В отличие от сложных лабиринтов, строившихся под землей для погребения царских особ, здесь был неглубокий спуск — всего один марш ступенек и прямой коридор, заканчивающийся несколькими комнатами. Принято считать, что Тутанхамон умер неожиданно, в возрасте восемнадцати лет, не успев приготовить себе усыпальницу, поэтому пришлось использовать гробницу, предназначавшуюся для особы некоролевских кровей.
— Убийство, — замогильным голосом произнес Фей-сал, когда мы собрались вокруг него. — Оно ли оказалось причиной смерти юного фараона? Повреждения на его черепе могли быть и результатом роковой случайности, но царь имел много врагов и ни одного наследника.
Огромный каменный склеп стоял посреди погребального покоя. Мумия Тута все еще находилась внутри, скромно укрытая от взоров: она в плачевном состоянии. Золотые крышки саркофага, сделанные в форме мумии, хранятся теперь в Каирском музее. Я невольно взглянула на Джона; он разглядывал саркофаг с оценивающим интересом. Конечно, даже он не попытался бы... Одна из крышек саркофага была изготовлена из двадцатидвухкаратного золота и весила почти триста фунтов. Только чтобы поднять ее, нужны были тали. Но существовало множество других предметов — вполне портативных, на которые Джон не пожалел бы времени и хлопот. Когда-то все четыре комнаты усыпальницы были битком набиты предметами исторической и художественной ценности.
Теперь они опустели, если не считать саркофага и многострадальных костей бедного мальчика. Восемнадцати лет от роду, бездетный, возможно, убитый... Шмидт достал носовой платок и высморкался. Он чрезвычайно сентиментален.
Мы потянулись к выходу — двадцать пять шагов, я сосчитала, по коридору и шестнадцать ступенек по наклонной галерее, их я тоже сосчитала. Я чувствовала себя спокойно — повсюду горел свет, а Шмидт, расчувствовавшись, шмыгал носом прямо позади меня. После того как мы вышли на свет, служитель закрыл входную дверь и запер ее, к шумному неудовольствию нескольких «неорганизованных» туристов, слонявшихся поблизости в надежде проникнуть внутрь. Должно быть, официально гробница была закрыта и теперь. В этом отношении, как, впрочем, и в некоторых других, наша группа имела привилегии.
Когда мы добрались до следующей по программе гробницы Аменхотепа, Шмидт снова начал суетиться вокруг меня. В путеводителе гробница характеризовалась как «глубокая», и Шмидт настаивал, чтобы я не испытывала судьбу. Говорил он, как обычно, громко, так что, если в группе и был кто-то, кто не знал еще о моей фобии, теперь о ней узнали все.
— Не будьте дураком, Шмидт, — сказала я. — Я не упущу такой возможности ни за что на свете.
Вниз, вниз, вниз продвигались мы, и если вы думаете, что я не считала шагов, то глубоко заблуждаетесь. Лестничные марши вели вниз, наклонные галереи вели вниз, и когда мне казалось, что мы наконец дошли до конца, открывались новые ступеньки, ведущие еще глубже, и новые галереи. Квадратные колонны в последней комнате сохраняли живописный слой и надписи. Это почти все, что я помню. Все силы уходили на to, чтобы поддерживать на лице выражение хладнокровного безразличия.
Кроме того, неприятное ощущение создавали жара, спертый воздух и пыль. Когда настало время выбираться наверх, лицо у Шмидта было багровым и мне не нравилось, как тяжело он дышал. Я шла медленно, чтобы быть рядом с ним, мы часто останавливались передохнуть, тревога о Шмидте отодвинула далеко на задний план мои собственные переживания. Я знала, что он никогда не признается в своей слабости, и готова была лягнуть Фейсала за то, что он озабоченно сказал:
— Герр доктор, может быть, вам лучше пойти на террасу для отдыха и выпить чего-нибудь прохладительного, чем осматривать следующую гробницу? Тем более что гробница Хоремхеба — самая глубокая в Долине, воздух там тяжелый и жара...
Шмидт чуть не подавился от кашля, пытаясь скрыть одышку. Но прежде чем он успел что-нибудь ответить, я заявила:
— Не знаю, как вы, Шмидт, а с меня хватит. Где эта терраса для отдыха?
