Отлично! Ну все, вперед. Вернее, назад, к оставленному на проселочной дороге такси.
Я уже выбралась из камышовых зарослей и даже успела вытряхнуть из босоножек песок, когда совсем рядом кто-то звонко сказал:
— Стой, стрелять буду!
Вы не поверите, но я молниеносно вцепилась в замотанный в ветровку пистолет, как будто всю жизнь только тем и занималась, что отражала внезапные нападения невидимых противников. Прямо агентка ноль-ноль-семь. Стою и жду, что последует за грозным окриком, минуту жду, вторую, третью… Впрочем, на часы я не смотрела — как вы понимаете, не до того мне было, — но времени прошло порядочно. По крайней мере вполне достаточно, чтобы меня укокошить. Естественно, я этого меньше всего желала, но сколько же можно стоять в полной безвестности?
Короче, я не выдержала и слегка повернула голову, предварительно предупредив того, кто прятался за камышами:
— Стою я, стою, только скажите мне, наконец, что вам надо?
Никакого ответа не последовало, так же как и репрессивных мер.
Я постояла еще немного и осторожно ступила в сторону. Тишина, и никакого намека на преследование. Ну все, приехали, мысленно поздравила я себя, глюки начались. Скоро стану заговариваться, как От-то. И щедро брызгаться слюной. А может, это какая-нибудь болотная нечистая сила со мной забавляется? Ага, водяной, не иначе. Сейчас возьмет и утянет на илистое дно. Кстати, интересно, а русалки в кокошниках тут, часом, не водятся? Вон и перелесок тут подходящий, точь-в-точь как в рекламе «Сусанинского патриотического».
Как раз из-за перелеска до меня и долетел новый звук, который я не вдруг идентифицировала. Сначала испугалась по привычке, а уж потом сообразила: да это же автомобильный клаксон. Пан таксист сигналит мне с грунтовки: быстрей, мол, умаялся ждать. И это за мои почти что кровные пятьсот рублей, добытые из кармана поверженного сковородкой Лонга. Ну не гад ли? Гад, конечно, кто же еще. Я прибавила шагу, и тут сзади снова-здорово:
— Руки вверх!
Глава 34
Я замерла и медленно обернулась: никого! Да что же это такое в конце концов! И главное дело — для галлюцинаций голос уж слишком ясный, я бы даже сказала, по-пионерски задорный, ну ничегошеньки зловещего. И доносится откуда-то со стороны заброшенного лесничества.
— Сдавайся, подлый трус! — снова зазвенело за камышами.
Ну это уж точно не ко мне. Какой же я трус, скорее уж трусиха. И вообще довольно-таки некорректная формулировочка… Пойти, что ли, посмотреть, кто там, в заброшенном лесничестве? Да вроде мне не с руки, и хапуга-таксист на дороге изнемогает от нетерпения. Но любопытство, в свое время, как известно, сгубившее кошку, в очередной раз взяло верх над остатками (точнее было бы сказать, останками) моего здравого смысла. Я вернулась к озеру, рухнула в камыши и на пузе подползла к полуразрушенной деревянной хибаре.
А оттуда как нарочно больше ни единого возгласа. Только кузнечики в окрестностях стрекочут. Я уже собиралась плюнуть на конспирацию и подняться, но тут из дощатого домика послышалась какая-то возня, после чего уже совсем другой голос — низкий и хриплый — с удовлетворением констатировал:
— Ну все, ты в плену.
Я чуть в песок не зарылась от страха, а тут еще, как назло, чихнуть захотелось — нет сил терпеть. Проклиная все на свете, я задержала дыхание и стала растирать себе переносицу, чуть не до дыр протерла, а из избушки тем временем новые звуки долетели. Телефонные трели.
— Слушаю, — отозвался хриплый голос. — Да, все в порядке. Жарко только. И это… Пару минут назад на грунтовке какая-то тачка сигналила… Откуда я знаю, какая, мне отсюда за камышами не видать. Могу пойти посмотреть… Пацан? А что пацан? Он у меня тут надежно упакован. Гы-гы… Вы бы лучше жрачки побольше притаранили. И пива… Нет, только не «Сусанинского», меня от него и так всю ночь несло… Когда?.. Через час? А пораньше нельзя? Че тут ехать, пять километров всего… Ну ладно, пойду гляну, какой козел тут рассигналился…
Я задом, как рак, попятилась в камыши. Причем с зажмуренными глазами. Как будто невидимая опасность меньше, чем видимая. И дыхание затаила, чтобы песка не нахвататься, и так уже на зубах скрипит.
