Чтобы не загружать вас лишней информацией, опущу переживания и колебания, непосредственно предшествовавшие моему первому шагу на стезю порока, которую, вне всякого сомнения, олицетворял собой ночной клуб «Пеликан». Делаю я это не из ложной стыдливости, просто боюсь утопить вас в бурном потоке неконтролируемых эмоций. Короче, с этого момента только голые факты, причем голые — в прямом смысле слова.
Итак, «Пеликан» — это всего лишь помещение средних размеров, плотно заставленное столами и стульями, слева от входа — бар, прямо по курсу — крошечная сцена с бархатным задником, посреди сцены — высокий металлический стул, не иначе для Гулливера. Что еще? Ну., по стенам лампочки, вроде елочных гирлянд, и все время мигают, а над сценой крутится серебряный шар. И музыка, почти заглушаемая пчелиным гулом сидящей за столами публики.
Теперь о тех, что за столами. Это сплошь женщины, по-моему, не очень молодые, скорее молодящиеся, у каждой в руке по бокалу, глаза возбужденно блестят, то и дело раздаются короткие смешки, все чего-то ждут. Я жду вместе со всеми, только не за столом, а у барной стойки, куда я с трудом дотащила свое бренное, отказывающееся повиноваться тело. Пытаюсь вести себя «непринужденно», как завещала Инга, но, кажется, у меня не получается. Впрочем, и за это не поручусь, потому что состояние у меня странное. Такое ощущение, будто вижу себя со стороны. Я сижу у стоики, в руке у меня стакан с коктейлем, и глаза блестят, как у прочих. Господи, что это с моей левой ногой? Она заметно подрагивает. Я меняю положение, так что сверху оказывается правая нога, но и та, как выясняется через минуту, тоже дрожит. Мне ничего не остается, кроме как сесть вполоборота к залу и спрятать компрометирующие меня конечности под стойку.
Какое-то время ничего не происходит, за исключением того, что я уже успела описать выше. Как долго, не имею ни малейшего представления. Думаю, это могло продолжаться от минуты до часа, но точнее определить затрудняюсь. Потом гул за столиками оборвался, а на сцене появился маленький человечек, прямо лилипут, ростом в полножки гулливерского стула. Он писклявым голосом поприветствовал «уважаемую публику» и многозначительно объявил:
— А сейчас на сцене всеобщий любимец — непревзойденный мистер Рейнджер. Встречайте!
Карлик скрылся за бархатным занавесом, из колонок полилась занудная американская песнь про сбирающегося в ихнюю армию новобранца, а на сцену выпрыгнул здоровенный детина с ног до головы в камуфляже, с автоматом наперевес и с парочкой гранат на поясе. В первое мгновение я решила, что это хорошо экипированный сотрудник РУБОПа, нагрянувший разгромить прибежище разврата, и теперь меня загребут вместе с остальными. Однако пронесшийся над столиками вопль восторга поколебал мое предположение. А уж то, что произошло вслед за этим, рассеяло последние сомнения.
«Рубоповец» весьма недвусмысленно повел автоматом, чем вызвал новый всплеск эмоций за столиками, что самое удивительное — положительных, и небрежным движением отбросил его в сторону. Туда же полетели и гранаты, надо надеяться, бутафорские, а освободившийся от своих причиндалов мистер Рейнджер стал расхаживать по сцене легкой походкой базарного качка. Из колонок вырвалось примерно двадцать пятое «о-о-о…», и столики дружно затаили дыхание. К чему бы это? А вот к чему — «рубоповец» расстегнул брючный ремень с большой пряжкой. Столики в унисон вздохнули.
И пошло-поехало. Мистер Рейнджер раздевался неторопливо и основательно, чуть ли не носок с носком складывал, как это делают командированные в дешевых гостиницах. Пока он разоблачался, козлетонистые «Статус-кво» успели пропеть свою заунывную балладу в режиме нон-стоп раз семь или восемь, не меньше. При виде камуфляжных трусов семейного фасона столики сладострастно застонали и в едином порыве подались вперед. Я позорно поддалась массовому гипнозу и тоже выкатила глаза на переносицу: неужели же он на этом не остановится?
