Этот человек совершенно недобросовестный, хотя рассказ о его собственном «обращении» можно назвать мало-мальски правдоподобным.
Несмотря на многочисленные дарования, у Савла из Тарса есть серьезный физический изъян. Он страдает падучей болезнью, тем недугом цезарей, что греки называют epilepsia — что-то вроде припадка. Я видел такие припадки своими глазами: весьма неприятное зрелище. Однажды он держал речь — кстати, язык у него подвешен отлично — и вдруг упал на землю, словно одержимый демонами, на губах выступила пена, глаза закатились, а из горла вылетал какой-то хрип. Теперь он постоянно таскает за собой своего личного лекаря.
С таким же припадком связана и история его обращения в последователи Учителя, в которой, разумеется, много странностей, совершенно недоступных для проверки. Савл утверждает, что вскоре после того, как закидали камнями Стефана, он отправился с поручением в Дамаск, намереваясь выследить кого-то из наших сторонников по поручению первосвященника Каиафы. Но на подходе к городским воротам с Савлом случился один из его припадков. Он рухнул на землю, ослепленный ярким небесным сиянием. А потом услышал голос Учителя, вопросивший, почему Савл преследовал его!
Люди из нашей когорты нашли Савла на дороге, привели в Дамаск и позаботились о нем. И хотя он оставался слепым много дней, наконец им удалось вернуть ему зрение. Потом он удалился в пустыню, где провел в одиночестве несколько лет (правда, он предпочитает умалчивать о своих тамошних занятиях). Однако в итоге он убедил себя, что получил личный призыв от Учителя, который ниспослал ему, и только ему одному, особое прозрение. Поэтому он отправился в Иерусалим на встречу с братом Учителя Иаковом и Симоном Петром, чтобы объявить о своем намерении стать во главе нашей церкви на основании своего единственного и весьма сомнительного видения. Как я слышал, они отказались признать его, и он вернулся на север к дяде Варнаве как независимый проповедник нашей церкви. Я хочу сказать, матушка, что эти измышления сплетены так искусно, как только и мог сплести такой умелый ткач, как Савл из Тарса! Разве не может быть его припадок просто гениальным планом для проникновения в нашу среду? Что, если он изобразил чудотворное озарение и прошел через ворота Дамаска, словно Троянский конь, чтобы подточить нашу веру изнутри, подобно червям? Возможно ли, чтобы Варнава привязался к такому отъявленному шарлатану или поверил такой явной махинации? Но если бы дело тем и ограничилось, то я не стал бы писать вам письмо. Меня тревожат гораздо более серьезные события, и я полагаю, что они предвещают большие несчастья.
Вы помните, как лет восемь или девять назад, уже после смерти Учителя, Мария из Магдалы обошла нас всех и передала просьбу Иосифа Аримафейского рассказать все, что каждый из нас мог припомнить о последней неделе жизни Учителя на земле? Хотя тогда я еще был ребенком, но даже меня попросили рассказать ей все, что я знал — и что, по-видимому, оказалось весьма кстати.
Только в прошлом году я получил письмо от Марии из Эфеса, после чего она сразу отправилась в Галлию, чтобы присоединиться там к миссии ее брата и сестры. В этом письме Мария сообщила мне, что запечатала множество свитков из тех рассказов очевидцев в глиняные цилиндрические сосуды и отправила их — при посредстве Иакова Зеведея — к Иосифу Аримафейскому в Британию. Сначала я не обратил особого внимания на остальную часть письма. И лишь когда Савл из Тарса сказал, что ему кое-что известно об этих документах, и начал задавать разные вопросы, я более серьезно задумался об их значении.
