А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  

 

— спросил он меня и, когда я отрицательно качнула головой, ответил: — Потому что в свои восемь лет ты обладаешь куда большей сообразительностью, чем была у меня, когда я сам впервые пошел на тива-титмас. Может быть, ты даже и сейчас сообразительнее меня. И это еще не все: я думаю также, что ты отважнее и смелее меня. Когда я впервые отправился в этот лес без проводника, то уже знал здесь каждую тропинку и каждый камень. Но ты не побоялась сегодня одна отправиться вслед за мной, безрассудно доверяясь всему, что может приключиться с тобой. Дедушка называет это необходимой верой.
— Я последовала за тобой, — подчеркнула я. — И наверное, просто по глупости!
Сэм откинул назад голову и рассмеялся.
— Нет, нет. Ты не глупая, — сказал он. — Но возможно, Умница, — добавил он со своей удивительной улыбкой, — возможно, именно то, что ты заблудилась и едва не погибла в этом лесу, станет добрым талисманом для меня — моей «счастливой» кроличьей лапкой. — Он дернул меня за косичку. — Может, удача придет ко мне благодаря тому, что я нашел тебя.
Так и случилось. Именно тогда Сэм стал Серым Облаком, наш тотемный дух благословил нас светом, а я стала членом его индейского племени, когда мы смешали нашу кровь. В ту самую ночь мне словно открылась какая-то внутренняя тайна, и с тех пор мой жизненный путь стал для меня четким и ясным.
С той самой ночи и до сегодняшнего дня.
Государственную власть не раз обвиняли в растрачивании денег налогоплательщиков, но никогда эти растраты не улучшали рабочих условий ее служащих. Особенно здесь, в провинции, где каждые пять центов, способные обеспечить удобную рабочую обстановку, выколачивались с большим трудом, а чаще всего складывались в кубышку. В результате больше наличных денег тратилось на обустройство шести акров парковочной стоянки нашего центра, где государственные служащие парковали свои машины, чем на строительство, отделку, ремонт, уборку или отопление зданий, где в реальности приходилось работать людям.
Сразу после обеда, еще с налипшими снеговыми плюшками на машине, я подъехала к нашей стоянке и обозрела ее бескрайние просторы. Как я и подозревала, в такое позднее время свободные места остались лишь в самом дальнем конце, простиравшемся, казалось, до границы с Вайомингом, соседним штатом. А в такое время года, даже после утренней оттепели, резкий дневной ветер мог существенно понизить температуру. Ветровое стекло уже бомбардировали ледяные градины. Рискуя нарваться на штраф, я решила оставить машину прямо перед главным зданием, где находилась небольшая стоянка для официальных гостей. Простым смертным там парковаться запрещалось, впрочем, как и входить в центр через гостевой вестибюль. Но мне обычно удавалось уговорить охрану позволить мне расписаться в вахтенном журнале, вместо того чтобы тащиться по улице вокруг всего комплекса и входить в него с задней стороны, через официальные ловушки для служащих.
Я плавно въехала на одно из свободных мест, подняла воротник дубленки, замотала лицо длинным кашемировым шарфом с бахромой и натянула на уши шерстяную лыжную шапочку. Выскочив из машины, я рванулась к стеклянному порталу. Что оказалось совсем не лишним, поскольку, когда я входила в здание, порыв ветра едва не сорвал дверь с петель. Мне удалось закрыть ее и пройти через вторые двери в вестибюль.
Я разматывала шарф, вытирая обожженные ветром глаза, когда увидела его. Он стоял у бюро пропусков и расписывался. Я оцепенела.
Нет, серьезно, не могла же я забыть слова из «Волшебного вечера» — «Ты встретишь незнакомца», — если Джерси частенько крутила эту запись, где она поет вместе со знаменитым баритоном, Дитрихом Фишером-Дискау, на сцене зала «Плейель» в Париже.
