К черту упаднические настроения, тем паче что помереть я всегда успею, дело-то нехитрое. Нужно срочно что-нибудь придумать, срочно. Удалось же мне заставить их остановиться и выпустить меня из машины, осталось только улизнуть. Ага, попробуй тут, бандюга по прозвищу Беляш крепко держит меня за шиворот, как котенка!
— Ой-ой-ой, как плохо… — запричитала я плаксивым голосом. — А может, я съела чего? Прямо наизнанку выворачивает. — Я сунула в рот сразу всю пятерню, подавилась и закашлялась.
Беляш непроизвольно отдернул руку, и я упала на колени, судя по чавкающему звуку, прямо в грязь, а то и того хуже — в навозную жижу, да так удачно, что брызги во все стороны полетели. Обидно, конечно, и неприятно, зато Беляш сразу отскочил от меня метра на два. Сейчас или никогда, решила я и рванула в ближайшие кусты, царапая руки и лицо.
— Стой, сволочь! — понеслось мне вслед.
Ага, вот сейчас все брошу и остановлюсь! Зачем бы мне было пачкаться в грязи и до крови обдираться…
Я бежала, не разбирая дороги, то и дело попадая в очередную лужу, которых в этой глухомани хватало. Чего нельзя было сказать о фонарях. Впрочем, это было мне только на руку. Поначалу я хотела держаться поближе к домам, но мудро передумала; те, кто в них живет, мне не помогут, а бандюгам проще всего изловить меня в замкнутом пространстве. «Врешь, не возьмешь», — пробормотала я себе под нос и помчалась прочь от светящихся окон, пригибаясь за кустами.
Кусты оборвались внезапно возле какого-то длинного строения, похожего на заброшенный склад. Здесь я без особого труда нашла в стене дыру приличных размеров и без долгих раздумий нырнула в нее, очутившись во внутреннем дворе, заваленном ржавым железом. Стараясь поменьше грохотать, я медленно обогнула развалины и вышла то ли к лесу, то ли к саду. Забрела в гущу деревьев и позволила себе наконец немного отдышаться, а заодно и прислушаться. Может, это было и обманчивое впечатление, но никаких признаков преследования я не заметила. Только где-то вдали, по всей видимости, у деревянных домов-бараков тоскливо выла собака.
Я расслабилась до такой степени, что присела на ближайший пенек и попыталась подсчитать понесенные мною потери. Физические, потому что моральные были поистине беспрецедентными и не поддавались скоропалительной оценке. Так вот, к физическим потерям я отнесла расцарапанную левую щеку, два сломанных ногтя на правой руке и порядком изорванные Ингины штаны. Да, насчет Инги… Что, интересно, она сейчас делает? Хоть немножко беспокоится обо мне или нет? Вещее сердце подсказывало мне, что она уже давно дома и преспокойно дрыхнет под боком у своего денежного мешка, а я маюсь неизвестно где. Между прочим, в прямом смысле неизвестно.
С этой мыслью я посмотрела на небо, памятуя о том, что путешественники ориентируются по звездам. Небо было темное и беспросветное. Ну и дыра, ни звезд тебе и ни луны, только лужи да кусты. Я вздохнула и поплелась неведомо куда — что называется, куда глаза глядят. Примерно через час ходьбы деревья стали редеть, и моему унылому взору открылось большое поле, заросшее жирными сорняками. Я долго тащилась по его кромке, пока не набрела на тележку от трактора, доверху набитую навозом. Это все, что говорило в пользу обитаемости здешних мест.
За тележкой обнаружилось что-то похожее на старую проселочную дорогу, которая привела меня к поросшей камышом речушке. Возле нее на моем тернистом пути и встретилась первая живая душа. Женщина в белом платочке, ведущая велосипед. Уже начинало светать, и я разглядела ее издали. Я дико обрадовалась и заорала, размахивая руками;
— Извините, пожалуйста!.. Позвольте вас спросить!
Но аборигенка в платочке почему-то не выказала признаков радушия, даже наоборот — резво запрыгнула на велосипед и вовсю закрутила педалями. Исключительно дикая пейзанка попалась. А я всего-то хотела узнать, где тут у них ближайший телефон. А заодно неплохо было бы выяснить, куда меня нелегкая занесла и как отсюда выбраться. Как-как, позвонить Инге, пусть срочно приезжает. Раз уж я из-за нее пострадала, то с какой стати должна трястись на перекладных? Есть, правда, риск до нее не дозвониться, как это было накануне. Тогда придется добираться на такси.