Мария получила наконец сообщение от Иосифа, что эти документы, наряду с собранными им самим сведениями, помогли ему сейчас гораздо лучше разобраться в событиях той недели, чем это было возможно сразу после смерти Учителя. Хотя Иосиф не стал объяснять все подробности до прибытия Марии в кельтские земли, она поделилась со мной в общих чертах его открытиями: оказалось, что все увиденное, услышанное и даже сделанное мной во время того пасхального ужина, на котором я исполнял роль водоноса, помогло им создать более полное представление о случившемся. Но если бы Мария не напомнила мне в письме о последних наказах Учителя, данных мне на том роковом вечере десятилетней давности, сам бы я ни за что не догадался, что на самом деле означают его указания.
Он велел мне взять большой кувшин и пойти к Змеиному пруду, а потом, дождавшись его учеников, я должен был пройти через Ессейские ворота и привести их к нашему дому на горе Сион. А им он дал один наказ: следовать за водоносом. Но лишь после объяснений Марии я понял, что водоноса еще называют Водолеем, как то созвездие, что будет символом будущей новой эры, которая наступит после нынешней. «Ибо я есмь альфа и омега, первый и последний», — говорил Учитель. Возможно, он имел в виду, что он сам связывает начало и конец нынешней эры?
Этот вопрос приводит меня обратно к Савлу из Тарса, матушка. Хотя я живу рядом с этим человеком уже почти год, он оставался для меня загадкой. Но сейчас как раз, я полагаю, кое-что прояснилось: он сменил имя, и теперь его зовут Павел. Некоторые считают, что он просто подражает хорошо известной причуде Учителя давать прозвища всем своим ученикам. Но мне кажется, я докопался до истины и она связана с любовью Учителя к выявлению скрытых значений чисел — geomatria. И я сам вычислил, какое скрытое значение может иметь такое символическое изменение.
Числовое выражение суммы еврейских букв слова «Савл» равняется девяносто, что соответствует записи tzaddi, а с точки зрения космологии представляет астрологическое созвездие Водолея. Но «Павлу» в еврейской науке магических чисел соответствует число сто десять, goph-yod, что является символами рыбы и девы — а ведь наша, только что начавшаяся новая эра проходит под знаками созвездий Рыб и Девы.
Примерно то же самое дают нам магические числовые значения греческих букв: слово «Савлос» соответствует числу девятьсот один и представляет Iakkhos — Бахуса или Диониса — водоноса, который начнет не наш век, а следующий, в то время как «Павлос», соответствующий числу семьсот восемьдесят и восемьдесят один, символизирует, с одной стороны, Софию или Деву, а с другой стороны — Ophiuchus, созвездие Змееносца, то есть морского змея или рыбу.
Отсюда, матушка, я полагаю, что Савл, назвавшись Павлом, замыслил объявить скорее себя, чем Учителя, божеством грядущего века».
«Марии из Магдалы,
Масиллия, Римская Галлия,
От Марии, матери Марка,
Из Иерусалима, Римская Иудея
Дорогая Мария!
Надеюсь, ты простишь мне беспорядочность моих мыслей и неразборчивость почерка. Хотя корабли в Массилию теперь отправляются из Яффы каждую неделю, я знаю, что ты не собиралась надолго задерживаться в Галлии и что вскоре отправишься дальше на север, чтобы встретиться со своей семьей в Пиренеях. Поэтому я спешу отправить это письмо как можно скорее.
Я также вкладываю в него письмо, только что полученное мною от сына. Как ты узнаешь, он просит, чтобы я никому не рассказывала о его мыслях. Но его письмо, Мария, вызвало у меня очень тревожные чувства.
Боюсь, мне следовало бы рассказать тебе все раньше, сознавая твою апостольскую восприимчивость и миссию. Однако должна признаться, что определенные события прошлого мало значили бы для меня, если бы последнее письмо Иоанна не оживило так много воспоминаний о последней неделе жизни Учителя. Особенно важно то, что случилось в самый последний вечер.