Он не остановился! А какие чудные штучки принялся выделывать! Солдафонско-качковские манеры неожиданно сменились ужимками кокетливой обезьянки, движения замедлились. Мистер Рейнджер фланировал по сцене, время от времени оттягивая резинку трусов и вновь отпуская ее, правда, характерного шлепка при этом не доносилось, он тонул в восторженном реве публики. Дальше больше, неутомимый стриптизер долго доводил поклонниц своего таланта до исступления, спуская трусы все ниже и ниже… Столики просто бесновались, у меня началась тахикардия, а пытка со снятием семейных трусов все продолжалась и продолжалась. Да чтоб ты провалился!
Я уже ничего не видела, когда над столиками прокатился глухой ропот, затем воцарилась короткая напряженная тишина, взорвавшаяся наконец неистовыми криками. Неимоверным усилием воли я заставила себя робко взглянуть на сцену… И с облегчением вздохнула: оказывается, под семейными трусами мистера Рейнджера скрывались еще одни, тонюсенькие и малюсенькие, с алой розой на том самом месте. Поскольку музыка не замолкала, я похолодела: неужели не все? А стриптизер, послав публике с полдюжины воздушных поцелуев, с игривой грациозностью бабушкиного козлика спрыгнул со сцены и, пританцовывая, пошел между столиками.
По-моему, это был довольно рискованный марш-бросок, потому что бабоньки беднягу без малого на сувениры не растащили. Каждая норовила за что-нибудь потрогать, а то и ущипнуть или потискать. Но внакладе мистер Рейнджер не остался, потому что щипки щедро компенсировались денежными купюрами, которые ему то и дело совали в район красной розочки. Он еще и до середины зала не добрался, а его розочка уже вовсю оттопыривалась от «зеленых». Хотела бы я знать, что он с ними сделает? Пропьет, поди? Ну, вид у него вообще-то цветущий — значит, не пьет, бережет здоровье. Тогда положит их в банк и постепенно сколотит капиталец. Со временем, глядишь, остепенится, женится, заведет себе парочку киндеров и станет их учить уму-разуму. Да уж, любопытно было бы послушать, как в его исполнении зазвучит сакраментальное: «Я все заработал собственным горбом!»
Ну вот, обещала не засорять вам мозги, и снова-здорово, ударилась в философствование. Тоже мне, нашла время. У самой земля под ногами горит! И про Юриса до сих пор ничего не выведала, все на сцену пялилась. Пора бы уже и делом заняться, хотя бы расспросить того же бармена, меланхолично сбивающего коктейли. Рожа у него, правда, не внушает оптимизма, равнодушно-отстраненная, но уж какая есть.
— Э… — протянула я, не зная, с чего и начать.
— Еще коктейль? — мгновенно сориентировался он.
— Да, пожалуй, — кивнула я. Слава богу, деньги не мои, а Ингины, а то б я в этом «Пеликане» точно все свои отпускные оставила, потому что цены у них сплошь трехзначные.
Пока бармен тряс перед моим носом шейкером, я обдумывала, как бы к нему половчее подкатиться с вопросом о Юрисе. В конце концов решила особо не мудрствовать и обронила с видом бывалой клиентки:
— Что-то Юриса давно не видать…
Бармен никак не отреагировал на мое замечание, и я в замешательстве замолчала. Гм-гм, может, он не расслышал? Попробовать повторить, разве что?
— Что-то Юриса давно не видать, говорю… Бармен наполнил стакан и обласкал меня ничего не выражающим взглядом.
— Да, что-то не видно.
— А почему? — поперла я на рожон.
— Без понятия. — Бармен индифферентно пожал плечами. — Я отвечаю за бар, а у них там своя свадьба.
От него так и веяло полным и безоговорочным равнодушием и ко мне, и к Юрису, и ко всему, что не относилось к составлению коктейлей.
— Ну а кто с понятием? — Я снова опрометчиво рванула напрямки через майдан, а надо было огородами, огородами… Конечно, там крапива и репейники, и собака штаны порвать может, зато голова цела останется. Эх, да чего жалеть о старых глупостях, когда впереди так много новых!
Глава 12
— А сейчас специально для вас мистер Тореро! — опять запищал со сцены карлик.
