидивистку, взять половчее, чтобы, так сказать, обойтись без ненужных жертв.
— Да, я Чижова Татьяна Петровна, — не стала я отпираться. А какой смысл? Пусть побыстрее выкладывает ордер на арест или что там у него. Не нужны мне эти «кошки-мышки», заходы издалека и прочий психологизм.
— А я… я, собственно… — Милиционер почему-то смутился. Надо же, какой застенчивый, даже не верится. — Я, видите ли, племянник тети Любы, в Москве проездом…
— Кто-кто? — Мне показалось, я ослышалась. — Какой тети вы племянник?
Невзрачный милиционер опять улыбнулся, еще печальнее, чем в первый раз:
— Извините, кажется, я глупость сморозил. Тетя Люба — это двоюродная сестра вашего папы, а я ее внучатый племянник по отцовской линии.
— По какой линии? — Я тщилась проникнуть в смысл вышесказанного, да все никак. Просто мозги расплавлялись. Ну и хитро же завернул, мерзавец.
— Запутал вас, да? — ласково осведомился странный милиционер. — Я понимаю, когда к тебе так вламываются с утра и начинают объяснять…
Ага, понимает он. Зато я ни бельмеса не понимаю.
— А вы уверены, что мы с вами в родственных отношениях? — решила я его поддержать. Дала, так сказать, понять, что оценила его тонкий милицейский юмор. Глядишь, подобрее будет на допросах-то.
А этот хитрован и глазом не моргнул.
— Ну… Родство у нас, конечно, очень отдаленное, можно даже сказать, номинальное, но все равно, ближе вас у меня в Москве никого нет.
Во дает, бедный родственник! Ему бы в художественную самодеятельность. Ну и ладно, ну и хорошо, еще поиграем, если ему так хочется.
— Вам что, ночевать негде?
— Нет, что вы… Дело не в этом. — Хитрый опер очень натурально зарделся. — Я же проездом, уже сегодня вечером сяду на поезд… Просто хотел познакомиться, посмотреть, как вы тут живете. Вообще-то я в Котов еду. Могу что-нибудь передать, если надо…
Ага, он уже и про Котов знает. Успел, выходит, навести справки. Как же это у них называется?.. А, вспомнила: ориентировка! Небось уже весь Котов запросами забросал. Кстати, рассказывала я вам про Котов или нет? Ладно, если и повторюсь, то не грех. Поясняю: Котов — это город моего детства, родные пенаты, которые мы с Ингой покинули без особых сожалений на второй день после выпускного бала. Пустились в путь за счастьем, казавшимся нам тогда таким близким, ну просто рукой подать, со временем, однако, обретшим дурную привычку все более отдаляться, а иногда и сливаться с линией горизонта.
— Я налегке еду, так что лишняя сумка меня не обременит, — выдал опер очередную порцию милицейского юмора.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43