Я даже не выругалась: была слишком ошарашена, чтобы сердиться. Что же это за чертова тюрьма? Где, черт возьми, я нахожусь? Кто, будь он неладен, все это устроил?
К тому времени, когда я выпила кофе и сжевала кусочек плоского пресного хлеба, я отлично знала ответ на последний свой вопрос, больно уж очевидно вся ситуация, включая и бабушку-Моисея, носила характер некой фантасмагории. Интересно, откуда он ее выкопал? Вот почему, пятьюдесятью страницами позже, услышав, что ключ в замке снова поворачивается, я не стала даже утруждать себя, становясь в атакующую позу. Там, где замешан Джон, с голыми руками делать нечего. Против него требуется водяная пушка.
Мужчина, который вошел, имел такой же самодовольный вид и так же снисходительно ухмылялся, но это был не Джон. Это был Фейсал.
— А у вас нет чего-нибудь из Барбары Майклз или Шарлотты Маклеод? — спросила я, помахав книгой. — Не выношу Валери.
Фейсал удобно устроился на стуле.
— Неверная реплика. Вам полагалось бы сказать нечто вроде: «Как вы посмели!» или «Что вам от меня нужно?» — а я должен был бы посмотреть на вас с вожделением.
— Не будем жонглировать словами, — сказала я. — Кто эта старая дама?
— Моя бабушка.
— Вы, низкий негодяй! Постыдились бы втягивать в свои сомнительные дела невинную старушку! Невинную?
— О, абсолютно. Она думает, что у меня к вам личный интерес.
— Так, постойте. — Я не поверила ему, но на всякий случай решила встать с постели и, пододвинув стул, уселась напротив. — Значит, милая старомодная мусульманская бабушка поощряет похищение и насилие?
— Конечно, нет! — Фейсал был шокирован. — Просто она знает, что я неотразим для женщин, и думает, что вы пока ломаетесь. Однако не волнуйтесь, — продолжал он, пока я подыскивала слова, чтобы выразить свое негодование, — как бы мне ни хотелось победить вашу девичью стыдливость, вам не грозят никакие посягательства с моей стороны.
— Это почему же? Фейсал вздохнул:
— Думаю, сказываются годы, проведенные в Оксфорде. Когда долго носишь личину, она прирастает намертво. Кроме того, мне сообщили, сколько квадратных дюймов кожи с меня спустят, если я хоть взгляну на вас не так. Думаю, он имел в виду «Венецианского купца».
— Да, он любит цитировать Шекспира, — согласилась я. — Как благородно с его стороны позаботиться о моей девичьей стыдливости! Или он бережет меня на будущее?
Фейсал сложил руки на груди:
— Вики, пожалуйста, отнеситесь к этому серьезно. Здесь вы в полной безопасности. Возможно, это единственное место в Луксоре, где вы действительно в безопасности. Я снабжу вас дополнительными материалами для чтения, если хотите, только посидите несколько дней тихо.
Чтобы показать, что хладнокровна не менее, чем он, я тоже сложила руки на груди и вытянула ноги:
— А что случится через несколько дней?
— Я не спрашиваю, насколько вы осведомлены... — начал Фейсал.
— Вероятно, больше, чем думаю. Интересно, что за ключи к разгадке тайны я видела, но не распознала? Ведь именно поэтому вы предприняли этот поспешный шаг?
Фейсал сдвинул красивые черные брови, но заговорил скорее озадаченно, чем сердито:
— Удивительно. Вы действительно не знаете, что это за ключик?
— Не понимаю.
— Похоже, действительно не понимаете. Тогда почему бы вам не расслабиться и не предоставить дело нам?
— Вы имеете в виду себя и Джона? Надежная опора, нечего сказать.
Мне так и не удалось узнать, почему у многих египтян такие прелестные, длинные и густые ресницы. У Фейсала они были пушистые, как зубная щетка. Он прикрыл ими глаза и сказал:
— Он втравил меня в это дело. Он же обещал и вытащить.
— Ах вы, бедный, милый, доверчивый человек! — сказала я с искренним сочувствием.
