Хладнокровному Сабиру-бобо даже смерть любимого племянника не помешала уничтожить главные архивы, этот вариант у них был давно оговорен и отработан. Взрывом вслед вертолету духовный наставник как бы давал знать хану Акмалю, что архивов, главных улик его деятельности, нет и он волен избирать любую тактику защиты, все тайны партийной и хозяйственной элиты края отныне находились при нем самом.
Вернувшись в Ташкент, Камалов забежал лишь на полчаса домой, чтобы переодеться, и тут же отправился в ЦК партии. Вначале он поднялся на второй этаж к Сухробу Ахмедовичу, но того не оказалось на месте, секретарша объяснила, что он сейчас на приеме у самого Первого. «Вот и хорошо, не придется дважды докладывать», – подумал прокурор и пешком поднялся на пятый этаж, в приемную. Помощник, увидев его в дверях, пошел доложить, то ли у него было такое распоряжение, то ли его разыскивали, но тотчас пригласили к хозяину просторного кабинета. Завотделом ЦК действительно находился там, и, судя по двум толстым папкам перед ним, долго. Увидев Камалова, Первый вышел из-за стола и пошел ему навстречу улыбаясь, и прокурор сразу понял, что они еще не знают об аресте аксайского хана.
После традиционного приветствия Первый, оглядев его внимательно, участливо сказал:
– Выглядите вы неважно, словно всю ночь охотились за бандитами, у вас ведь появился отдел по борьбе с организованной преступностью, мне вот только сейчас об этом доложили, пусть они и занимаются этим, а вы уж вырабатывайте стратегию, тактику, осуществляйте общее руководство.
Пока Первый не убрал с его плеча руку, провожая к столу, Камалов вдруг остановился и, глядя прямо в глаза Первому, сказал:
– А вы большой провидец, оказывается, я действительно всю ночь охотился, но только за одним бандитом, но он, поверьте мне, стоит сотни преступников.
– И как, удачно? – спросил с интересом Первый. – И кто же у нас такой главный бандит, за которым охотился прокурор с особыми полномочиями из Москвы?
– Я арестовал Акмаля Арипова, бывшего доверенного человека Шарафа Рашидовича.
– Вы хотите сказать, Героя Соцтруда, депутата Верховного Совета СССР, члена ЦК, Лауреата Государственной премии, выдающегося хозяйственника? – спросил Первый абсолютно беспристрастным, спокойным голосом, и трудно было понять, куда он клонит.
– Я человек новый и не знал, что у обыкновенного директора агропромышленного объединения столько почетных званий, но уверен, что ему придется расстаться со всеми наградами, титулами и регалиями…
И вдруг хозяин кабинета вполне равнодушно прервал:
– Арестовали так арестовали, вам виднее, мы не собираемся влиять на правовые органы, не так ли, Сухроб Ахмедович?
Акрамходжаев, не зная, как реагировать, встал и сказал, обращаясь к Первому:
– Я забираю, с вашего позволения, прокурора и, ознакомившись детально с арестом, доложу вам. – И они покинули кабинет, из окон которого открывалась удивительная панорама на живописный сквер имени Гагарина, с прекрасным памятником ему на природном возвышении, с фонтанами, лягушатниками для детворы и утопающим в зелени стадионом «Пахтакор», на котором любил бывать сам Шараф Рашидович.
С пятого на второй этаж спускались пешком, и с каждой мраморной ступенькой, устланной ковровой дорожкой, прокурор ощущал, как росло напряжение между ними, хотя шли они молча. Казалось бы, по логике, вроде радоваться надо, но радости на лице Акрамходжаева не читалось. Скорее наоборот, даже Первый среагировал на неудачную реакцию своего заведующего отделом, это не ускользнуло от внимания Камалова. Вот хозяин республики держался что надо, хотя и понимал, наверное, что арест аксайского хана опасен для него, а вдруг Арипов решит выложить карты на стол, потащит за собой на скамью подсудимых всех остальных, не принявших должного участия в его судьбе? Нет, хозяина больше устраивала бы смерть хана Акмаля, но почему же столь хмур Сухроб Акрамходжаев? Такая вот мысль одолевала прокурора Камалова, пока они добирались до кабинета на втором этаже.