Как ты, конечно, знаешь теперь из рассказов, полученных от всех остальных, даже еще не читая письма от Иоанна, последний пасхальный ужин проходил здесь, в моем доме в верхнем городе. Но возможно, никто, кроме меня, не знает, что сам Учитель спланировал эту трапезу в мельчайших деталях. Наряду с многочисленными указаниями он вполне определенно высказался о своем желании устроить эту трапезу в большой горнице моего дома; некоторые из его указаний казались мне поразительно расточительными. Самое важное, как постоянно подчеркивал Учитель, точно выполнить все его указания относительно сборов, проведения и завершения трапезы. Потом он добавил, строго по секрету, что надеется после ужина удалиться в пещеру в Гефсиманское имение Иосифа для проведения некого ритуала посвящения. Теперь это кажется мне важным.
В тот вечер Роза и мои остальные слуги приготовили еду и отнесли все блюда наверх заранее, поскольку Учитель попросил, чтобы мои домочадцы им не мешали. Только я и мой сын Иоанн обслуживали гостей во время ужина. Это объясняет, почему я так удачно смогла увидеть и услышать все, что происходило на той знаменательной трапезе. Вскоре после нее я записала все это в виде истории. Но только сейчас впервые увидела тот вечер совершенно в ином свете. И знаешь, Мария, хотя ты сама не присутствовала на этой трапезе и, возможно, мои слова потрясут тебя, но, перечитывая свои записи, я осознала, что большинство событий того странного ужина были связаны именно с тобой.
Конечно, мне давно стало ясно, что должно быть веское объяснение для того, почему тебя не пригласили на ужин, который, как Учитель наверняка знал, будет его последней трапезой с учениками. В конце концов, все знали, что ты была избранной ученицей — «альфа и омега», как он обычно называл тебя, так ведь? Кроме того, после его смерти ты стала первой свидетельницей его вознесения к Господу. Но главное, как я теперь понимаю, Мария, бесспорно то, что ты уже задолго до ужина приобщилась к Таинствам!
Несомненно, ты получила много рассказов о тех событиях от всех присутствовавших на ужине. Но их рассказы, наверное, сосредоточивались на их собственном участии, и они могли упустить общие важные моменты. На самом деле, по-моему, всю эту трапезу и ее события Учитель задумал как своеобразное испытание для его учеников, чтобы посмотреть, по его словам, кто из них тянет на пшеницу, а кто на плевелы. Иными словами, кто из них — в этот последний вечер жизни Учителя — окажется достойным преображения, предложенного им в конце испытания. Я записала эту историю как посторонний наблюдатель. И прошу тебя одну быть судьей.
ПОСЛЕДНЯЯ ТРАПЕЗА
За несколько дней до Пасхи, по причине, неизвестной никому, кроме него, Учитель сообщил своим ученикам, где именно они должны войти в город в тот вечер, чтобы узнать место их ужина: они должны будут ждать у Змеиного пруда вблизи Ессейских ворот в южной стене города. Туда придет за водой человек с кувшином, и он приведет их, одного за другим, в назначенное место. Так Учитель хотел убедиться, что только двенадцать учеников будут присутствовать на ужине. По прибытии самого Учителя, следовательно, стало их тринадцать.
Вышел у них какой-то спор из-за странной таинственности и необычной подготовки к ритуальной трапезе, ведь древние правила такого ритуала, передаваемые из поколения в поколение более тысячи лет, изначально были получены Моисеем непосредственно от Бога. И они не понимали, как же узнать, к примеру, что нынешняя трапеза приготовлена согласно Торе с соответствующими правилами очищения и способами готовки? К тому же, согласно Мишне, закваску должно искать при свете светильников и выбросить в предыдущий вечер — и как же понять, верно ли все сделано? Учитель не обратил внимания на их жалобы. Он пожал плечами и просто сказал, что все готово.