Ага, проездом из Парижа в Жмеринку.
— Да что у них все мистеры — и Рейнджеры, и Тореро, — проворчала я, срывая на лилипуте досаду за то, что мне не удалось разговорить бармена. — Если уж на то пошло, то Тореро скорее сеньор, чем мистер.
— Вот у него и спросите, — совершенно неожиданно развязал язык бармен-меланхолик, выставляя на стойку стакан с коктейлем, — он ведь у них старший.
— Кто? Этот маленький? — Я качнулась и чуть не свалилась с неудобного насеста у стойки.
Но бармен, пробормотав традиционное «минуточку», растворился в подсобке.
У мистера Тореро автомата не было и связки гранат на поясе — тоже. Он был экипирован в соответствии со своим звучным именем в расшитую золотом куртку, белые обтягивающие чулки и штаны до колен. Еще у него, как и полагается, имелась широкополая шляпа и большое красное полотнище, закрепленное на специальном древке — не знаю его правильного названия. Ну, которым машут перед рогатой мордой быка, вызывая его на бой. В данном случае, за неимением быка, красная тряпка явно предназначалась для публики.
Взмах — и столики замерли, а из-под широкополой шляпы метнулся короткий взгляд черных глаз: вы готовы? Столики подобрались, словно изготовились к решительному прыжку. А я вдруг неожиданно для себя самой вздрогнула. Ну с какой стати, спрашивается? А, поняла, это музыкальное сопровождение на меня так подействовало. Мистер Тореро собирался усмирять свирепое животное под мою любимую «Абрассамэ».
Трудно вообразить, почему ему в голову пришла такая блажь, но сердце мое екнуло и стало стучать в такт его неторопливых па. Будто загипнотизированная, следила я за полетом красного полотнища, даже головой синхронно покачивала. За столиками было тихо-претихо, бабоньки сидели остолбенелые, выпучив глаза, как на сеансе Кашпировского, каждой клеткой целлюлита вбирая в себя посылаемую со сцены энергию. Сказал бы он: «Спа-ать…» — пробирающим до мурашек голосом, и они бы послушно отрубились. И не пришлось бы ему вертеть задницей между столиками, достаточно было бы просто пройтись прогулочным шагом и собрать туго набитые кошельки горячих почитательниц нежного мужского тела. Да что там кошельки, они бы не шелохнулись, вздумай он с них серьги снять.
Кстати, о нежном теле. Насколько я понимаю в таких делах, у мистера Тореро оно выглядело покрепче, чем у мистера Рейнджера. Тот, на мой взгляд, был несколько рыхловат. Короче, если бы он раздевался только для меня, а не для целой своры похотливых баб, я бы, наверное, не сильно возражала. Ну вот, размечталась, самое время. А главное — о ком! Только и не хватало, пойти по Ингиным стопам и закрутить романчик со стриптизером. Нет уж, мне и одного голого Юрисова трупа более чем достаточно. Между прочим, я до сих пор так ничего и не выяснила, сижу тут и пускаю слюни, забыла, зачем пришла.
Признаюсь как на духу, мне пришлось приложить кое-какое усилие, чтобы оторвать взгляд от сцены — не поверите, ну прямо прикипел! После того как мне это все-таки удалось, я зажмурилась, мысленно досчитала до десяти, снова открыла глаза и увидела карлика, который выглядывал из маленькой дверцы в двух шагах от бара. Карлик смотрел на сцену и жевал бутерброд с красной рыбой, запивая его пивом из банки.
Иди и спроси у него про Юриса, приказала я себе. Я двинулась к двери, но юркий карлик уже исчез. Впрочем, дверь оставалась приоткрытой, и даже как будто негромкое чавканье доносилось. А, была не была, не убьет же он меня на виду у всех. Я просунулась в дверь, но карлика поблизости не обнаружила, зато сделала открытие, заставившее меня немного растеряться. Там, за дверью, находилась раздевалка стриптизеров, сообщавшаяся со сценой посредством плохо освещенного коридорчика, в конце которого маячила кургузая фигура лилипута. Он сурово отчитывал кого-то скрытого за бархатным занавесом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43