И вот он, этот незнакомец, передо мной. Конечно, в вестибюле отдела научно-технического обслуживания обстановка была не слишком идиллической, но я сразу поняла, что увидела того самого единственного на земле человека, созданного персонально для меня. Это был подарок богов, посланный мне в утешение после гибели моего кузена Сэма. Даже страшно подумать, что я могла войти в другие двери. Какие изысканные и таинственные подарки порой щедро подбрасывает нам судьба из своих запасов!
Он выглядел божественно — по крайней мере, вполне соответствовал почерпнутому мною из книг образу бога. Его темные и густые волосы, зачесанные назад, прикрывали воротник. Он был высок и строен и обладал тем четко высеченным македонским профилем, что обычно ассоциируется с героями. С его широких плеч свободно свисали пальто из мягкой верблюжьей шерсти и белый шелковый шарф с кисточками. В изящных длинных пальцах он небрежно держал пару шикарных итальянских кожаных перчаток. Он вовсе не походил на ковбойского инженера, чертыхающегося, как сказал бы Оливер, по любому поводу.
В его осанке и манере поведения сквозило некое отчужденное, царственное спокойствие, граничившее с надменностью. А когда он отвернулся от огранщицы Беллы — которая продолжала таращиться на него с открытым ртом, как рыба, — и направился ко мне, я заметила потрясающие темно-бирюзовые, удивительно глубокие глаза, окаймленные черными ресницами. Его взгляд скользнул по мне, помедлил мгновение, и я поняла, что сейчас в этом наряде обладаю сексуальной привлекательностью белого медведя.
Он направился в мою сторону. Он шел к выходу из здания! Я лихорадочно соображала, что должна что-то сделать — хлопнуться в обморок или растянуться у дверей. Но на самом деле, когда он проходил мимо, я лишь закрыла глаза и вдохнула его запах — смесь сосны, кожи и лимона, слегка одурманившую меня.
Возможно, у меня разыгралось воображение, но мне послышалось, что, проходя мимо, он прошептал что-то вроде «очаровательно» или «потрясающе». А возможно, просто пробормотал «простите», поскольку я, видимо, слегка загораживала ему выход. Когда я открыла глаза, его уже не было.
Я направилась к проходной, собираясь заглянуть в вахтенный журнал, но, когда подошла к стойке регистрации, Белла, успевшая восстановить спокойствие, заложила бумагой открытую страницу. Удивленно взглянув на нее, я заметила, что она обожгла меня взглядом, совершенно не свойственным для служащих охраны. Скорее он напоминал тигрицу во время течки.
— Вам следует пользоваться служебным входом, мисс Бен, — сообщила она мне, указывая на выход. — А этот журнал только для персонала охраны.
— Любые посетители, расписываясь в вашем журнале, могут просмотреть его и увидеть, кто здесь был, — заметила я. — Почему же нельзя остальным служащим? Что-то мне неизвестны подобные ограничения.
— Вы следите за атомной безопасностью, а не за безопасностью помещений, потому вам многое неизвестно, — ухмыльнувшись, возразила она таким тоном, словно моя сфера деятельности по сравнению с ее была примитивной и атавистической.
Совершенно неожиданно для нее я выдернула листок бумаги из-под наманикюренных розовато-лиловых ногтей. Она ухватилась за него, но слишком поздно. Я успела прочесть последнюю строчку в журнале:

«Профессор, доктор Вольфганг К. Хаузер; МАГАТЭ; Креме, Австрия».
Я смутно представляла, где в Австрии находится Креме. Но МАГАТЭ, или Международное агентство по атомной энергии, контролирующее атомную промышленность во всем мире, до недавнего времени не особо проявляло свою активность. Сама Австрия была безъядерной страной. Тем не менее она выпускала самых классных специалистов-ядерщиков в мире. Как же мне хотелось более серьезно познакомиться с curriculum vitae профессора Вольфганга К. Хаузера! Хотя бы для начала.
Улыбнувшись Белле, я нацарапала свою фамилию в журнале.
— У меня срочное задание от нашего шефа, Пастора Дарта. Он попросил меня срочно зайти в это крыло, — заявила я и, сняв куртку, повесила ее на настенную вешалку в вестибюле.
— Неправда, — возразила Белла, ехидно прищурившись. — Доктор Дарт ушел на обед с какими-то деятелями из Вашингтона. Он сам расписался здесь с ними около часа назад. Вот, убедитесь сами.