За отдых проголосовали все, поэтому мы вернулись ко входу и сели в вагончик трамвая. Солнце стояло уже высоко, в его лучах все скалы казались теперь одинаково желтовато-коричневыми. Палитра вообще выцвела и обеднела — цветовыми пятнами оставались только чистое синее небо над головой да яркие одежды некоторых туристов.
Шмидт потягивал второй стакан лимонада (он, конечно, хотел пива, но я не позволила), когда Лэрри, с которым мы обсуждали увиденные в гробницах рельефы, вдруг запнулся прямо посреди фразы. Пробормотав «извините меня», он встал и направился к выходу.
Там его ждал Шредер со шляпой в руке, лысина его блестела от пота. Мне — и не только мне — показалось немного странным, что он не подошел к нам. Все замолчали и уставились на них. Все, кроме Джона. Бросив беглый взгляд на Шредера, он откинулся на стуле и прикрыл глаза. Джон не сказал ни слова с тех пор, как мы сюда пришли.
Через несколько минут Шредер ушел, а Лэрри вернулся, качая головой и улыбаясь:
— Я не устаю повторять, что он относится к своим обязанностям слишком серьезно. Так, несущественные мелочи насчет сегодняшнего приема.
— А давно он у вас работает? — простодушно спросила я.
— Дайте подумать... — Лэрри повернулся к вездесущему Эду. — Когда он пришел? Года два назад?
— Около того, — ответил Эд и вернулся к своему пиву. Он был не слишком разговорчивым собеседником.
Если Эд помнит, когда появился Шредер, стало быть, сам он служит у Лэрри более двух лет. Я напомнила себе, что больше не интересуюсь всем этим.
Шмидт разделался с еще одним стаканом лимонада и двумя конфетами и был готов продолжать экскурсию. Я судорожно соображала, как отговорить его, но тут Лэрри предложил:
— Сегодня слишком хороший день, чтобы проводить его в подземелье. Как насчет того, чтобы пройтись к Дейр аль-Бахари, Вики? Он расположен в излучине реки к югу отсюда, за теми холмами, с которых открывается чудесный вид на храм. А автобус сможет нас там подобрать, правда, Фейсал?
Фейсал кивнул, а Шмидт воскликнул:
— Прекрасная идея! Я тоже пойду.
— Но герр директор, — запротестовал Фейсал, — это длинный и тяжелый переход. Он займет минут сорок пять... — Фейсал многозначительно оглядел кругленькую фигуру Шмидта и добавил: — Может быть, и больше.
Более того, Шмидта никто не приглашал. Но я не стала этого подчеркивать. Такая прогулка все же меньшее из двух зол. Для Шмидта худшее испытание — пыльное, безвоздушное пространство подземных гробниц.
— Мы пойдем потихоньку, — сказал Лэрри, ободряюще кивнув мне.
— Заманчивый план, — заметил Джон, — я тоже с вами, если не возражаете.
— Да, это будет чудесная прогулка, — с готовностью подхватила Мэри.
— Нет, — Джон повернулся к жене, — для тебя в твоем положении это слишком утомительно.
У Мэри отвисла челюсть и лицо залилось очаровательным румянцем. Не знаю, на что было похоже в тот момент мое лицо, но уверена, что очаровательным оно не выглядело.
— Кто-нибудь еще? — спросил Лэрри после минуты общего замешательства. — Хорошо, тогда мы встретимся с остальными после прогулки.
Эд не сказал ни слова, но я ничуть не удивилась, увидев, что и он составляет нам компанию. Он попытался поддержать Шмидта на первом, самом трудном этапе путешествия, на крутом подъеме из Долины, но был с негодованием отвергнут. Как только мы достигли вершины холма, Шмидт вытер вспотевшее чело и задыхаясь, но победоносно выпалил:
— Ха! Столько шума из-за какой-то легкой прогулки. Вот если бы вы взошли на Цугшпице или на Маттерхорн... — На этом у него кончилось дыхание, поэтому он замолчал. Мы все были встревожены, кроме Джона — тот, идиот, широко улыбался.