На такси? Я похолодела: моя сумочка осталась в машине у бандитов, а там все деньги. Странно, что я вспомнила о ней только под утро. А может, и не странно, это сейчас сумка и лежащий в ней кошелек представляли для меня значительную ценность, а когда жизнь моя висела на волоске, то и чемодан, набитый золотом, гроша ломаного не стоил.
Дело здорово осложнялось. Допустим, рассуждала я вслух, в этой глухомани и найдется недобитый телефон-автомат, с которого можно дозвониться в Москву, но чем я заплачу за предоставленную услугу? Даже если в трубке будет только треск. Я машинально похлопала себя по карманам. А, черт, штаны-то Ингины… Сильно сомневаюсь, что при своей вольготной жизни она сохранила дурную привычку таскать в карманах мелочь вперемешку с хлебными крошками. Так оно, собственно, и оказалось: все, что мне удалось обнаружить, так это свернутую в трубочку бумажку. Я ее зачем-то развернула, и на ладонь мне просыпалась щепотка белого порошка, похожего на сахарную пудру. И более ничего. Я отряхнула руки и двинулась вдоль речушки в том же направлении, в котором усвистала от меня на велосипеде пугливая, как лань, аборигенка.
В том, что я на верном пути, я убедилась, ступив в первую коровью лепешку, вторая только укрепила мою уверенность, а уж когда я услышала петухов, то запрыгала от радости на одной ножке. Уж очень я утомилась с непривычки блуждать по пересеченной местности. Вскоре на горизонте показался большой грязно-белый сарай. Я сразу догадалась, что это ферма, в окрестностях славного города Котова (он же Виллабаджо) такие тоже имеются. Коровы на этих фермах изможденные, как узники Освенцима, с ног до головы облепленные мухами, стоят по колено в навозной жиже. Они, наверное, хороши в качестве наглядного пособия для изучения анатомии парнокопытных, а вот на бифштексы их не пустишь, разве что на суповые наборы. Ну что ж, по крайней мере сковородки драить не потребуется.
Так вот, вблизи местная ферма выглядела точь-в-точь, как котовская. И коровы, и пьяный (в пять утра!) скотник, в философской задумчивости стоявший посреди скотного двора, опершись на воткнутые в кучу навоза вилы.
— Где тут у вас телефон? — спросила я его без обиняков.
— Ась? — От неожиданности скотник покачнулся и чуть не упал в навоз, но в последнее мгновение все-таки удержал равновесие.
— Где у вас телефон, спрашиваю?
— В конторе, где ж еще…
— А контора где?
— В деревне.
— Трофимыч, пьяная морда, где ты там? — Какая-то баба, очень даже возможно, та самая, что удирала от меня возле речушки, высунулась в расхлябанные ворота коровника.
— О, меня вызывают! — с удовлетворением заметил пьяный скотник и многозначительно поднял вверх указательный палец. Можно было подумать, что его «приглашают» не за коровами убирать, а принять участие в расширенном совещании «большой восьмерки».
— Ну а деревня где? — У меня были более приземленные заботы.
— Там, — скотник махнул рукой куда-то в сторону речушки, выдернул из навоза вилы и, преисполненный сознания собственной незаменимости, шаткой походкой направился в коровник.
— Как хоть она называется, ваша деревня? — крикнула я ему вслед.
— Роте Фане…
Что ж, неплохое название для деревни, можно сказать, исконно русское.
Я вздохнула, поежилась от утренней прохлады и снова двинулась в путь по дороге, мощенной коровьими лепешками. И километра через полтора наткнулась на ржавый указатель «Роте Фане», перебралась по шаткому мостку через речушку и вышла наконец к человеческому жилью. Без особого труда нашла контору среди двух десятков деревянных домиков (по вывеске «Контора отделения № 5») и, усевшись на ветхую скамейку, стала дожидаться, когда она откроется.
