Вновь разволновавшись, я осторожно вытащила у него изо рта бумажку и зажала ее дрожащими пальцами.
— Умница котик! — прошептала я.
Ясон заурчал в ответ, и я погладила его лоснящуюся головку.
В то же мгновение подъездная аллея озарилась ослепительным светом; яркий световой поток залил меня с головы до ног, и я застыла, как заяц, в этом сиянии, глядя, как на меня стремительно надвигается огромная гудящая машина. В панике я не могла даже сообразить, куда бы укрыться. Ясон мудро спрятался за меня, видимо надеясь, что я смогу спасти его от страшного чудовища. Но на какую-то долю секунды мой разум вдруг прояснился, и я успела спрятать полоску желтой бумаги в рукаве дубленки.
Рычащая махина с высоко расположенными желтыми фарами приблизилась ко мне, загородив всю нашу подъездную аллею. Оглушенная и ослепленная, я тупо стояла, пытаясь на всякий случай нащупать дверцу моей машины. И вдруг все разом стихло и погасло, и мы погрузились в темную тишину, хотя я и раньше ничего не видела. Открылась и захлопнулась дверца, и до меня донесся знакомый квебекский выговор Оливера:
— Неугомонные «Сверчки», они никогда не устают гоняться по снегу!
— Что это за чудо-юдо? — отозвалась я в темноту. — Одни фарищи чего стоят! Ты перепугал меня до безумия.
— Хочешь сказать, что теперь ты без ума от меня? — Его голос приближался ко мне из темноты. — Выйдя с работы, я обнаружил, что в моей машине замерзло масло. Видимо, к вечеру резко похолодало. Хорошо еще, что Ларри, наш программист, одолжил мне до завтра свой фургон. Я подкинул его до городской квартиры, а потом поехал сюда.
Удивившись, как Оливеру удалось так тихо и незаметно подъехать сюда по нашей темной, пустынной трассе, я испытала, однако, такое облегчение оттого, что это оказался именно Оливер, а не ожидаемая банда тайных головорезов-убийц, что с радостью обняла его, когда он оказался рядом, и мы все втроем спокойно вошли в дом.
— У меня есть только кусок курицы, — сообщила я Оливеру на лестничной площадке, где разделялись наши пути. — Я думала, что ты перекусишь в конторе.
— Какая уж там еда, — отмахнулся он. — Я целый день отрабатывал наш вкусный завтрак. С тех пор у меня и маковой росинки во рту не было. Но сегодня мне почему-то уже ничего не хочется, и если не возражаешь, то вы с аргонавтом ужинайте без меня. Может, здоровый сон сотворит чудо.
Снизу мы услышали, что зазвонил мой телефон. Оливер удивленно приподнял брови. Обычно мне очень редко звонили домой.
— Надеюсь, у моего телефона не выработается дурная привычка, — заметила я. — Наверное, пора вспомнить, что мы живем в двадцатом веке, и приобрести один из этих зловредных автоответчиков.
Мы с Оливером разошлись, я припустила вниз по лестнице и схватила трубку после шестого звонка.
— Ариэль Бен? — произнес резкий женский голос с явно выраженным среднеатлантическим акцентом. — Говорит Хелена Вурхер-Лебланк из «Вашингтон пост».
Ну и дела, вот это фамилия! Но мне все равно никогда не нравились журналистки: чересчур напористые.
— Мисс Бен, — продолжила она, не дождавшись ответа, — надеюсь, вы не возражаете, что я беспокою вас в столь печальное для вас время. Я безуспешно пыталась дозвониться вам на работу, и в итоге ваши родственники дали мне ваш домашний номер. Они заверили меня, что вы не откажетесь ответить на пару вопросов. Вам сейчас удобно разговаривать?
— Удобнее не бывает, — со вздохом ответила я.
У меня начала трещать голова от множества сегодняшних треволнений. Мой ужин оттаивал, дом вымерзал, а в рукаве у меня прятался клочок желтой бумаги, который был взрывоопаснее нобелия, чей полураспад может оказаться гораздо длиннее моей жизни, если я как можно скорее не придумаю, что с ним делать. Интервью для «Вашингтон пост»? Отлично, почему бы и нет?