Только они вошли в кабинет, хозяин бросил папки с документами на стол и, не скрывая раздражения, спросил:
– Что это вы себе позволяете, Хуршид Азизович?
Камалов, словно не замечая тона, не спеша уселся и спросил спокойно:
– Я не понимаю, о чем это вы?
– Об аресте уважаемого в республике человека. Вопрос о привлечении его к уголовной ответственности решать не нам, и даже не на пятом этаже, Ариповым занимается Москва. – И он многозначительно поднял палец, что выглядело в данной ситуации нелепо.
– А как же ваши статьи о праве, уважаемый доктор юридических наук, о верховенстве законов над идеологией, над телефонным правом и прочей номенклатурной неприкосновенностью? Вы ведь так блестяще разгромили подобную практику! – заведомо распаляя хозяина кабинета, спрашивал Камалов, пытаясь наконец-то разобраться со столь популярным юристом в крае.
– Ах, оставьте вы, – раздраженно отмахнулся тот, – теория одно, а практика совсем другое, вам ли мне объяснять, наверное, не так просто дослужились до генеральских погон.
– Да, непросто… – задумчиво ответил Камалов, чем совсем сбил с толку собеседника. – А впрочем, – продолжал прокурор после затянувшейся паузы, – мне кажется, Первый одобрил мой поступок, он, видимо, знает, какой вред может нанести Арипов, оставаясь на свободе. К тому же, помните, он сказал, что ЦК не будет вмешиваться в дела правовых органов, отчего же вы расстраиваетесь? Ведь это вполне в нашей с вами компетенции, я вам такие документы покажу, что у вас пройдут все сомнения и тревоги по поводу моей самодеятельности. – Последними фразами Камалов открыто блефовал, делая из себя этакого наивного служаку.
Шеф долго и откровенно хохотал, он действительно поверил в сказанное Камаловым.
– Да, не ожидал я от вас подобной наивности, а впрочем, понятно, Москва одно, Восток другое. Вы что, на самом деле поверили, что Первый в восторге от вашей акции?
– А как же, он вообще никак всерьез не прореагировал, помните он сказал, – «арестовали так арестовали», станет он вмешиваться в дела какого-то директора совхоза, – гнул свое прокурор.
– А где сейчас находится Арипов? – вдруг резко повернув тему, спросил он, видимо, у него возник какой-то план, круто меняющий ситуацию.
Камалов посмотрел на часы и сказал:
– Сейчас, я думаю, он уже подлетает к Москве, а через два часа будет в следственном изоляторе КГБ…
Тут выдержка окончательно подвела Акрамходжаева, он заметно побледнел, и вся важность, с которой он всегда держался, вмиг слетела с него, видимо, у него подкосились ноги, и он вяло плюхнулся в кресло и устало закончил:
– С вами не соскучишься, дали бы хоть Первому переговорить с ним, а впрочем, вы правы, зачем ему такая встреча. – Потом, совладав с собой вновь, встал из-за стола и сказал, пытаясь казаться искренним: – Извините меня, у нас такие решительные поступки случаются редко, и я не оказался готовым воспринимать их без эмоций, извините за несдержанность. Я поздравляю вас, ибо знаю, как вы рисковали, беря на себя такую ответственность. – И он протянул руку, считая инцидент исчерпанным.