— Ага, значит, как я и подозревала, в ваш журнал может заглядывать не только персонал охраны, — с усмешкой бросила я и удалилась по коридору.
Оливер сидел в кабинете, который мы делили с ним в этом здании, и играл на компьютере. Мы были руководителями проекта, связанного с обнаружением, переработкой и захоронением «сильно радиоактивных отходов» типа тепловыделяющих и прочих трансурановых материалов, то есть тех материалов, атомный вес которых выше урана. Они отслеживались с помощью программ, спроектированных в соответствии с нашими требованиями и разработанных нашими программистами.
— Кто такой профессор Вольфганг К. Хаузер из австрийского МАГАТЭ? — спросила я, когда Оливер оторвал взгляд от экрана.
— О господи, невероятно, и ты туда же? — сказал он, откатываясь назад на своем вращающемся стуле и протирая глаза. — Ты ведь вернулась на работу всего пару минут назад. Как же тебе удалось так быстро подхватить общую болезнь? Все тут посходили с ума из-за этого парня. До настоящего момента ни одной женщине не удалось устоять. А я-то надеялся, что ты окажешься более стойкой. Видишь ли, я поставил на тебя большие деньги. Мы уже заключили несколько пари.
— Он великолепен, — заявила я Оливеру. — И это еще слабо сказано. От него исходит… даже не знаю, как сказать… какой-то странный животный магнетизм.
— Ох, нет! — простонал Оливер, порывисто кладя руки мне на плечи. — Это гораздо хуже, чем я представлял! Наверное, я уже проиграл свои бакалейные деньги.
— Неужели ты рискнул своим бюджетом на покупку экзотического гурманского чая? — с усмешкой спросила я.
Он опустился на стул и застонал, обхватив голову руками. Я вдруг осознала, что этот профессор Вольфганг К. Хаузер впервые за неделю заставил меня улыбнуться и на целых десять минут забыть о Сэме. Что обернулось для Оливера проигрышем в споре и потерей нескольких фунтов чудесного чая.
Оливер вскочил на ноги, услышав завывания системы аварийной безопасности, в промежутках между которыми громкоговоритель выдал нам следующую информацию:
— Начинается внеочередная проверка системы аварийной безопасности. Объявляется пожарная тревога. Эта тренировка проводится как для местной пожарной службы, так и для служащих отделов федеральной безопасности. Пожалуйста, быстро пройдите к ближайшим аварийным выходам и, покинув здание, дождитесь на парковочной стоянке сигнал отбоя тревоги.
Святое дерьмо! Во время пожарной тревоги разрешалось пользоваться только аварийными выходами. Все остальные выходы и двери центра опечатывались, и сотрудники действительно могли оказаться в ловушке, особенно те, кто оставил куртку в главном вестибюле гостевого крыла. Когда я подъехала к работе, на улице было довольно морозно, и сейчас стало еще холоднее. А пожарная тревога обычно длится минут тридцать.
— Пошли, — сказал Оливер, натягивая свою парку. — Бери вещи, и пойдем!
— Моя куртка в главном вестибюле, — сказала я, быстро следуя за ним по просторным комнатам с уже опустевшими столами.
Море людей вытекало из четырех пожарных выходов на пронизывающий порывистый ветер.
— Ты совершенно ненормальная, — сообщил мне Оливер. — Сколько раз я твердил тебе, чтобы ты не раздевалась в главном вестибюле? Теперь ты превратишься в ледяную скульптуру. Я бы поделился с тобой курткой, но вдвоем мы не влезем в нее, она довольно узкая. Впрочем, можно греться в ней по очереди, меняясь, когда раздетый начнет синеть.
— Я захватила сумочку с ключами от машины, там у меня есть запасная парка, — сказала я. — Надо просто добежать до машины и включить отопление. Если тревога продлится слишком долго, можно зайти в ковбойский салун выпить горячего чая.
— Ладно, я пойду с тобой. Раз уж ты зашла через главный вход, то, наверное, и припарковалась там нелегально?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101