Видом наслаждались несколько дольше, чем он того заслуживал, чтобы дать Шмидту передышку, и Лэрри показывал нам, где чьи знаменитые гробницы находятся. Над Долиной, словно охраняющий ее страж, возвышался пирамидальный пик, носивший название Хозяйка Запада.
Следующая часть пути пролегала через скалистое горное плато. Дорожка была неровная, но пологая, и Шмидт доблестно шагал впереди. Джон поспешал за ним. Я тоже стала ускорять шаг, но Лэрри тронул меня за руку:
— Я хочу поговорить с вами, Вики. Для этого, собственно, и затеял прогулку.
Я взглянула на него через плечо. Эд шел на некотором расстоянии позади нас, заложив руки в карманы.
— О чем? — спросила я. Лэрри понизил голос:
— О нашем общем друге. Его фамилия Буркхардт.
Я споткнулась о камень величиной не более пинг-понгового мячика. Лэрри поддержал меня.
— Простите. Вы не знали?
— Я ничего не знаю, — пролепетала я. — Подлец Бурк...
— Давайте больше не будем произносить это имя вслух, хорошо? Не поймите меня превратно, Вики, — его лицо озарилось милой, умоляющей улыбкой, — я не веду двойную жизнь подобно супергероям комиксов. Просто меня проинформировало египетское правительство. Они знают, сколько усилий я прилагаю ради улучшения отношений между Египтом и Западом и как искренне забочусь о чудесных древностях этой страны. Сегодня вечером я объявлю... Впрочем, вы услышите это в свое время. Мысль о том, что кто-то может использовать эту поездку как прикрытие, чтобы разрушить то, ради чего я работал...
— Понимаю.
— Знаю, что понимаете. И не могу выразить, как я — все мы — признательны вам за то, что вы делаете. Именно ради вашей безопасности мне не рекомендовали вступать с вами в контакт до сих пор. Теперь ситуация изменилась.
— Так мистер Шредер приходил как раз за тем, чтобы сообщить вам...
— Что холодильная установка не сломалась, Вики. Это была умышленная диверсия. Починить установку не представляется возможным, ее требуется заменить. Одному Богу известно, сколько на это уйдет времени. Продолжение круиза придется отменить. Хамид сообщит об этом по нашем возвращении на теплоход. Вы ведь понимаете, что это означает?
Я не сводила глаз со Шмидта, который оживленно жестикулировал. До меня доносились звуки, напоминающие завывание койота, и отдельные слова — что-то насчет небес, мамы и паровозных гудков.
— Не уверена, — медленно выговорила я. — А что предложат пассажирам, кроме возмещения убытков?
— Это само собой. Но, я полагаю, большинство захочет на несколько дней остаться в Луксоре, поскольку это кульминационная точка путешествия. К счастью — или к несчастью для туристской индустрии, — здесь в отелях полно свободных мест. После чего...
Он вопросительно посмотрел на меня.
— Кое-кто может решить вернуться в Каир, — тихо проговорила я. — Рано или поздно в Каире соберутся все. В Каире, где находится Каирский музей.
— Да, Вики, есть ли у вас какие-нибудь предположения относительно того, кто эти люди?
— Да, — я указала рукой, — вот он. Шмидт и Джон стояли, ожидая нас.
— Только не Антон! — воскликнул Лэрри.
— Не будьте смешным. Он. — Я не могла даже произнести его имя.
— Мистер Тригарт? — Интонация Лэрри была почти скептической. Он замедлил шаг. — Но он хорошо известный...
— Мошенник. Я встречалась с ним и прежде. Не знаю, кто с ним еще, он — единственный, кого я узнала.
— Но он не привез бы с собой беременную жену!.. — Лэрри выглядел потрясенным.
— Почему? Прекрасное прикрытие, разве нет?
Я услышала смех Джона. Шмидт обучал его новой песне. До меня донеслось несколько слов: «Проснувшись, увидел, что ноги мои в кандалах...»
— Идите сюда! Вики, скорее, что вы там плететесь! — кричал Шмидт. — Здесь великолепный вид!
— И еще одно, — быстро сказал Лэрри, — я хочу, чтобы во время пребывания в Луксоре вы остановились у меня. У меня здесь дом, как вы знаете...
— Разумеется, знаю, вы ведь устраиваете там прием, не так ли?