После того как Камалов поставил в известность ЦК о том, что он арестовал хана Акмаля, в течение часа произошло два разных события, определивших на будущее отношения прокурора республики и его шефа из ЦК, Акрамходжаева. Хуршида Азизовича обескуражило отношение Первого к сообщению. Какой тактический расчет строился за внешним равнодушием? А может, равнодушие оттого, что Первый еще не знал, что ханом Акмалем занимается Москва и КГБ, на которых при всех связях сложно оказывать давление, и никакие миллионы отступного в данном случае уже роли не играют? Возможно, сейчас, после нового доклада, что Арипов уже подлетает к Москве, реакция у хозяина республики иная? Волновало его другое. Отчего такое негативное отношение к аресту Арипова у заведующего Отделом административных органов ЦК? Разве он не понимает, какая угроза исходила от хана Акмаля, пока он находился на свободе? Почему он так близко принял арест директора агропромышленного объединения? Что кроется за его первой реакцией – раздражительностью и почти с обморочной бледностью? Почему он огорчился, узнав, что аксайского Креза переправили в Москву? Что дала бы встреча Первого с арестованным ханом Акмалем, о котором он случайно обмолвился? Ни на один из этих вопросов не находилось сколь-нибудь вразумительного ответа – все не стыковалось ни с его должностью, ни с его юридическим мировоззрением, получившим столь широкую огласку в крае.
Хуршид Азизович моментально вспомнил его блистательные статьи, некоторые из них он читал по два-три раза, столь оригинальны, свежи по мысли, смелы, юридически безукоризненны они были. И вдруг: «Теория одно, практика другое», это никак не вязалось с автором выстраданных душой публикаций, подобных взрыву или извержению вулкана. Такое не могло родиться ни в равнодушном, ни в холодном сердце, и подобное мог написать только человек незаурядный, неординарно мыслящий, юрист с ярким умом, аналитическим мышлением. А за время совместной работы он не слышал от своего шефа в ЦК ни одной фразы, даже близкой по звучанию к тем знаменитым текстам, ни одна идея, мысль, исходящая от него, не отличалась оригинальностью нового мышления. Словно Акрамходжаева подменили после его триумфа. Что бы означала столь разительная метаморфоза? И еще, и опять же из последней беседы: «наверное, непросто дослужились до генеральских погон…» За это в прежнее время, безусловно, давали пощечину и вызывали на дуэль. Как-то не вязалась гнилая философия с авторством благородных статей в защиту закона и права. Не мог подлый человек поднять такие проблемы, для этого нужен свет ума и души. Отчего такое разительное раздвоение личности? И если так, то человек на этой должности представлял не меньшую опасность, чем сам хан Акмаль на свободе. А не отсюда ли, если существует раздвоение души, двурушничество, происходит утечка информации? – пронзила вдруг прокурора Камалова неожиданная догадка.
Вернувшись к себе в Прокуратуру на Гоголя, он тут же вызвал к себе начальника отдела по борьбе с организованной преступностью, они с ним вернулись из Аксая одновременно. Трехдневная операция, проведенная в Намангане, дала Камалову возможность увидеть в деле людей, рекомендованных генералом КГБ Саматовым, и он остался ими доволен, лучшей проверки, конечно, и придумать было нельзя.
Как только начальник отдела вошел в кабинет, Камалов попросил секретаршу ни с кем его не соединять по телефону, даже если позвонят из ЦК, а такие звонки должны были последовать после первого шока от известия об аресте Арипова. Разговору со своим новым коллегой прокурор придавал сейчас куда большее значение, чем звонку из Белого дома, как называли в Прокуратуре здание ЦК.
– Ну, как среагировали в ЦК на нашу операцию? – спросил полковник, он знал, что акция проводилась без согласования с верхами, и он переживал за прокурора Камалова, с которым ему предстояло теперь работать, Бахтияр Саматович, рекомендуя его на работу в новый отдел Прокуратуры республики, рассказал, что это за человек, да и он сам видел его на деле в Аксае.