Хладнокровие начинало покидать Фейсала. Он грозно посмотрел на меня:
— С вами и впрямь слишком много хлопот. Я пытаюсь спасти вам жизнь, рискуя собственной, а вы... Если о моей роли в этом деле станет известно, я умру медленной и ужасной смертью.
— Где Шмидт? — спросила я, игнорируя эту мелодраматическую реплику. Правду он сказал или нет, в тот момент мне было наплевать.
— Он в безопасности.
И тут я поняла: сейчас или никогда. Пользуясь присутствием в доме большого, сильного мужчины, бабуля, быть может, ослабила бдительность и оставила незапертой хотя бы одну из трех дверей. Под влиянием той же иллюзии мужского превосходства и Фейсал мог пренебречь запорами на остальных дверях. Я вздохнула, улыбнулась, пожала плечами, откинулась назад, резко выбросила ноги в сторону стула, на котором сидел Фейсал, подцепила пальцами перекладину под сиденьем и дернула изо всех сил.
Стул вместе с Фейсалом весьма впечатляюще грохнулся. Как я надеялась и рассчитывала, затылок Фейсала вошел в выразительное соприкосновение с голыми досками пола. Его крик я услышала уже за дверью. Слова были арабские, но интонация вполне понятная и не владеющему этим языком.
Я возбужденно бегала по кругу, не зная, куда выскочить. В обоих концах коридора было по двери. Шанс — пятьдесят на пятьдесят, и я ринулась в левую.
Ошиблась. Дверь вела не на улицу, а на кухню. Я поняла это, как только открыла ее: плита, стол, мойка и бабушка.
Хотела бы я иметь такую реакцию, когда мне будет сто лет. Беззубо ворча, она отпрыгнула назад и схватила какой-то предмет со стола, где их лежало и стояло несколько: горшок, связка лука, длинный нож. Я не стала терять время, чтобы разглядеть, какой именно оказался у нее в руке, а толкнула старушку — настолько мягко, насколько позволяли обстоятельства, — и устремилась к другой двери. Вслед мне неслись визги и проклятия. Последние выкрикивал Фейсал, чьи шаги раздавались уже в коридоре.
Дверь номер три тоже не была заперта! Однако мое торжество сильно померкло, когда я очутилась не на улице, а в замкнутом, огороженном стенами дворе. Двор был немощенным, повсюду торчали сорняки, а может, лук, и несколько кур безучастно выклевывали что-то из земли. Они в панике бросились врассыпную, когда я рванулась к воротам. Их он тоже не запер — весьма самонадеянно.
Я тем более не потрудилась закрыть их за собой, не стала также раздумывать, в какую сторону бежать. Любая была предпочтительнее той, что оставалась позади. Я повернула направо и помчалась, как сумасшедшая. Мой бег сопровождался возобновившимся протестующим кудахтаньем кур и потоком нехороших слов, выкрикиваемых Фейсалом.
У меня дома это называют проулком: узкая, утоптанная дорожка между высокими стенами, ограждающими такие же внутренние дворики, как тот, из которого я только что вырвалась. Вокруг не было ни души, даже куриной, но впереди я увидела людей, автомашины и другие обнадеживающие признаки жизни.
Не знаю, как далеко позади я оставила Фейсала, когда выскочила из проулка на улицу. Он больше не преследовал меня, как я и рассчитывала: не тащить же ему назад вопящую и сопротивляющуюся беглянку на глазах у людей!
Я понятия не имела, где нахожусь. Это, конечно, был Луксор, но совершенно не известный мне район. Он скорее напоминал те провинциальные городки, через которые мы проезжали, следуя на экскурсии, — одноэтажные магазинчики, вынесенные прямо на улицу прилавки, неровные тротуары и разбросанный повсюду мусор. Я шла вперед, игнорируя любопытные взгляды прохожих. Это явно не был район, популярный среди туристов. Кроме меня, иностранцев здесь не наблюдалось.
Лишь когда я прошла еще пару кварталов, дыхание мое наконец успокоилось. Никаких признаков реки. Солнце тоже не помогало сориентироваться — оно стояло слишком высоко. Придется у кого-нибудь спросить дорогу. Луксор — довольно большой город, сама я могла часами бродить без толку по кругу, а время поджимало. Наконец я увидела нечто, напоминавшее заправку, вернее, две бензоколонки и какую-то хибару, покрытую ржавым железом. Несколько мужчин в майках и джинсах праздно стояли, прислонившись к колонкам.