Совсем рядом зашуршали камыши — это прошел хрипатый. Меня он, слава богу, не заметил, а я подняла голову и посмотрела ему вслед. Ничего выдающегося — невысокий коренастый тип в хлопчатобумажных шортах до колен, футболке и сандалиях на босу ногу. Походка вихляющаяся, что называется — от бедра.
Вскоре он скрылся из виду, а я в три прыжка подскочила к избушке и заглянула в окно. Уж очень меня заинтриговало, чей это звонкий голосок я слышала прежде и о каком пацане говорил по телефону хрипатый?
Комната — если можно так назвать захламленную внутренность избушки — была пуста. Только у противоположной глухой стены лежал какой-то тряпичный куль, а чуть поодаль — кусок картона и несколько пустых бутылок. Да-да, вы правы, из-под «Сусанинского патриотического». И никого, ни одной живой души. Странно, даже очень странно. А может, этот шустрый пацан сейчас притаился за моей спиной и вот-вот заорет в ухо свое коронное: «Руки вверх!» Что тогда со мной будет, а? Стопроцентный летальный исход. И зачем я вообще поперлась к лесничеству, мне что, приключений мало?
Сколько же драгоценного времени я потратила на эти бесплодные размышления, просто немерено, и потратила бы еще больше, если бы тряпичный куль не зашевелился. Я так и рухнула с подоконника прямо в грязь и хлам. В результате приземление оказалось не очень удачным и уж совсем не мягким. Я здорово зашибла левое колено, однако нашла в себе силы, чтобы, мужественно превозмогая боль, по-пластунски доползти до противоположной стены.
Из тряпичного куля на меня глянули живые и дерзкие карие глазенки:
— Ты кто такая?
Признаться, я здорово растерялась, даже заикаться начала:
— Я… я…А ты кто?
— Ты — вражеский лазутчик, — гневно заклеймил меня тряпичный куль и уточнил деловито:
— Ты за «языком», да?
— Ну, можно сказать и так. — Я все еще потирала ушибленное колено, попутно соображая, где я видела эту симпатичную мордашку. — Сережа? — вскрикнула я и до крови прикусила язык. Во рту сразу стало солоно.
— А ты откуда знаешь? — Глазенки смотрели на меня из полумрака пристально, не мигая.
Я ничего ему не ответила, просто была не в состоянии. А что тут скажешь, когда моя стройная теория, основанная на злокозненной Ингиной лживости, летела в тартарары? Вот же он — Сережа, Ингин сын, самый настоящий, не выдуманный. Значит, по крайней мере здесь она не наврала. Мне бы радоваться, а я не знаю, что и думать. И какие выводы из этого делать опять же. А, черт с ними, с выводами, прежде ребенка спасать надо.
— А где у нас ножки-ручки? — с фальшивым энтузиазмом поинтересовалась я, склоняясь над тряпичным кулем. Господи, я-то думала, ребенок связан, а оказалось, он наглухо втиснут в старый спальный мешок, застегнутый на ржавую заедающую «молнию». Вот изверги! Теперь понятно, почему хрипатый не боялся, что мальчик убежит.
Пока я боролась с заедающей «молнией», Сережа держался стойко, ни звука не проронил, зато, когда я наконец его освободила и, схватив за руку, потащила за собой, неожиданно заартачился:
— Не пойду!
— Как это не пойдешь? — опешила я.
— Потому что я тебя не знаю. Почему я должен с тобой идти?
Признаться, в его словах имелся определенный резон, хотя при подобных обстоятельствах… Что ж, выходит, хрипатый вызывает у него больше доверия, чем я? Обидно, конечно, но ничего не поделаешь.
Нужно искать к мальчишке подход, иначе он из детского упрямства провалит мне всю операцию по его же спасению.
— Да, ты меня не знаешь, — вынужденно признала я. — Но у вас же тут война, как я понимаю, а ты в плену? А я… я партизан. То есть партизанка. Слышал про таких?
— Это которые паровозы под откос пускают? — уточнил не по годам развитый подпольный Ингин отпрыск.