— Совершенно верно. Там вы будете в большей безопасности, чем в отеле. Антон, разумеется, тоже остановится у меня.
У Шмидта слух, как у кошки.
— Что это вы там обо мне говорите?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63
— Убийство, — замогильным голосом произнес Фей-сал, когда мы собрались вокруг него. — Оно ли оказалось причиной смерти юного фараона? Повреждения на его черепе могли быть и результатом роковой случайности, но царь имел много врагов и ни одного наследника.
Огромный каменный склеп стоял посреди погребального покоя. Мумия Тута все еще находилась внутри, скромно укрытая от взоров: она в плачевном состоянии. Золотые крышки саркофага, сделанные в форме мумии, хранятся теперь в Каирском музее. Я невольно взглянула на Джона; он разглядывал саркофаг с оценивающим интересом. Конечно, даже он не попытался бы... Одна из крышек саркофага была изготовлена из двадцатидвухкаратного золота и весила почти триста фунтов. Только чтобы поднять ее, нужны были тали. Но существовало множество других предметов — вполне портативных, на которые Джон не пожалел бы времени и хлопот. Когда-то все четыре комнаты усыпальницы были битком набиты предметами исторической и художественной ценности.
Теперь они опустели, если не считать саркофага и многострадальных костей бедного мальчика. Восемнадцати лет от роду, бездетный, возможно, убитый... Шмидт достал носовой платок и высморкался. Он чрезвычайно сентиментален.
Мы потянулись к выходу — двадцать пять шагов, я сосчитала, по коридору и шестнадцать ступенек по наклонной галерее, их я тоже сосчитала. Я чувствовала себя спокойно — повсюду горел свет, а Шмидт, расчувствовавшись, шмыгал носом прямо позади меня. После того как мы вышли на свет, служитель закрыл входную дверь и запер ее, к шумному неудовольствию нескольких «неорганизованных» туристов, слонявшихся поблизости в надежде проникнуть внутрь. Должно быть, официально гробница была закрыта и теперь. В этом отношении, как, впрочем, и в некоторых других, наша группа имела привилегии.
Когда мы добрались до следующей по программе гробницы Аменхотепа, Шмидт снова начал суетиться вокруг меня. В путеводителе гробница характеризовалась как «глубокая», и Шмидт настаивал, чтобы я не испытывала судьбу. Говорил он, как обычно, громко, так что, если в группе и был кто-то, кто не знал еще о моей фобии, теперь о ней узнали все.
— Не будьте дураком, Шмидт, — сказала я. — Я не упущу такой возможности ни за что на свете.
Вниз, вниз, вниз продвигались мы, и если вы думаете, что я не считала шагов, то глубоко заблуждаетесь. Лестничные марши вели вниз, наклонные галереи вели вниз, и когда мне казалось, что мы наконец дошли до конца, открывались новые ступеньки, ведущие еще глубже, и новые галереи. Квадратные колонны в последней комнате сохраняли живописный слой и надписи. Это почти все, что я помню. Все силы уходили на to, чтобы поддерживать на лице выражение хладнокровного безразличия.
Кроме того, неприятное ощущение создавали жара, спертый воздух и пыль. Когда настало время выбираться наверх, лицо у Шмидта было багровым и мне не нравилось, как тяжело он дышал. Я шла медленно, чтобы быть рядом с ним, мы часто останавливались передохнуть, тревога о Шмидте отодвинула далеко на задний план мои собственные переживания. Я знала, что он никогда не признается в своей слабости, и готова была лягнуть Фейсала за то, что он озабоченно сказал:
— Герр доктор, может быть, вам лучше пойти на террасу для отдыха и выпить чего-нибудь прохладительного, чем осматривать следующую гробницу? Тем более что гробница Хоремхеба — самая глубокая в Долине, воздух там тяжелый и жара...
Шмидт чуть не подавился от кашля, пытаясь скрыть одышку. Но прежде чем он успел что-нибудь ответить, я заявила:
— Не знаю, как вы, Шмидт, а с меня хватит. Где эта терраса для отдыха?