Удивительно было и то, что водоносом оказался юный Иоанн Марк, десятилетний сын Марии, которая вместе с ее братом
Варнавой с Кипра числилась среди богатейших покровителей Учителя. В ее великолепном доме на западном склоне горы Сион многие годы с радостью принимали Петра Симона, когда он приходил из Галилеи, да и самого Учителя с учениками; как известно, они засиживались до глубокой ночи, беседуя у камелька, а ее слуги роскошно обслуживали их.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101
Несмотря на многочисленные дарования, у Савла из Тарса есть серьезный физический изъян. Он страдает падучей болезнью, тем недугом цезарей, что греки называют epilepsia — что-то вроде припадка. Я видел такие припадки своими глазами: весьма неприятное зрелище. Однажды он держал речь — кстати, язык у него подвешен отлично — и вдруг упал на землю, словно одержимый демонами, на губах выступила пена, глаза закатились, а из горла вылетал какой-то хрип. Теперь он постоянно таскает за собой своего личного лекаря.
С таким же припадком связана и история его обращения в последователи Учителя, в которой, разумеется, много странностей, совершенно недоступных для проверки. Савл утверждает, что вскоре после того, как закидали камнями Стефана, он отправился с поручением в Дамаск, намереваясь выследить кого-то из наших сторонников по поручению первосвященника Каиафы. Но на подходе к городским воротам с Савлом случился один из его припадков. Он рухнул на землю, ослепленный ярким небесным сиянием. А потом услышал голос Учителя, вопросивший, почему Савл преследовал его!
Люди из нашей когорты нашли Савла на дороге, привели в Дамаск и позаботились о нем. И хотя он оставался слепым много дней, наконец им удалось вернуть ему зрение. Потом он удалился в пустыню, где провел в одиночестве несколько лет (правда, он предпочитает умалчивать о своих тамошних занятиях). Однако в итоге он убедил себя, что получил личный призыв от Учителя, который ниспослал ему, и только ему одному, особое прозрение. Поэтому он отправился в Иерусалим на встречу с братом Учителя Иаковом и Симоном Петром, чтобы объявить о своем намерении стать во главе нашей церкви на основании своего единственного и весьма сомнительного видения. Как я слышал, они отказались признать его, и он вернулся на север к дяде Варнаве как независимый проповедник нашей церкви. Я хочу сказать, матушка, что эти измышления сплетены так искусно, как только и мог сплести такой умелый ткач, как Савл из Тарса! Разве не может быть его припадок просто гениальным планом для проникновения в нашу среду? Что, если он изобразил чудотворное озарение и прошел через ворота Дамаска, словно Троянский конь, чтобы подточить нашу веру изнутри, подобно червям? Возможно ли, чтобы Варнава привязался к такому отъявленному шарлатану или поверил такой явной махинации? Но если бы дело тем и ограничилось, то я не стал бы писать вам письмо. Меня тревожат гораздо более серьезные события, и я полагаю, что они предвещают большие несчастья.
Вы помните, как лет восемь или девять назад, уже после смерти Учителя, Мария из Магдалы обошла нас всех и передала просьбу Иосифа Аримафейского рассказать все, что каждый из нас мог припомнить о последней неделе жизни Учителя на земле? Хотя тогда я еще был ребенком, но даже меня попросили рассказать ей все, что я знал — и что, по-видимому, оказалось весьма кстати.
Только в прошлом году я получил письмо от Марии из Эфеса, после чего она сразу отправилась в Галлию, чтобы присоединиться там к миссии ее брата и сестры. В этом письме Мария сообщила мне, что запечатала множество свитков из тех рассказов очевидцев в глиняные цилиндрические сосуды и отправила их — при посредстве Иакова Зеведея — к Иосифу Аримафейскому в Британию. Сначала я не обратил особого внимания на остальную часть письма. И лишь когда Савл из Тарса сказал, что ему кое-что известно об этих документах, и начал задавать разные вопросы, я более серьезно задумался об их значении.
Мария получила наконец сообщение от Иосифа, что эти документы, наряду с собранными им самим сведениями, помогли ему сейчас гораздо лучше разобраться в событиях той недели, чем это было возможно сразу после смерти Учителя. Хотя Иосиф не стал объяснять все подробности до прибытия Марии в кельтские земли, она поделилась со мной в общих чертах его открытиями: оказалось, что все увиденное, услышанное и даже сделанное мной во время того пасхального ужина, на котором я исполнял роль водоноса, помогло им создать более полное представление о случившемся. Но если бы Мария не напомнила мне в письме о последних наказах Учителя, данных мне на том роковом вечере десятилетней давности, сам бы я ни за что не догадался, что на самом деле означают его указания.