— Ага, они самые, — подтвердила я, тревожно прислушиваясь к шуршанию камышей. Хрипатый того и гляди вернется. — Но тут ведь нет поездов. Поэтому я пришла освободить тебя из плена. Не возражаешь?
По большому счету, в таких моих рассуждениях логики было негусто, зато имелся ярко выраженный игровой элемент, а посему мальчишка клюнул:
— Ну хорошо, если ты партизанка, тогда я согласен. Только давай устроим засаду и возьмем в плен Терминатора.
— А Терминатор — это кто? — Что-то я плохо стала соображать. — Тот, кто тебя в мешок посадил?
— Ага, это он меня в плен взял. — Сережины глазенки заблестели пуще прежнего. — Ну, давай засаду устроим, а?
— Устроим, но потом, — пообещала я, увлекая мальчишку за собой в камыши и тревожно озираясь. Хрипатый, поди, уже успел все про меня выведать у жадюги-таксиста и рысью мчится обратно. Ну точно, так и есть, цокает копытами, издалека слышно. И фыркает тоже совсем как лошадь.
— Ложись! — шепотом скомандовала я мальчику и мягко толкнула его в песок, тут же приземлившись рядом сама.
Исчезновение ребенка хрипатый Терминатор обнаружил очень быстро, несколько раз обежал вокруг избушки и стал названивать по телефону сообщникам, оправдываться и призывать их на помощь.
Из его хриплого сбивчивого клекота я поняла далеко не все, но главное от меня не ускользнуло. Первое — мое такси уже уехало (плакали бандитские денежки). И второе — скоро к озеру примчатся сообщники и начнут метр за метром обшаривать окрестности. А посему нужно скорее уносить отсюда ноги. Что касается меня, то это не проблема, а вот с Сережей посложнее будет. Ему уже надоело валяться на песке, того и гляди издаст какой-нибудь воинственный клич, и тогда пиши пропало.
— Сережа, — тихо сказала я ему на ухо, — ты теперь тоже партизан и обязан передвигаться бесшумно. Знаешь, как змеи ползают? — На всякий случай я прикрыла ладонью ему рот.
Партизан из Сережи получился просто замечательный, и пока хрипатый метался возле избушки, мы, пригибаясь за камышами, успели существенно приблизиться к перелеску, которого я решила держаться за неимением более подходящих вариантов. Не к дороге же нам бежать, когда именно оттуда хрипатый ждет подкрепления.
Ой, мамочки, а это что за рожи? Двое, нет, трое. Бегут, орут, кулаками размахивают! Не иначе то самое подкрепление, о котором я распространялась выше. А кто это впереди гогочущей оравы, чуть не сказала «на лихом коне», такой знакомый? Не может быть, это же Бульбозавр — предводитель Покемоновых громил. Постойте, постойте, дайте-ка сообразить… Ой, не получается так сразу.
А тут еще Сережке наскучило партизанить. Видимо, потому, что мы это делали слишком уж однообразно, а дети, как известно, быстро устают от монотонных игр, им подавай новые впечатления. К тому же подкованный ребенок был уверен, что героические партизаны паровозы под откос пускают, а мы всего лишь позорно драпаем.
— А когда мы в плен кого-нибудь возьмем? — недовольно промычал он, поднимая голову с песка.
— Тс-с… — Я приложила палец к губам. — Противника нужно сначала выследить, а потом уже в плен брать.
— Ну хорошо, а когда мы его выследим? — Бойкий Ингин ребятенок буквально изнемогал от бездействия.
— Уже выслеживаем, — заверила я его, — главное, чтобы он сам нас не заметил. Знаешь, как быть ниже воды и тише травы?..
— Тише воды и ниже травы, — пробурчал с песка Сере га.
— Вот именно, — механически кивнула я, напряженно следя за передвижениями Бульбозавра. А тот бежал-бежал и остановился как вкопанный. Вроде прислушивается. Неужто засек, паршивец? А что, немудрено, потому как быть ниже травы, то бишь камыша, у нас получается неплохо, а тише воды — не очень.
А Бульбозавр постоял, постоял и снова разогнался. Бежит, а сам оглядывается, надо же, нюх какой. Как у ищейки.