Я робко приблизилась и с надеждой спросила:
— Набережная Нила?
Вместо ответа я увидела указующий перст и услышала поток арабских слов, в котором выудила более или менее полезную информацию. Поблагодарив, я направилась к улице, на которую указывал перст. Мне пришлось еще дважды обращаться за помощью, прежде чем впереди замаячило открытое пространство и поблескивающая вода.
Итак, я нашла реку, а невдалеке просматривалось и нагромождение пилонов и колонн Карнака. Но отсюда еще очень далеко до места моего назначения, а я устала, хотела пить и не имела в кармане ни пиастра.
Я обратилась к первым попавшимся мне туристам — супружеской паре средних лет, обвешанной фотоаппаратами, биноклями и прочими аксессуарами, безошибочно указывающими на принадлежность к этому вездесущему племени. На нем были прогулочные шорты и рубашка со сфинксами и пальмами, она читала Бедекера.
Нет лучшего способа заставить человека раскошелиться, чем воззвать к его предубеждениям. Туристы, путешествующие по странам третьего мира, всегда опасаются нападений, хотя, судя по тому, что я слышала, это гораздо чаще случается в Нью-Йорке и Вашингтоне, чем в Каире, а тем более в Луксоре. Мой внешний вид правдоподобно иллюстрировал драматическую историю, которую я им поведала.
Она советовали мне обратиться в полицию, но я, прижимая к глазам носовой платок, любезно предложенный мне дамой, ответила:
— Нет, нет! Я этого не вынесу! Мне нужно как можно скорее добраться до отеля, мой муж сходит с ума, мы должны были встретиться с ним еще час назад. Ах, ведь он предупредил меня, чтобы я не бродила одна... Какой-то мужчина...
Я села в такси, имея в кармане десять фунтов и визитную карточку своего нового знакомого, полная решимости вернуть деньги. Я бы так и поступила, если бы не потеряла карточку.
Я попросила таксиста высадить меня, не доезжая до дома. Расплатившись, снова осталась без гроша; подозреваю, он взял с меня лишку, но не хотелось с ним спорить. Река блестела на солнце, а небо было ясным и голубым. Я шла медленно, пытаясь сообразить, каким должен быть мой следующий шаг.
Перевезли ли они, или точнее, умыкнули ли и Шмидта в «безопасное место»? Если моего босса в доме не окажется, я понятия не имела, где его искать, однако разумно предположить, что его они сочли безвредным и не стали изолировать. Не сомневаюсь, они состряпали и некое объяснение тому, что я не вернулась домой накануне вечером. Однако мой побег спутал им карты. Фейсал имел достаточно времени, чтобы доложить о моем побеге, и они, конечно, ждут моего появления. Джон знает, что я не брошу Шмидта в беде.
Все это проносилось у меня в голове одновременно, мысли путались. Я устала, проголодалась, хотела пить и страшно беспокоилась за Шмидта. И даже если бы в тот момент знала то, что мне предстояло вскоре узнать, не уверена, что поступила бы как-то иначе. Главным для меня все равно оставалось спасение Шмидта.
Проблема проникновения в дом — через ворота или через стену — представлялась не столь трудной. Лучше попробовать вариант с воротами — у меня не было ни времени, ни соответствующих приспособлений, чтобы перелезать через стену, по верху которой пропущена колючая проволока и натыкано битое стекло. Я и мысли не допускала, что удастся пройти внутрь неузнанной. Мой план, если это можно назвать планом, был чрезвычайно прост: войти. После этого... У меня не было ни малейшего представления о том, что я буду делать после. А, будь что будет, подумала я. Фортуна благоволит смелым, и смиренный унаследует землю, а кроме того, что гораздо важнее, в моей сумочке лежал хорошенький, маленький пистолетик. Может быть, даже придется пустить в ход эту проклятую игрушку, если, конечно, она все еще в шкафу, где я оставила сумочку, и если удастся заполучить ее прежде, чем меня схватят.
У входа меня ждала первая удача — да и пора уж ей было появиться. Возле ворот стояли два больших автофургона и крытый грузовик.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63