— Что вам хотелось бы узнать, мисс… гм, Лебланк? — вежливо поинтересовалась я, одновременно вытаскивая из рукава добытый Ясоном желтый квиток и читая его.
Ну так и есть: почтовый индекс Сан-Франциско. А объяснение задержки доставки гласило: пакет слишком велик для почтового ящика.
Присев на кожаный диван, я сбросила куртку. Потом засунула квитанцию в задний карман брюк и начала разводить огонь в камине, где обычно готовила ужин. Ясон, запрыгнув на каминную полку, попытался лизнуть меня в щеку, и я слегка потрепала его по уху. Неожиданно, на какой-то краткий миг, я задумалась, чье же разорванное на куски тело лежит сейчас в том гробу под могильной насыпью. А может, они захоронили пустой свинцовый гроб или сунули туда камни вместо Сэма?
— Ваш покойный кузен, вероятно, был очень смелым человеком, — плавно перешла мисс Ву-Лебланк к теме нашего разговора.
— Послушайте, мадам, в данный момент я совершенно не расположена обсуждать моего покойного кузена, — заявила я, подбрасывая новые дрова на остывшие с ночи угли. — С чего вдруг такой внезапный интерес ко мне и моим родственникам? Никто пока, к сожалению, не смог дать мне внятного объяснения.
— Мисс Бен… Ариэль… Вы позволите мне называть вас просто Ариэль? Как вы знаете, три поколения вашей семьи производили личностей, весьма знаменитых своими дарованиями и…
И алчностью, с удовольствием добавила бы я, но она нашла более дипломатичное определение:
— Вкладом в мировую экономику и культуру. Однако до сих пор никто не занялся всесторонним изучением семьи, чей вклад…
— Неужели «Вашингтон пост» решила заняться всесторонним изучением нашей семьи? — встряла я. Что за шутки! — Вы планируете напечатать ряд очерков в воскресном приложении?
— Ха-ха, — зазвенела она. Но быстро затихла, вспомнив о том, что я переживаю «печальное время». — Нет, конечно нет. Мисс Бен, можно я перейду непосредственно к сути интересующего меня дела?
Да ради бога, ведь мы обе знали, под что она подкапывается! Но я лишь кратко выразила согласие.
— Разумеется, нас интересуют рукописи. Наша газета хотела бы приобрести эксклюзивные права на их публикацию. Мы, естественно, готовы заплатить за них крупную сумму. Но нам не хотелось бы начинать торговую войну.
Торговую войну?!
— О каких именно рукописях вы говорите? — изображая наивную простушку, спросила я: пусть поработает, чтобы получить мой ответ.
Коснувшись кончиками пальцев интригующего желтого квитка в кармане брюк, я прищурила глаза; потом начала поджигать растопку, размышляя, как могла бы упроститься жизнь, если бы я случайно уронила этот листок в огонь. Но следующие слова мисс Хелены резко вернули меня к реальности.
— Вообще-то нас интересуют письма и дневники Зои Бен, — заявила она. — Насколько мне известно, ваша семья сообщила вам, что…
— Зои Бен?!! — воскликнула я, едва не подавившись этим именем. Хуже этого и представить ничего нельзя было. — Какое отношение имеет к этим рукописям Зоя?
— Кажется невероятным, мисс Бен, что вы не в курсе того, какое наследство вам завещано.
Резкий голос Хелены стал вдруг почти бархатистым от удивления.
— Может, вы меня просветите? — предложила я. Теперь я слушала ее предельно внимательно. Чего только не писали о моей ужасной тетушке Зое — сводной сестре моего отца, которая считалась в семье паршивой овцой. Да и сама Зоя частенько давала откровенные интервью. Но впервые я слышала о каких-то письмах и дневниках. Кроме того, неужели в жизни Зои существовало нечто еще более мерзкое, чем то, что она уже успела поведать миру в широкой печати?