— Ну… мы его уже выследили, неприятеля? — Серега опять приподнял голову и воскликнул:
— А этого дядьку я знаю!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43
Я уже выбралась из камышовых зарослей и даже успела вытряхнуть из босоножек песок, когда совсем рядом кто-то звонко сказал:
— Стой, стрелять буду!
Вы не поверите, но я молниеносно вцепилась в замотанный в ветровку пистолет, как будто всю жизнь только тем и занималась, что отражала внезапные нападения невидимых противников. Прямо агентка ноль-ноль-семь. Стою и жду, что последует за грозным окриком, минуту жду, вторую, третью… Впрочем, на часы я не смотрела — как вы понимаете, не до того мне было, — но времени прошло порядочно. По крайней мере вполне достаточно, чтобы меня укокошить. Естественно, я этого меньше всего желала, но сколько же можно стоять в полной безвестности?
Короче, я не выдержала и слегка повернула голову, предварительно предупредив того, кто прятался за камышами:
— Стою я, стою, только скажите мне, наконец, что вам надо?
Никакого ответа не последовало, так же как и репрессивных мер.
Я постояла еще немного и осторожно ступила в сторону. Тишина, и никакого намека на преследование. Ну все, приехали, мысленно поздравила я себя, глюки начались. Скоро стану заговариваться, как От-то. И щедро брызгаться слюной. А может, это какая-нибудь болотная нечистая сила со мной забавляется? Ага, водяной, не иначе. Сейчас возьмет и утянет на илистое дно. Кстати, интересно, а русалки в кокошниках тут, часом, не водятся? Вон и перелесок тут подходящий, точь-в-точь как в рекламе «Сусанинского патриотического».
Как раз из-за перелеска до меня и долетел новый звук, который я не вдруг идентифицировала. Сначала испугалась по привычке, а уж потом сообразила: да это же автомобильный клаксон. Пан таксист сигналит мне с грунтовки: быстрей, мол, умаялся ждать. И это за мои почти что кровные пятьсот рублей, добытые из кармана поверженного сковородкой Лонга. Ну не гад ли? Гад, конечно, кто же еще. Я прибавила шагу, и тут сзади снова-здорово:
— Руки вверх!
Глава 34
Я замерла и медленно обернулась: никого! Да что же это такое в конце концов! И главное дело — для галлюцинаций голос уж слишком ясный, я бы даже сказала, по-пионерски задорный, ну ничегошеньки зловещего. И доносится откуда-то со стороны заброшенного лесничества.
— Сдавайся, подлый трус! — снова зазвенело за камышами.
Ну это уж точно не ко мне. Какой же я трус, скорее уж трусиха. И вообще довольно-таки некорректная формулировочка… Пойти, что ли, посмотреть, кто там, в заброшенном лесничестве? Да вроде мне не с руки, и хапуга-таксист на дороге изнемогает от нетерпения. Но любопытство, в свое время, как известно, сгубившее кошку, в очередной раз взяло верх над остатками (точнее было бы сказать, останками) моего здравого смысла. Я вернулась к озеру, рухнула в камыши и на пузе подползла к полуразрушенной деревянной хибаре.
А оттуда как нарочно больше ни единого возгласа. Только кузнечики в окрестностях стрекочут. Я уже собиралась плюнуть на конспирацию и подняться, но тут из дощатого домика послышалась какая-то возня, после чего уже совсем другой голос — низкий и хриплый — с удовлетворением констатировал:
— Ну все, ты в плену.
Я чуть в песок не зарылась от страха, а тут еще, как назло, чихнуть захотелось — нет сил терпеть. Проклиная все на свете, я задержала дыхание и стала растирать себе переносицу, чуть не до дыр протерла, а из избушки тем временем новые звуки долетели. Телефонные трели.
— Слушаю, — отозвался хриплый голос. — Да, все в порядке. Жарко только. И это… Пару минут назад на грунтовке какая-то тачка сигналила… Откуда я знаю, какая, мне отсюда за камышами не видать. Могу пойти посмотреть… Пацан? А что пацан? Он у меня тут надежно упакован. Гы-гы… Вы бы лучше жрачки побольше притаранили. И пива… Нет, только не «Сусанинского», меня от него и так всю ночь несло… Когда?.. Через час? А пораньше нельзя? Че тут ехать, пять километров всего… Ну ладно, пойду гляну, какой козел тут рассигналился…
Я задом, как рак, попятилась в камыши. Причем с зажмуренными глазами. Как будто невидимая опасность меньше, чем видимая. И дыхание затаила, чтобы песка не нахвататься, и так уже на зубах скрипит.
