Ну и что в этом нового? А тем более особенного? Даже если бы я презрела свое предубеждение к органам правопорядка и сунулась в милицию, что бы я там сказала?
Да они бы меня с ходу на смех подняли и были бы правы. Какой ребенок? Откуда взялся? Куда пропал? Чушь вы несете, уважаемая гражданочка. Есть только один Сережа Прокопчик и при живых, заметьте, родителях. Конечно, крыша у него как бы слегка набекрень, но это уже детали. Когда в семье так много детей, не все получаются одинаково удачно. Да, кстати, о крыше, а у вас как с этим делом? Может, справочку из психдиспансера занесете на досуге? Надо же разобраться, с чего это вам всякие мальчики мерещатся, хоть и не кровавые, однако же странно как-то, знаете ли. И давно с вами такое? Ась, ась? Не слышу! Уж не с того ли дня, как при загадочных обстоятельствах безвестно пропал гражданин Юрис такой-то?
Ну нет, в милицию я ни ногой, меня туда теперь и калачом не заманишь. Тогда что же, сделать вид, что Инга не рыдала под пластмассовыми пальмами, а потом в темных Покемоновых апартаментах? И ничего мне не рассказывала про сына Сережу? Просто взять и согласиться с Покемоном и долгоносой Соней, публично объявившими мою непутевую подружку наркоманкой? Признаюсь как на духу, был у меня такой соблазн, особенно после белого порошка, который я дважды (!!!) случайно находила в Ингиных вещах. И если б дело было только в этом. А то ведь и другие резоны имелись. И главный из них — да что вообще я могу сделать при таких-то раскладах! Вот если бы найти хотя бы еще одного человечка, заинтересованного в судьбе несчастного ребенка. Да где ж его взять, когда его собственный отец… Стоп. А вот с этого места помедленнее. С чувством, с толком, с расстановкой.
Как-никак, отец-то у него есть. Допустим, он ничего не знает о сыне, но от этого самого не перестает быть его отцом. Со всеми вытекающими последствиями. Это ж какое сердце надо иметь, чтобы отказаться от собственного ребенка, когда тому грозит опасность, не исключено, что смертельная. И потом, в отличие от милиционеров, которым подавай заявление от ближайших родственников, он должен хотя бы гипотетически допускать существование ребенка, раз уж водил шашни с его мамочкой. А уж в последнем я не сомневаюсь, учитывая Ингин послужной список.
Ну что ж, пока все убедительно. Только одна ма-аленькая проблемка, можно даже сказать, малюсенькая. Кто этот папашка и где его искать? Этого Инга мне не сказала. Лишь обмолвилась между прочим, что он был ее непосредственным начальником. Конечно, зацепка тут имеется, и существенная, но прежде надо вспомнить, где она работала до того, как нелегкая занесла ее к Покемону.
Ну-ка сосредоточься, приказала я себе, ты это знаешь, только чуть-чуть запамятовала. Еще название у фирмочки было какое-то забористое. Ну-ну, скорее, скорее… Ее! «Смит энд Кривокобылко»! Как говорится, такое не забывается. Теперь можете себе представить, что со мной творилось, когда я его в первый раз услышала от Инги. Я чуть не в истерике билась, а Инга слегка обиделась и сказала, что это очень солидная контора. Постой-ка, да мы ведь с ней даже встречались неподалеку от этой фирмочки, пили кофе в симпатичной кофейне. Сейчас точно скажу где. Где-то в районе Пятницкой. Отсюда вывод: если я найду кафе, а потом поблуждаю в его окрестностях, то обязательно наткнусь на Смита с Кривокобылкой, при условии, что их фирма еще существует. Ведь когда это было? Лет семь назад. Почти что до нашей эры.
На Пятницкую, на Пятницкую, загорелась я. Как будто это так просто. Где я и где Пятницкая? Я под кривой березой у ворот детского санатория «Ласточка», что в Бессонове, а Пятницкая — в пределах Садового кольца. Вот уж поистине «почувствуйте разницу». А Ингин кошелек на что? Нужно срочно ловить первую попавшуюся колымагу, любую, вплоть до катафалка, и дуть в Москву.