За отдых проголосовали все, поэтому мы вернулись ко входу и сели в вагончик трамвая. Солнце стояло уже высоко, в его лучах все скалы казались теперь одинаково желтовато-коричневыми. Палитра вообще выцвела и обеднела — цветовыми пятнами оставались только чистое синее небо над головой да яркие одежды некоторых туристов.
Шмидт потягивал второй стакан лимонада (он, конечно, хотел пива, но я не позволила), когда Лэрри, с которым мы обсуждали увиденные в гробницах рельефы, вдруг запнулся прямо посреди фразы. Пробормотав «извините меня», он встал и направился к выходу.
Там его ждал Шредер со шляпой в руке, лысина его блестела от пота. Мне — и не только мне — показалось немного странным, что он не подошел к нам. Все замолчали и уставились на них. Все, кроме Джона. Бросив беглый взгляд на Шредера, он откинулся на стуле и прикрыл глаза. Джон не сказал ни слова с тех пор, как мы сюда пришли.
Через несколько минут Шредер ушел, а Лэрри вернулся, качая головой и улыбаясь:
— Я не устаю повторять, что он относится к своим обязанностям слишком серьезно. Так, несущественные мелочи насчет сегодняшнего приема.
— А давно он у вас работает? — простодушно спросила я.
— Дайте подумать... — Лэрри повернулся к вездесущему Эду. — Когда он пришел? Года два назад?
— Около того, — ответил Эд и вернулся к своему пиву. Он был не слишком разговорчивым собеседником.
Если Эд помнит, когда появился Шредер, стало быть, сам он служит у Лэрри более двух лет. Я напомнила себе, что больше не интересуюсь всем этим.
Шмидт разделался с еще одним стаканом лимонада и двумя конфетами и был готов продолжать экскурсию. Я судорожно соображала, как отговорить его, но тут Лэрри предложил:
— Сегодня слишком хороший день, чтобы проводить его в подземелье. Как насчет того, чтобы пройтись к Дейр аль-Бахари, Вики? Он расположен в излучине реки к югу отсюда, за теми холмами, с которых открывается чудесный вид на храм. А автобус сможет нас там подобрать, правда, Фейсал?
Фейсал кивнул, а Шмидт воскликнул:
— Прекрасная идея! Я тоже пойду.
— Но герр директор, — запротестовал Фейсал, — это длинный и тяжелый переход. Он займет минут сорок пять... — Фейсал многозначительно оглядел кругленькую фигуру Шмидта и добавил: — Может быть, и больше.
Более того, Шмидта никто не приглашал. Но я не стала этого подчеркивать. Такая прогулка все же меньшее из двух зол. Для Шмидта худшее испытание — пыльное, безвоздушное пространство подземных гробниц.
— Мы пойдем потихоньку, — сказал Лэрри, ободряюще кивнув мне.
— Заманчивый план, — заметил Джон, — я тоже с вами, если не возражаете.
— Да, это будет чудесная прогулка, — с готовностью подхватила Мэри.
— Нет, — Джон повернулся к жене, — для тебя в твоем положении это слишком утомительно.
У Мэри отвисла челюсть и лицо залилось очаровательным румянцем. Не знаю, на что было похоже в тот момент мое лицо, но уверена, что очаровательным оно не выглядело.
— Кто-нибудь еще? — спросил Лэрри после минуты общего замешательства. — Хорошо, тогда мы встретимся с остальными после прогулки.
Эд не сказал ни слова, но я ничуть не удивилась, увидев, что и он составляет нам компанию. Он попытался поддержать Шмидта на первом, самом трудном этапе путешествия, на крутом подъеме из Долины, но был с негодованием отвергнут. Как только мы достигли вершины холма, Шмидт вытер вспотевшее чело и задыхаясь, но победоносно выпалил:
— Ха! Столько шума из-за какой-то легкой прогулки. Вот если бы вы взошли на Цугшпице или на Маттерхорн... — На этом у него кончилось дыхание, поэтому он замолчал. Мы все были встревожены, кроме Джона — тот, идиот, широко улыбался.
Видом наслаждались несколько дольше, чем он того заслуживал, чтобы дать Шмидту передышку, и Лэрри показывал нам, где чьи знаменитые гробницы находятся. Над Долиной, словно охраняющий ее страж, возвышался пирамидальный пик, носивший название Хозяйка Запада.