— Я присутствовала на пресс-конференции в Сан-Франциско, мисс Бен. — Хелена сделала глубокий вздох. — Нам сообщили, что, будучи единственной наследницей вашего покойного кузена Сэмюэля Бена, вы также имеете все права на имущество, унаследованное им от вашей бабушки, известной оперной певицы Пандоры Бен, и вашего дяди, горнорудного магната Эрнеста Бена. Отвечая на вопросы журналистов, ваш отец и мистер Абрахаме, душеприказчик, сообщили, что, насколько они понимают, ваше наследство может включать не только переписку Пандоры Бен с мировыми знаменитостями и ее частные письма, но также и письма ее приемной дочери Зои, известной…
Шлюхи? Это слово крутилось у меня на языке, но она закончила так:
— Танцовщицы.
Я уже упоминала, что в нашей семье весьма сложные родственные связи.
— К сожалению, Хелена, мне не удалось побывать на столь содержательной пресс-конференции, — сказала я. — Но вам, очевидно, намекнули и о том, где сейчас находятся эти важные документы?
Я могла поклясться, что во время оглашения завещания о них не сказали ни слова.
— Пожалуй, да, мисс Бен. Именно поэтому мне и пришлось так срочно дозвониться до вас, поскольку в таком деле время играет весьма существенную роль. Согласно завещанию в случае смерти вашего кузена все его состояние передается в ваши руки не позднее чем через неделю со дня оглашения завещания.
Святое дерьмо. По милости моего драгоценного кровного братца Сэма, оставившего мне несметное богатство, я оказалась втянута в какую-то чертовски опасную игру.
На самом деле я не сказала бы, что никто не способен проследить родственные связи моего семейства. Просто это чертовски неприятное занятие.
Мой дед, Иероним Бен, приехавший из Голландии в Южную Африку, был женат дважды. Первый раз — на Гермионе, богатой вдове также голландского происхождения, жившей в Южно-Африканской Республике со своим маленьким сыном, моим дядюшкой Лафкадио, которого Иероним усыновил, дав ему свою фамилию. От брака Иеронима и Гермионы родилось двое детей: мой дядя Эрнест, родившийся еще в Южной Африке, и моя тетя Зоя, появившаяся на свет уже в Вене, куда семья перебралась в самом начале нынешнего столетия. Таким образом, дядя Лаф стал сводным братом этих двух детей, поскольку все трое родились от одной матери.
Когда Гермиона заболела в Вене, дети ее были еще маленькими — так гласит предание, — и мой дед по просьбе Гермионы нанял привлекательную молодую студентку Венской консерватории в качестве няни или помощницы по хозяйству, а заодно и учительницы музыки для младших детей. После смерти Гермионы эта молодая женщина, Пандора, стала ее преемницей, быстро пройдя несколько этапов: вторая жена моего деда, мать моего отца Огастуса, а после побега с дядюшкой Лафом — самая знаменитая оперная певица в недавно образовавшейся Австрийской Республике.
Более сложная судьба оказалась у нашей паршивой овцы, тетушки Зои. Считалось, что Зоя едва помнила свою больную и умирающую мать, а еще меньше — вечно занятого отца и, воспитанная практически одной Пандорой, предпочла убежать с ней и Лафом, создав тем самым то, что позднее назвали «семейным расколом». Дальнейшая жизнь Зои — Королевы Ночи, самой обольстительной танцовщицы, дамы полусвета и содержанки множества богатых и знаменитых со времен англичанки Лолы Монтес, — требует отдельного описания.
Но сейчас мне до смерти (так уж говорится) хотелось узнать, много ли дядя Лаф, главное действующее лицо нашей семейной драмы, знал об унаследованных мною документах: кому они исходно принадлежали — Пандоре или Зое, а также какую роль эти дамы играли в общей истории. Всю эту информацию я надеялась получить от него в конце недели. Если, конечно, проживу так долго.
Очевидно также, что Сэм знал гораздо больше, чем сообщил. А мне еще следовало понять, почему какие-то письма и дневники пятидесятилетней давности до сих пор считаются столь загадочными и волнующими, и почему мой отец сказал, что они зашифрованы (о чем, кстати, никто больше не упомянул), и почему Сэм разыграл собственную смерть при содействии правительства США и представил меня перед всеми своей наследницей по законному последнему волеизъявлению. Это последнее «почему» вызывало у меня молчаливую и бессильную ярость. Но сегодня, не имея никакой возможности связаться с Сэмом даже по телефону до завтрашнего урочного посещения ковбойского салуна, я должна была придумать, как лучше уберечься от опасностей и остаться живой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101
— Умница котик! — прошептала я.