Следующие два часа можно смело выбросить из моего рассказа так же, как и из жизни, потому что в течение этого времени ровным счетом ничего не произошло. Ни хорошего, ни плохого. Потом появился пожилой дядька в очках и открыл дверь конторы. Дядька оглядел меня с ног до головы с явным неодобрением, но позвонить разрешил, предупредив, чтобы я не трепалась долго. Я клятвенно обещала не разорять деревню и уложиться в шестьдесят секунд.
Вы будете удивляться так же, как и я, но Инга отозвалась буквально на третьем гудке.
— Куда ты пропала? — заорала она в трубку.
— Потом объясню, а сейчас быстро собирайся и приезжай за мной. — Я поглядывала на дядьку и строчила со скоростью станкового пулемета:
— Я нахожусь в деревне Роте Фане. Это… Это…
— …Семьдесят пятый километр Зарубинского шоссе, — подсказал мне дядька.
Я сдержанно поблагодарила его кивком головы и выпалила в трубку:
— Семьдесят пятый километр Зарубинского шоссе. Буду ждать возле конторы.
— Какая еще контора? — истошно завопила Инга, но я ее уже не слушала.
Глава 14
— Что-то я не пойму… Как ты здесь оказалась? — Это были первые Ингины слова, когда она подкатила на своем изрядно запыленном «мерее» к колхозной конторе.
— Меня сюда подбросили, — хмуро пробормотала я, захлопывая за собой дверцу Похоже, я успела превратиться в местную достопримечательность за те четыре часа, что в общей сложности проторчала на скамейке, и теперь чуть ли не вся деревня высыпала полюбоваться, какая крутая тачка за мной приехала.
Да еще и с бабой за рулем. Небось не каждый день у них случаются такие развлечения.
— А что у тебя с лицом? — покосилась на меня Инга.
Я подалась вперед, посмотрела в зеркало заднего вида и невольно присвистнула. Колючие кусты потрудились надо мной на славу: левая щека вся в сеточке мелких ссадин и распухла, на шее здоровенный кровоподтек. Рваная одежда вообще не в счет. То-то баба на велосипеде шарахнулась от меня, а конторский дядька не спускал подозрительного взгляда.
Пока мы тряслись по ухабам, Инга без устали плела небылицы о том, как она за меня переволновалась. Я ее слушала вполуха, стремительно погружаясь в тягучую дрему. Как-никак всю ночь не спала. Я бы так, наверное, до Москвы расслаблялась, если бы Инга музыку не врубила. Ну никакого в ней человеколюбия.
Заметив, что я открыла глаза, Инга снова стала приставать ко мне со своими идиотскими вопросами:
— Так ты мне скажешь, как тебя в эту Тмутаракань занесло?
— Дружки твоего полюбовничка завезли. — Я с хрустом потянулась и пожаловалась:
— Шея ужасно болит.
— Какие дружки? — «Мере» завилял по дороге.
— Ты за дорогой смотри, за дорогой! — прикрикнула я на нее. Согласитесь, обидно пасть жертвой банального ДТП, самым невероятным образом вырвавшись из бандитских лап.
— Так ты про что? — Инга сбросила скорость, и машина пошла ровнее.
— Не про что, а про кого. Когда я вышла из «Пеликана», меня затащили в машину… Еще и чулок какой-то на голову надели. Их было трое, один — с большой бородой. Все время спрашивал про Юриса.
— Про Юриса? — глухим эхом подхватила Инга.
— Да, представь себе. Говорил, что он им нужен позарез, интересовался, когда и при каких обстоятельствах я его видела в последний раз…
— А ты? — Инга затаила дыхание.
У меня возникло непреодолимое желание слегка пощекотать Ингины нервишки, в конце концов, не мне же одной отдуваться.
— А что я? Он сказал, считает до трех. Что мне еще оставалось?
Инга так резко затормозила, что я чуть не вышибла головой лобовое стекло.
— Ты все про меня им рассказала?
— Странно, что тебя это удивляет. Я что, по-твоему, должна была унести твою тайну с собой в могилу?
Инга рухнула лицом на баранку и заскрежетала зубами:
— Я знала, знала, что этим кончится. Ну зачем ты пошла в «Пеликан», кто тебя просил?
— Ладно, успокойся, — я тронула ее за плечо, — ничего я им не сказала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43