Следующая часть пути пролегала через скалистое горное плато. Дорожка была неровная, но пологая, и Шмидт доблестно шагал впереди. Джон поспешал за ним. Я тоже стала ускорять шаг, но Лэрри тронул меня за руку:
— Я хочу поговорить с вами, Вики. Для этого, собственно, и затеял прогулку.
Я взглянула на него через плечо. Эд шел на некотором расстоянии позади нас, заложив руки в карманы.
— О чем? — спросила я. Лэрри понизил голос:
— О нашем общем друге. Его фамилия Буркхардт.
Я споткнулась о камень величиной не более пинг-понгового мячика. Лэрри поддержал меня.
— Простите. Вы не знали?
— Я ничего не знаю, — пролепетала я. — Подлец Бурк...
— Давайте больше не будем произносить это имя вслух, хорошо? Не поймите меня превратно, Вики, — его лицо озарилось милой, умоляющей улыбкой, — я не веду двойную жизнь подобно супергероям комиксов. Просто меня проинформировало египетское правительство. Они знают, сколько усилий я прилагаю ради улучшения отношений между Египтом и Западом и как искренне забочусь о чудесных древностях этой страны. Сегодня вечером я объявлю... Впрочем, вы услышите это в свое время. Мысль о том, что кто-то может использовать эту поездку как прикрытие, чтобы разрушить то, ради чего я работал...
— Понимаю.
— Знаю, что понимаете. И не могу выразить, как я — все мы — признательны вам за то, что вы делаете. Именно ради вашей безопасности мне не рекомендовали вступать с вами в контакт до сих пор. Теперь ситуация изменилась.
— Так мистер Шредер приходил как раз за тем, чтобы сообщить вам...
— Что холодильная установка не сломалась, Вики. Это была умышленная диверсия. Починить установку не представляется возможным, ее требуется заменить. Одному Богу известно, сколько на это уйдет времени. Продолжение круиза придется отменить. Хамид сообщит об этом по нашем возвращении на теплоход. Вы ведь понимаете, что это означает?
Я не сводила глаз со Шмидта, который оживленно жестикулировал. До меня доносились звуки, напоминающие завывание койота, и отдельные слова — что-то насчет небес, мамы и паровозных гудков.
— Не уверена, — медленно выговорила я. — А что предложат пассажирам, кроме возмещения убытков?
— Это само собой. Но, я полагаю, большинство захочет на несколько дней остаться в Луксоре, поскольку это кульминационная точка путешествия. К счастью — или к несчастью для туристской индустрии, — здесь в отелях полно свободных мест. После чего...
Он вопросительно посмотрел на меня.
— Кое-кто может решить вернуться в Каир, — тихо проговорила я. — Рано или поздно в Каире соберутся все. В Каире, где находится Каирский музей.
— Да, Вики, есть ли у вас какие-нибудь предположения относительно того, кто эти люди?
— Да, — я указала рукой, — вот он. Шмидт и Джон стояли, ожидая нас.
— Только не Антон! — воскликнул Лэрри.
— Не будьте смешным. Он. — Я не могла даже произнести его имя.
— Мистер Тригарт? — Интонация Лэрри была почти скептической. Он замедлил шаг. — Но он хорошо известный...
— Мошенник. Я встречалась с ним и прежде. Не знаю, кто с ним еще, он — единственный, кого я узнала.
— Но он не привез бы с собой беременную жену!.. — Лэрри выглядел потрясенным.
— Почему? Прекрасное прикрытие, разве нет?
Я услышала смех Джона. Шмидт обучал его новой песне. До меня донеслось несколько слов: «Проснувшись, увидел, что ноги мои в кандалах...»
— Идите сюда! Вики, скорее, что вы там плететесь! — кричал Шмидт. — Здесь великолепный вид!
— И еще одно, — быстро сказал Лэрри, — я хочу, чтобы во время пребывания в Луксоре вы остановились у меня. У меня здесь дом, как вы знаете...
— Разумеется, знаю, вы ведь устраиваете там прием, не так ли?
— Совершенно верно. Там вы будете в большей безопасности, чем в отеле. Антон, разумеется, тоже остановится у меня.
У Шмидта слух, как у кошки.
— Что это вы там обо мне говорите?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63