Ясон заурчал в ответ, и я погладила его лоснящуюся головку.
В то же мгновение подъездная аллея озарилась ослепительным светом; яркий световой поток залил меня с головы до ног, и я застыла, как заяц, в этом сиянии, глядя, как на меня стремительно надвигается огромная гудящая машина. В панике я не могла даже сообразить, куда бы укрыться. Ясон мудро спрятался за меня, видимо надеясь, что я смогу спасти его от страшного чудовища. Но на какую-то долю секунды мой разум вдруг прояснился, и я успела спрятать полоску желтой бумаги в рукаве дубленки.
Рычащая махина с высоко расположенными желтыми фарами приблизилась ко мне, загородив всю нашу подъездную аллею. Оглушенная и ослепленная, я тупо стояла, пытаясь на всякий случай нащупать дверцу моей машины. И вдруг все разом стихло и погасло, и мы погрузились в темную тишину, хотя я и раньше ничего не видела. Открылась и захлопнулась дверца, и до меня донесся знакомый квебекский выговор Оливера:
— Неугомонные «Сверчки», они никогда не устают гоняться по снегу!
— Что это за чудо-юдо? — отозвалась я в темноту. — Одни фарищи чего стоят! Ты перепугал меня до безумия.
— Хочешь сказать, что теперь ты без ума от меня? — Его голос приближался ко мне из темноты. — Выйдя с работы, я обнаружил, что в моей машине замерзло масло. Видимо, к вечеру резко похолодало. Хорошо еще, что Ларри, наш программист, одолжил мне до завтра свой фургон. Я подкинул его до городской квартиры, а потом поехал сюда.
Удивившись, как Оливеру удалось так тихо и незаметно подъехать сюда по нашей темной, пустынной трассе, я испытала, однако, такое облегчение оттого, что это оказался именно Оливер, а не ожидаемая банда тайных головорезов-убийц, что с радостью обняла его, когда он оказался рядом, и мы все втроем спокойно вошли в дом.
— У меня есть только кусок курицы, — сообщила я Оливеру на лестничной площадке, где разделялись наши пути. — Я думала, что ты перекусишь в конторе.
— Какая уж там еда, — отмахнулся он. — Я целый день отрабатывал наш вкусный завтрак. С тех пор у меня и маковой росинки во рту не было. Но сегодня мне почему-то уже ничего не хочется, и если не возражаешь, то вы с аргонавтом ужинайте без меня. Может, здоровый сон сотворит чудо.
Снизу мы услышали, что зазвонил мой телефон. Оливер удивленно приподнял брови. Обычно мне очень редко звонили домой.
— Надеюсь, у моего телефона не выработается дурная привычка, — заметила я. — Наверное, пора вспомнить, что мы живем в двадцатом веке, и приобрести один из этих зловредных автоответчиков.
Мы с Оливером разошлись, я припустила вниз по лестнице и схватила трубку после шестого звонка.
— Ариэль Бен? — произнес резкий женский голос с явно выраженным среднеатлантическим акцентом. — Говорит Хелена Вурхер-Лебланк из «Вашингтон пост».
Ну и дела, вот это фамилия! Но мне все равно никогда не нравились журналистки: чересчур напористые.
— Мисс Бен, — продолжила она, не дождавшись ответа, — надеюсь, вы не возражаете, что я беспокою вас в столь печальное для вас время. Я безуспешно пыталась дозвониться вам на работу, и в итоге ваши родственники дали мне ваш домашний номер. Они заверили меня, что вы не откажетесь ответить на пару вопросов. Вам сейчас удобно разговаривать?
— Удобнее не бывает, — со вздохом ответила я.
У меня начала трещать голова от множества сегодняшних треволнений. Мой ужин оттаивал, дом вымерзал, а в рукаве у меня прятался клочок желтой бумаги, который был взрывоопаснее нобелия, чей полураспад может оказаться гораздо длиннее моей жизни, если я как можно скорее не придумаю, что с ним делать. Интервью для «Вашингтон пост»? Отлично, почему бы и нет?