– Вынуждены были смириться с фактом, – улыбнулся прокурор. – Но, как говорится, нет худа без добра. Встреча натолкнула меня на одну неожиданную мысль, сейчас я вам ее поясню. Новость, как говорится, не для слабонервных, но вначале небольшое вступление. Я появился у вас в КГБ неделю назад, и не только для того, чтобы ознакомиться с материалами ваших следователей по делу Арипова, а прежде всего чтобы заполучить надежных людей, хотя бы на ключевые посты и еще потому, что меня тревожит постоянная утечка информации.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72
Вернувшись в Ташкент, Камалов забежал лишь на полчаса домой, чтобы переодеться, и тут же отправился в ЦК партии. Вначале он поднялся на второй этаж к Сухробу Ахмедовичу, но того не оказалось на месте, секретарша объяснила, что он сейчас на приеме у самого Первого. «Вот и хорошо, не придется дважды докладывать», – подумал прокурор и пешком поднялся на пятый этаж, в приемную. Помощник, увидев его в дверях, пошел доложить, то ли у него было такое распоряжение, то ли его разыскивали, но тотчас пригласили к хозяину просторного кабинета. Завотделом ЦК действительно находился там, и, судя по двум толстым папкам перед ним, долго. Увидев Камалова, Первый вышел из-за стола и пошел ему навстречу улыбаясь, и прокурор сразу понял, что они еще не знают об аресте аксайского хана.
После традиционного приветствия Первый, оглядев его внимательно, участливо сказал:
– Выглядите вы неважно, словно всю ночь охотились за бандитами, у вас ведь появился отдел по борьбе с организованной преступностью, мне вот только сейчас об этом доложили, пусть они и занимаются этим, а вы уж вырабатывайте стратегию, тактику, осуществляйте общее руководство.
Пока Первый не убрал с его плеча руку, провожая к столу, Камалов вдруг остановился и, глядя прямо в глаза Первому, сказал:
– А вы большой провидец, оказывается, я действительно всю ночь охотился, но только за одним бандитом, но он, поверьте мне, стоит сотни преступников.
– И как, удачно? – спросил с интересом Первый. – И кто же у нас такой главный бандит, за которым охотился прокурор с особыми полномочиями из Москвы?
– Я арестовал Акмаля Арипова, бывшего доверенного человека Шарафа Рашидовича.
– Вы хотите сказать, Героя Соцтруда, депутата Верховного Совета СССР, члена ЦК, Лауреата Государственной премии, выдающегося хозяйственника? – спросил Первый абсолютно беспристрастным, спокойным голосом, и трудно было понять, куда он клонит.
– Я человек новый и не знал, что у обыкновенного директора агропромышленного объединения столько почетных званий, но уверен, что ему придется расстаться со всеми наградами, титулами и регалиями…
И вдруг хозяин кабинета вполне равнодушно прервал:
– Арестовали так арестовали, вам виднее, мы не собираемся влиять на правовые органы, не так ли, Сухроб Ахмедович?
Акрамходжаев, не зная, как реагировать, встал и сказал, обращаясь к Первому:
– Я забираю, с вашего позволения, прокурора и, ознакомившись детально с арестом, доложу вам. – И они покинули кабинет, из окон которого открывалась удивительная панорама на живописный сквер имени Гагарина, с прекрасным памятником ему на природном возвышении, с фонтанами, лягушатниками для детворы и утопающим в зелени стадионом «Пахтакор», на котором любил бывать сам Шараф Рашидович.
С пятого на второй этаж спускались пешком, и с каждой мраморной ступенькой, устланной ковровой дорожкой, прокурор ощущал, как росло напряжение между ними, хотя шли они молча. Казалось бы, по логике, вроде радоваться надо, но радости на лице Акрамходжаева не читалось. Скорее наоборот, даже Первый среагировал на неудачную реакцию своего заведующего отделом, это не ускользнуло от внимания Камалова. Вот хозяин республики держался что надо, хотя и понимал, наверное, что арест аксайского хана опасен для него, а вдруг Арипов решит выложить карты на стол, потащит за собой на скамью подсудимых всех остальных, не принявших должного участия в его судьбе? Нет, хозяина больше устраивала бы смерть хана Акмаля, но почему же столь хмур Сухроб Акрамходжаев? Такая вот мысль одолевала прокурора Камалова, пока они добирались до кабинета на втором этаже.