Совсем рядом зашуршали камыши — это прошел хрипатый. Меня он, слава богу, не заметил, а я подняла голову и посмотрела ему вслед. Ничего выдающегося — невысокий коренастый тип в хлопчатобумажных шортах до колен, футболке и сандалиях на босу ногу. Походка вихляющаяся, что называется — от бедра.
Вскоре он скрылся из виду, а я в три прыжка подскочила к избушке и заглянула в окно. Уж очень меня заинтриговало, чей это звонкий голосок я слышала прежде и о каком пацане говорил по телефону хрипатый?
Комната — если можно так назвать захламленную внутренность избушки — была пуста. Только у противоположной глухой стены лежал какой-то тряпичный куль, а чуть поодаль — кусок картона и несколько пустых бутылок. Да-да, вы правы, из-под «Сусанинского патриотического». И никого, ни одной живой души. Странно, даже очень странно. А может, этот шустрый пацан сейчас притаился за моей спиной и вот-вот заорет в ухо свое коронное: «Руки вверх!» Что тогда со мной будет, а? Стопроцентный летальный исход. И зачем я вообще поперлась к лесничеству, мне что, приключений мало?
Сколько же драгоценного времени я потратила на эти бесплодные размышления, просто немерено, и потратила бы еще больше, если бы тряпичный куль не зашевелился. Я так и рухнула с подоконника прямо в грязь и хлам. В результате приземление оказалось не очень удачным и уж совсем не мягким. Я здорово зашибла левое колено, однако нашла в себе силы, чтобы, мужественно превозмогая боль, по-пластунски доползти до противоположной стены.
Из тряпичного куля на меня глянули живые и дерзкие карие глазенки:
— Ты кто такая?
Признаться, я здорово растерялась, даже заикаться начала:
— Я… я…А ты кто?
— Ты — вражеский лазутчик, — гневно заклеймил меня тряпичный куль и уточнил деловито:
— Ты за «языком», да?
— Ну, можно сказать и так. — Я все еще потирала ушибленное колено, попутно соображая, где я видела эту симпатичную мордашку. — Сережа? — вскрикнула я и до крови прикусила язык. Во рту сразу стало солоно.
— А ты откуда знаешь? — Глазенки смотрели на меня из полумрака пристально, не мигая.
Я ничего ему не ответила, просто была не в состоянии. А что тут скажешь, когда моя стройная теория, основанная на злокозненной Ингиной лживости, летела в тартарары? Вот же он — Сережа, Ингин сын, самый настоящий, не выдуманный. Значит, по крайней мере здесь она не наврала. Мне бы радоваться, а я не знаю, что и думать. И какие выводы из этого делать опять же. А, черт с ними, с выводами, прежде ребенка спасать надо.
— А где у нас ножки-ручки? — с фальшивым энтузиазмом поинтересовалась я, склоняясь над тряпичным кулем. Господи, я-то думала, ребенок связан, а оказалось, он наглухо втиснут в старый спальный мешок, застегнутый на ржавую заедающую «молнию». Вот изверги! Теперь понятно, почему хрипатый не боялся, что мальчик убежит.
Пока я боролась с заедающей «молнией», Сережа держался стойко, ни звука не проронил, зато, когда я наконец его освободила и, схватив за руку, потащила за собой, неожиданно заартачился:
— Не пойду!
— Как это не пойдешь? — опешила я.
— Потому что я тебя не знаю. Почему я должен с тобой идти?
Признаться, в его словах имелся определенный резон, хотя при подобных обстоятельствах… Что ж, выходит, хрипатый вызывает у него больше доверия, чем я? Обидно, конечно, но ничего не поделаешь.
Нужно искать к мальчишке подход, иначе он из детского упрямства провалит мне всю операцию по его же спасению.
— Да, ты меня не знаешь, — вынужденно признала я. — Но у вас же тут война, как я понимаю, а ты в плену? А я… я партизан. То есть партизанка. Слышал про таких?
— Это которые паровозы под откос пускают? — уточнил не по годам развитый подпольный Ингин отпрыск.