— Что вам хотелось бы узнать, мисс… гм, Лебланк? — вежливо поинтересовалась я, одновременно вытаскивая из рукава добытый Ясоном желтый квиток и читая его.
Ну так и есть: почтовый индекс Сан-Франциско. А объяснение задержки доставки гласило: пакет слишком велик для почтового ящика.
Присев на кожаный диван, я сбросила куртку. Потом засунула квитанцию в задний карман брюк и начала разводить огонь в камине, где обычно готовила ужин. Ясон, запрыгнув на каминную полку, попытался лизнуть меня в щеку, и я слегка потрепала его по уху. Неожиданно, на какой-то краткий миг, я задумалась, чье же разорванное на куски тело лежит сейчас в том гробу под могильной насыпью. А может, они захоронили пустой свинцовый гроб или сунули туда камни вместо Сэма?
— Ваш покойный кузен, вероятно, был очень смелым человеком, — плавно перешла мисс Ву-Лебланк к теме нашего разговора.
— Послушайте, мадам, в данный момент я совершенно не расположена обсуждать моего покойного кузена, — заявила я, подбрасывая новые дрова на остывшие с ночи угли. — С чего вдруг такой внезапный интерес ко мне и моим родственникам? Никто пока, к сожалению, не смог дать мне внятного объяснения.
— Мисс Бен… Ариэль… Вы позволите мне называть вас просто Ариэль? Как вы знаете, три поколения вашей семьи производили личностей, весьма знаменитых своими дарованиями и…
И алчностью, с удовольствием добавила бы я, но она нашла более дипломатичное определение:
— Вкладом в мировую экономику и культуру. Однако до сих пор никто не занялся всесторонним изучением семьи, чей вклад…
— Неужели «Вашингтон пост» решила заняться всесторонним изучением нашей семьи? — встряла я. Что за шутки! — Вы планируете напечатать ряд очерков в воскресном приложении?
— Ха-ха, — зазвенела она. Но быстро затихла, вспомнив о том, что я переживаю «печальное время». — Нет, конечно нет. Мисс Бен, можно я перейду непосредственно к сути интересующего меня дела?
Да ради бога, ведь мы обе знали, под что она подкапывается! Но я лишь кратко выразила согласие.
— Разумеется, нас интересуют рукописи. Наша газета хотела бы приобрести эксклюзивные права на их публикацию. Мы, естественно, готовы заплатить за них крупную сумму. Но нам не хотелось бы начинать торговую войну.
Торговую войну?!
— О каких именно рукописях вы говорите? — изображая наивную простушку, спросила я: пусть поработает, чтобы получить мой ответ.
Коснувшись кончиками пальцев интригующего желтого квитка в кармане брюк, я прищурила глаза; потом начала поджигать растопку, размышляя, как могла бы упроститься жизнь, если бы я случайно уронила этот листок в огонь. Но следующие слова мисс Хелены резко вернули меня к реальности.
— Вообще-то нас интересуют письма и дневники Зои Бен, — заявила она. — Насколько мне известно, ваша семья сообщила вам, что…
— Зои Бен?!! — воскликнула я, едва не подавившись этим именем. Хуже этого и представить ничего нельзя было. — Какое отношение имеет к этим рукописям Зоя?
— Кажется невероятным, мисс Бен, что вы не в курсе того, какое наследство вам завещано.
Резкий голос Хелены стал вдруг почти бархатистым от удивления.
— Может, вы меня просветите? — предложила я. Теперь я слушала ее предельно внимательно. Чего только не писали о моей ужасной тетушке Зое — сводной сестре моего отца, которая считалась в семье паршивой овцой. Да и сама Зоя частенько давала откровенные интервью. Но впервые я слышала о каких-то письмах и дневниках. Кроме того, неужели в жизни Зои существовало нечто еще более мерзкое, чем то, что она уже успела поведать миру в широкой печати?
— Я присутствовала на пресс-конференции в Сан-Франциско, мисс Бен. — Хелена сделала глубокий вздох. — Нам сообщили, что, будучи единственной наследницей вашего покойного кузена Сэмюэля Бена, вы также имеете все права на имущество, унаследованное им от вашей бабушки, известной оперной певицы Пандоры Бен, и вашего дяди, горнорудного магната Эрнеста Бена. Отвечая на вопросы журналистов, ваш отец и мистер Абрахаме, душеприказчик, сообщили, что, насколько они понимают, ваше наследство может включать не только переписку Пандоры Бен с мировыми знаменитостями и ее частные письма, но также и письма ее приемной дочери Зои, известной…
Шлюхи? Это слово крутилось у меня на языке, но она закончила так:
— Танцовщицы.