Он велел мне взять большой кувшин и пойти к Змеиному пруду, а потом, дождавшись его учеников, я должен был пройти через Ессейские ворота и привести их к нашему дому на горе Сион. А им он дал один наказ: следовать за водоносом. Но лишь после объяснений Марии я понял, что водоноса еще называют Водолеем, как то созвездие, что будет символом будущей новой эры, которая наступит после нынешней. «Ибо я есмь альфа и омега, первый и последний», — говорил Учитель. Возможно, он имел в виду, что он сам связывает начало и конец нынешней эры?
Этот вопрос приводит меня обратно к Савлу из Тарса, матушка. Хотя я живу рядом с этим человеком уже почти год, он оставался для меня загадкой. Но сейчас как раз, я полагаю, кое-что прояснилось: он сменил имя, и теперь его зовут Павел. Некоторые считают, что он просто подражает хорошо известной причуде Учителя давать прозвища всем своим ученикам. Но мне кажется, я докопался до истины и она связана с любовью Учителя к выявлению скрытых значений чисел — geomatria. И я сам вычислил, какое скрытое значение может иметь такое символическое изменение.
Числовое выражение суммы еврейских букв слова «Савл» равняется девяносто, что соответствует записи tzaddi, а с точки зрения космологии представляет астрологическое созвездие Водолея. Но «Павлу» в еврейской науке магических чисел соответствует число сто десять, goph-yod, что является символами рыбы и девы — а ведь наша, только что начавшаяся новая эра проходит под знаками созвездий Рыб и Девы.
Примерно то же самое дают нам магические числовые значения греческих букв: слово «Савлос» соответствует числу девятьсот один и представляет Iakkhos — Бахуса или Диониса — водоноса, который начнет не наш век, а следующий, в то время как «Павлос», соответствующий числу семьсот восемьдесят и восемьдесят один, символизирует, с одной стороны, Софию или Деву, а с другой стороны — Ophiuchus, созвездие Змееносца, то есть морского змея или рыбу.
Отсюда, матушка, я полагаю, что Савл, назвавшись Павлом, замыслил объявить скорее себя, чем Учителя, божеством грядущего века».
«Марии из Магдалы,
Масиллия, Римская Галлия,
От Марии, матери Марка,
Из Иерусалима, Римская Иудея
Дорогая Мария!
Надеюсь, ты простишь мне беспорядочность моих мыслей и неразборчивость почерка. Хотя корабли в Массилию теперь отправляются из Яффы каждую неделю, я знаю, что ты не собиралась надолго задерживаться в Галлии и что вскоре отправишься дальше на север, чтобы встретиться со своей семьей в Пиренеях. Поэтому я спешу отправить это письмо как можно скорее.
Я также вкладываю в него письмо, только что полученное мною от сына. Как ты узнаешь, он просит, чтобы я никому не рассказывала о его мыслях. Но его письмо, Мария, вызвало у меня очень тревожные чувства.
Боюсь, мне следовало бы рассказать тебе все раньше, сознавая твою апостольскую восприимчивость и миссию. Однако должна признаться, что определенные события прошлого мало значили бы для меня, если бы последнее письмо Иоанна не оживило так много воспоминаний о последней неделе жизни Учителя. Особенно важно то, что случилось в самый последний вечер.