Ну, может, только на минутку в Борщовку заскочить. А на кой ляд? Вещей моих в бабкиной пристройке не осталось по той простой причине, что их у меня вообще нет, ну кроме тех, что на мне, разумеется. Правда, неудобно как-то получается, а с другой стороны, в сложившейся обстановке утомительные интеллигентские заморочки лучше отложить до лучших времен. Вот выберусь из этой передряги (если выберусь) и снова позволю себе искания и метания, примусь с прежним упоением комплексовать и по сто пятьдесят раз на день извиняться за каждый чих, а пока придется потерпеть.
Я так и сделала, поймала машину — старую бежевую «шестерку», насквозь провонявшую бензином, — и отвалила совершенно баснословные деньги за сомнительное удовольствие трястись в ней до Москвы. И водила попался — крепкий дедок-боровик с маленькой, вросшей в плечи головой. Дорогой он то и дело кого-нибудь подсаживал и даже намеревался сделать крюк в семь верст, чтобы завезти чью-то стиральную машину, но тут я запротестовала. Даже у сквалыжности должны быть пределы приличия.
На подъезде к Москве я уже сильно мандражировала, что выражалось в рефлексивном подергивании моей правой ноги. Я вдруг не на шутку обеспокоилась судьбой вновь затеянного мной предприятия в целом и кафе на Пятницкой в частности. Не исключено, что с тех пор, как мы с Ингой ели в нем мороженое, оно могло прекратить свое существование или, к примеру, трансформироваться в платный туалет. А что, такое случается сплошь и рядом. А бывает и наоборот, туалеты превращаются в магазины и даже рестораны, и никто не падает от этого в обморок. А что удивительного, время сейчас такое, эпоха глубоких демократических преобразований.
Впрочем, как выяснилось, глубокие демократические преобразования кафе не коснулись. Оно так и стояло на прежнем месте, чуть-чуть затертое неказистой стекляшкой-парикмахерской. Я стала спиной к кафе, а к улице, соответственно, лицом и огляделась.
И энтузиазма во мне заметно поубавилось, как только я прикинула, сколько вокруг переулков. А в каждом из них, между прочим, масса всяких 000 и ИЧП. Да в длинном коридоре первого же дома их, может быть, сотня напихана. Видела я такое — на каждой двери по табличке: здесь вам обменный пункт, тут — нотариальная контора, а напротив — туристическое бюро, только для вас — увлекательные экскурсии по лучшим турецким барахолкам.
Едва я осознала это, так сразу поставила жирный крест на своей затее и по переулкам таскалась уже так, для проформы. Крутила головой направо-налево, а сама думала, что дальше-то делать? И, как нарочно, ничего путного мне в голову не лезло, ну ничегошеньки. И вдруг — я даже глазам своим не поверила — на самом видном месте черным по белому, точнее, кроваво-красным по нежно-розовому «Смит энд Кривокобылко. Организация конференций, деловых ленчей, обедов…». Что там было дальше, я не дочитала, потому что чуть не заплакала от избытка чувств.
Как выяснилось впоследствии, вывеска, занимающая полфронтона бывшего доходного дома, и была самым солидным атрибутом этой «солидной конторы». Потому что, когда я вошла внутрь, то еле-еле разыскала этих самых Смита с Кривокобылкой, забившихся в самый дальний угол, чуть ли не в каморку под лестницей. И дверь у них была какая-то обшарпанная, в подозрительных липких потеках. Я даже взялась за нее с брезгливой осторожностью. Толкнула и увидела маленький предбанничек, перегороженный двухтумбовым столом с телефоном и компьютером. В предбанничке никого не было, зато имелась еще одна дверь, обитая дерматином, но без опознавательных знаков. Я откашлялась и решительно шагнула вперед. Сейчас я его увижу!
И тут бумаги… Прямо в лицо мне полетели бумаги, и кто-то заорал:
— Да закройте же скорее дверь! Сквозняк! Я хлопнула дверью и грозно свела брови на переносице, готовая тут же ринуться в бой. Пыл мой сильно поостыл, когда я увидела маленького тщедушного человечка, ползающего по полу буквально у моих ног.
— Света, Света… — стонал он, собирая разлетевшиеся бумаги. — Я же сказал, что меня ни для кого нет до обеда. А, черт, я же сам ее отпустил!
— Вы кто, Смит? — спросила я у человечка, чуть наклонившись.
— Нет, я Кривокобылко, — пробормотал он, тяжело отдуваясь.