Я уже упоминала, что в нашей семье весьма сложные родственные связи.
— К сожалению, Хелена, мне не удалось побывать на столь содержательной пресс-конференции, — сказала я. — Но вам, очевидно, намекнули и о том, где сейчас находятся эти важные документы?
Я могла поклясться, что во время оглашения завещания о них не сказали ни слова.
— Пожалуй, да, мисс Бен. Именно поэтому мне и пришлось так срочно дозвониться до вас, поскольку в таком деле время играет весьма существенную роль. Согласно завещанию в случае смерти вашего кузена все его состояние передается в ваши руки не позднее чем через неделю со дня оглашения завещания.
Святое дерьмо. По милости моего драгоценного кровного братца Сэма, оставившего мне несметное богатство, я оказалась втянута в какую-то чертовски опасную игру.
На самом деле я не сказала бы, что никто не способен проследить родственные связи моего семейства. Просто это чертовски неприятное занятие.
Мой дед, Иероним Бен, приехавший из Голландии в Южную Африку, был женат дважды. Первый раз — на Гермионе, богатой вдове также голландского происхождения, жившей в Южно-Африканской Республике со своим маленьким сыном, моим дядюшкой Лафкадио, которого Иероним усыновил, дав ему свою фамилию. От брака Иеронима и Гермионы родилось двое детей: мой дядя Эрнест, родившийся еще в Южной Африке, и моя тетя Зоя, появившаяся на свет уже в Вене, куда семья перебралась в самом начале нынешнего столетия. Таким образом, дядя Лаф стал сводным братом этих двух детей, поскольку все трое родились от одной матери.
Когда Гермиона заболела в Вене, дети ее были еще маленькими — так гласит предание, — и мой дед по просьбе Гермионы нанял привлекательную молодую студентку Венской консерватории в качестве няни или помощницы по хозяйству, а заодно и учительницы музыки для младших детей. После смерти Гермионы эта молодая женщина, Пандора, стала ее преемницей, быстро пройдя несколько этапов: вторая жена моего деда, мать моего отца Огастуса, а после побега с дядюшкой Лафом — самая знаменитая оперная певица в недавно образовавшейся Австрийской Республике.
Более сложная судьба оказалась у нашей паршивой овцы, тетушки Зои. Считалось, что Зоя едва помнила свою больную и умирающую мать, а еще меньше — вечно занятого отца и, воспитанная практически одной Пандорой, предпочла убежать с ней и Лафом, создав тем самым то, что позднее назвали «семейным расколом». Дальнейшая жизнь Зои — Королевы Ночи, самой обольстительной танцовщицы, дамы полусвета и содержанки множества богатых и знаменитых со времен англичанки Лолы Монтес, — требует отдельного описания.
Но сейчас мне до смерти (так уж говорится) хотелось узнать, много ли дядя Лаф, главное действующее лицо нашей семейной драмы, знал об унаследованных мною документах: кому они исходно принадлежали — Пандоре или Зое, а также какую роль эти дамы играли в общей истории. Всю эту информацию я надеялась получить от него в конце недели. Если, конечно, проживу так долго.
Очевидно также, что Сэм знал гораздо больше, чем сообщил. А мне еще следовало понять, почему какие-то письма и дневники пятидесятилетней давности до сих пор считаются столь загадочными и волнующими, и почему мой отец сказал, что они зашифрованы (о чем, кстати, никто больше не упомянул), и почему Сэм разыграл собственную смерть при содействии правительства США и представил меня перед всеми своей наследницей по законному последнему волеизъявлению. Это последнее «почему» вызывало у меня молчаливую и бессильную ярость. Но сегодня, не имея никакой возможности связаться с Сэмом даже по телефону до завтрашнего урочного посещения ковбойского салуна, я должна была придумать, как лучше уберечься от опасностей и остаться живой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101