— Ага, они самые, — подтвердила я, тревожно прислушиваясь к шуршанию камышей. Хрипатый того и гляди вернется. — Но тут ведь нет поездов. Поэтому я пришла освободить тебя из плена. Не возражаешь?
По большому счету, в таких моих рассуждениях логики было негусто, зато имелся ярко выраженный игровой элемент, а посему мальчишка клюнул:
— Ну хорошо, если ты партизанка, тогда я согласен. Только давай устроим засаду и возьмем в плен Терминатора.
— А Терминатор — это кто? — Что-то я плохо стала соображать. — Тот, кто тебя в мешок посадил?
— Ага, это он меня в плен взял. — Сережины глазенки заблестели пуще прежнего. — Ну, давай засаду устроим, а?
— Устроим, но потом, — пообещала я, увлекая мальчишку за собой в камыши и тревожно озираясь. Хрипатый, поди, уже успел все про меня выведать у жадюги-таксиста и рысью мчится обратно. Ну точно, так и есть, цокает копытами, издалека слышно. И фыркает тоже совсем как лошадь.
— Ложись! — шепотом скомандовала я мальчику и мягко толкнула его в песок, тут же приземлившись рядом сама.
Исчезновение ребенка хрипатый Терминатор обнаружил очень быстро, несколько раз обежал вокруг избушки и стал названивать по телефону сообщникам, оправдываться и призывать их на помощь.
Из его хриплого сбивчивого клекота я поняла далеко не все, но главное от меня не ускользнуло. Первое — мое такси уже уехало (плакали бандитские денежки). И второе — скоро к озеру примчатся сообщники и начнут метр за метром обшаривать окрестности. А посему нужно скорее уносить отсюда ноги. Что касается меня, то это не проблема, а вот с Сережей посложнее будет. Ему уже надоело валяться на песке, того и гляди издаст какой-нибудь воинственный клич, и тогда пиши пропало.
— Сережа, — тихо сказала я ему на ухо, — ты теперь тоже партизан и обязан передвигаться бесшумно. Знаешь, как змеи ползают? — На всякий случай я прикрыла ладонью ему рот.
Партизан из Сережи получился просто замечательный, и пока хрипатый метался возле избушки, мы, пригибаясь за камышами, успели существенно приблизиться к перелеску, которого я решила держаться за неимением более подходящих вариантов. Не к дороге же нам бежать, когда именно оттуда хрипатый ждет подкрепления.
Ой, мамочки, а это что за рожи? Двое, нет, трое. Бегут, орут, кулаками размахивают! Не иначе то самое подкрепление, о котором я распространялась выше. А кто это впереди гогочущей оравы, чуть не сказала «на лихом коне», такой знакомый? Не может быть, это же Бульбозавр — предводитель Покемоновых громил. Постойте, постойте, дайте-ка сообразить… Ой, не получается так сразу.
А тут еще Сережке наскучило партизанить. Видимо, потому, что мы это делали слишком уж однообразно, а дети, как известно, быстро устают от монотонных игр, им подавай новые впечатления. К тому же подкованный ребенок был уверен, что героические партизаны паровозы под откос пускают, а мы всего лишь позорно драпаем.
— А когда мы в плен кого-нибудь возьмем? — недовольно промычал он, поднимая голову с песка.
— Тс-с… — Я приложила палец к губам. — Противника нужно сначала выследить, а потом уже в плен брать.
— Ну хорошо, а когда мы его выследим? — Бойкий Ингин ребятенок буквально изнемогал от бездействия.
— Уже выслеживаем, — заверила я его, — главное, чтобы он сам нас не заметил. Знаешь, как быть ниже воды и тише травы?..
— Тише воды и ниже травы, — пробурчал с песка Сере га.
— Вот именно, — механически кивнула я, напряженно следя за передвижениями Бульбозавра. А тот бежал-бежал и остановился как вкопанный. Вроде прислушивается. Неужто засек, паршивец? А что, немудрено, потому как быть ниже травы, то бишь камыша, у нас получается неплохо, а тише воды — не очень.
А Бульбозавр постоял, постоял и снова разогнался. Бежит, а сам оглядывается, надо же, нюх какой. Как у ищейки.
— Ну… мы его уже выследили, неприятеля? — Серега опять приподнял голову и воскликнул:
— А этого дядьку я знаю!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43