— Вот и хорошо, — сказала я, а сама подумала: будем надеяться, что отец Ингиного ребенка все-таки Смит. Уж больно неказистым был этот Кривокобылко. Да и фамилия у него, прямо скажем, не дворянская. Ингина девичья Прокопчик и то поблагороднее будет.
— Что хорошо? — Кривокобылко поднялся с полу и отряхнул брюки.
— Это неважно. А где Смит?
— А Смит в Лондоне. — Кривокобылко стал аккуратно складывать собранные с полу бумаги в папку.
— Далековато! — Я даже присвистнула от неожиданности. Такого оборота я не ожидала. Выходит, Ингин возлюбленный — подданный ее величества королевы Елизаветы? Конечно, это лучше, чем Кривокобылко, но мне-то как быть? — Гм-гм, а когда он приедет?
— Не он, а она. Госпожа Анабелла Смит. — Кривокобылко поправил очки на костлявой переносице. — А зачем она вам?
Вот те на, Смит — женщина? Значит, остается Кривокобылко. Ну, я разочарована, очень разочарована. Мне всегда казалось, что у Инги вкус получше, даже покойный Юрис был не в пример симпатичнее этого невзрачного заморыша. Не говоря уже о мистере Тореро. (Что это я о нем, чур меня, чур!) Ну ладно, Кривокобылко так Кривокобылко, в конце концов речь не о нем, а о ребенке. Вот только в голове не укладывается, каким образом от такого замухрышки мог произойти тот кудрявый ангелок, которого я видела у Сони!
— Так зачем вам нужна Смит? — Кривокобылко не сводил с меня настороженных глаз. Может, подозревал в коммерческом шпионаже?
Я его успокоила:
— Смит уже не нужна. А вот вы нужны.
— Я? — удивился Кривокобылко.
— Вы, вы, кто же еще. — Я решительно взяла быка за рога. — Ведь это у вас работала Инга Прокопчик?
— Инга Прокопчик? — Кривокобылко сделал вид, что вспоминает. — А… Лупастенькая такая… А что?
— Лупастенькая… — фыркнула я. — А то, что у этой лупастенькой, как вы изволили выразиться, от вас ребенок.
Кривокобылко как-то странно хрюкнул и заартачился:
— Не может быть!
Ага, сейчас он скажет, что предохранялся.
— Очень даже может!
— Ага, — глупо ухмыльнулся Кривокобылко. — И этот ребенок — вы. Так, надо полагать? Смотри-ка, смешливый попался!
— А вот и не смешно. — Я решительно пресекла происки Кривокобылки. — Ваш ребенок сейчас страдает, а вам хиханьки да хаханьки!
— Мой ребенок, — Кривокобылко покосился на настенные часы в форме балалайки, — в данный момент у тещи и нисколько не страдает. А вы насмотрелись бразильских сериалов до одурения. Вы, наверное, думаете, что я дон Педро, а я не дон Педро…
— Не прикидывайтесь идиотом, — мне было не до шуточек, — про ребенка вы, может, ничего и не знали, но с Ингой-то шашни водили!
— А если не водил? — заупрямился замухрышка.
— Как это не водил? А кто же тогда водил? — разозлилась я. Действительно, кто, учитывая, что Смит — женщина?
— Ну уж не знаю, — развел руками Кривокобылко. — Инга, конечно, барышня красивая, это я признаю, но никаких романов у меня с ней не было. Да у меня у самого жена-красавица…
— Красавица? — усомнилась я и окинула Кривокобылку оценивающим взглядом. Самое большее, на что он тянул, так это на дружескую привязанность, но никак не на африканскую страсть.
— А что? — Кривокобылко обиделся. — Да что это такое, в конце концов! Приходят всякие, оскорбляют… А Инга-то где? Где эта поруганная добродетель?
— Инга… Инга в Швейцарии. — А он остряк, этот Кривокобылко. И потом, если к нему долго присматриваться, то можно разглядеть что-то такое мимолетное то ли в улыбке, то ли в прищуре глаз… Икону с него, конечно, не напишешь, но после третьей рюмки целоваться уже не страшно.
— Ага, Инга в Швейцарии, а вы, так сказать, от ее имени и по поручению… Послушайте, девушка, если у Инги и правда есть ребенок, то я тут ни при чем, поверьте мне.
— Ну да, ни при чем он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43