Как ты, конечно, знаешь теперь из рассказов, полученных от всех остальных, даже еще не читая письма от Иоанна, последний пасхальный ужин проходил здесь, в моем доме в верхнем городе. Но возможно, никто, кроме меня, не знает, что сам Учитель спланировал эту трапезу в мельчайших деталях. Наряду с многочисленными указаниями он вполне определенно высказался о своем желании устроить эту трапезу в большой горнице моего дома; некоторые из его указаний казались мне поразительно расточительными. Самое важное, как постоянно подчеркивал Учитель, точно выполнить все его указания относительно сборов, проведения и завершения трапезы. Потом он добавил, строго по секрету, что надеется после ужина удалиться в пещеру в Гефсиманское имение Иосифа для проведения некого ритуала посвящения. Теперь это кажется мне важным.
В тот вечер Роза и мои остальные слуги приготовили еду и отнесли все блюда наверх заранее, поскольку Учитель попросил, чтобы мои домочадцы им не мешали. Только я и мой сын Иоанн обслуживали гостей во время ужина. Это объясняет, почему я так удачно смогла увидеть и услышать все, что происходило на той знаменательной трапезе. Вскоре после нее я записала все это в виде истории. Но только сейчас впервые увидела тот вечер совершенно в ином свете. И знаешь, Мария, хотя ты сама не присутствовала на этой трапезе и, возможно, мои слова потрясут тебя, но, перечитывая свои записи, я осознала, что большинство событий того странного ужина были связаны именно с тобой.
Конечно, мне давно стало ясно, что должно быть веское объяснение для того, почему тебя не пригласили на ужин, который, как Учитель наверняка знал, будет его последней трапезой с учениками. В конце концов, все знали, что ты была избранной ученицей — «альфа и омега», как он обычно называл тебя, так ведь? Кроме того, после его смерти ты стала первой свидетельницей его вознесения к Господу. Но главное, как я теперь понимаю, Мария, бесспорно то, что ты уже задолго до ужина приобщилась к Таинствам!
Несомненно, ты получила много рассказов о тех событиях от всех присутствовавших на ужине. Но их рассказы, наверное, сосредоточивались на их собственном участии, и они могли упустить общие важные моменты. На самом деле, по-моему, всю эту трапезу и ее события Учитель задумал как своеобразное испытание для его учеников, чтобы посмотреть, по его словам, кто из них тянет на пшеницу, а кто на плевелы. Иными словами, кто из них — в этот последний вечер жизни Учителя — окажется достойным преображения, предложенного им в конце испытания. Я записала эту историю как посторонний наблюдатель. И прошу тебя одну быть судьей.
ПОСЛЕДНЯЯ ТРАПЕЗА
За несколько дней до Пасхи, по причине, неизвестной никому, кроме него, Учитель сообщил своим ученикам, где именно они должны войти в город в тот вечер, чтобы узнать место их ужина: они должны будут ждать у Змеиного пруда вблизи Ессейских ворот в южной стене города. Туда придет за водой человек с кувшином, и он приведет их, одного за другим, в назначенное место. Так Учитель хотел убедиться, что только двенадцать учеников будут присутствовать на ужине. По прибытии самого Учителя, следовательно, стало их тринадцать.
Вышел у них какой-то спор из-за странной таинственности и необычной подготовки к ритуальной трапезе, ведь древние правила такого ритуала, передаваемые из поколения в поколение более тысячи лет, изначально были получены Моисеем непосредственно от Бога. И они не понимали, как же узнать, к примеру, что нынешняя трапеза приготовлена согласно Торе с соответствующими правилами очищения и способами готовки? К тому же, согласно Мишне, закваску должно искать при свете светильников и выбросить в предыдущий вечер — и как же понять, верно ли все сделано? Учитель не обратил внимания на их жалобы. Он пожал плечами и просто сказал, что все готово.
Удивительно было и то, что водоносом оказался юный Иоанн Марк, десятилетний сын Марии, которая вместе с ее братом
Варнавой с Кипра числилась среди богатейших покровителей Учителя. В ее великолепном доме на западном склоне горы Сион многие годы с радостью принимали Петра Симона, когда он приходил из Галилеи, да и самого Учителя с учениками; как известно, они засиживались до глубокой ночи, беседуя у камелька, а ее слуги роскошно обслуживали их.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101