Только они вошли в кабинет, хозяин бросил папки с документами на стол и, не скрывая раздражения, спросил:
– Что это вы себе позволяете, Хуршид Азизович?
Камалов, словно не замечая тона, не спеша уселся и спросил спокойно:
– Я не понимаю, о чем это вы?
– Об аресте уважаемого в республике человека. Вопрос о привлечении его к уголовной ответственности решать не нам, и даже не на пятом этаже, Ариповым занимается Москва. – И он многозначительно поднял палец, что выглядело в данной ситуации нелепо.
– А как же ваши статьи о праве, уважаемый доктор юридических наук, о верховенстве законов над идеологией, над телефонным правом и прочей номенклатурной неприкосновенностью? Вы ведь так блестяще разгромили подобную практику! – заведомо распаляя хозяина кабинета, спрашивал Камалов, пытаясь наконец-то разобраться со столь популярным юристом в крае.
– Ах, оставьте вы, – раздраженно отмахнулся тот, – теория одно, а практика совсем другое, вам ли мне объяснять, наверное, не так просто дослужились до генеральских погон.
– Да, непросто… – задумчиво ответил Камалов, чем совсем сбил с толку собеседника. – А впрочем, – продолжал прокурор после затянувшейся паузы, – мне кажется, Первый одобрил мой поступок, он, видимо, знает, какой вред может нанести Арипов, оставаясь на свободе. К тому же, помните, он сказал, что ЦК не будет вмешиваться в дела правовых органов, отчего же вы расстраиваетесь? Ведь это вполне в нашей с вами компетенции, я вам такие документы покажу, что у вас пройдут все сомнения и тревоги по поводу моей самодеятельности. – Последними фразами Камалов открыто блефовал, делая из себя этакого наивного служаку.
Шеф долго и откровенно хохотал, он действительно поверил в сказанное Камаловым.
– Да, не ожидал я от вас подобной наивности, а впрочем, понятно, Москва одно, Восток другое. Вы что, на самом деле поверили, что Первый в восторге от вашей акции?
– А как же, он вообще никак всерьез не прореагировал, помните он сказал, – «арестовали так арестовали», станет он вмешиваться в дела какого-то директора совхоза, – гнул свое прокурор.
– А где сейчас находится Арипов? – вдруг резко повернув тему, спросил он, видимо, у него возник какой-то план, круто меняющий ситуацию.
Камалов посмотрел на часы и сказал:
– Сейчас, я думаю, он уже подлетает к Москве, а через два часа будет в следственном изоляторе КГБ…
Тут выдержка окончательно подвела Акрамходжаева, он заметно побледнел, и вся важность, с которой он всегда держался, вмиг слетела с него, видимо, у него подкосились ноги, и он вяло плюхнулся в кресло и устало закончил:
– С вами не соскучишься, дали бы хоть Первому переговорить с ним, а впрочем, вы правы, зачем ему такая встреча. – Потом, совладав с собой вновь, встал из-за стола и сказал, пытаясь казаться искренним: – Извините меня, у нас такие решительные поступки случаются редко, и я не оказался готовым воспринимать их без эмоций, извините за несдержанность. Я поздравляю вас, ибо знаю, как вы рисковали, беря на себя такую ответственность. – И он протянул руку, считая инцидент исчерпанным.
После того как Камалов поставил в известность ЦК о том, что он арестовал хана Акмаля, в течение часа произошло два разных события, определивших на будущее отношения прокурора республики и его шефа из ЦК, Акрамходжаева. Хуршида Азизовича обескуражило отношение Первого к сообщению. Какой тактический расчет строился за внешним равнодушием? А может, равнодушие оттого, что Первый еще не знал, что ханом Акмалем занимается Москва и КГБ, на которых при всех связях сложно оказывать давление, и никакие миллионы отступного в данном случае уже роли не играют? Возможно, сейчас, после нового доклада, что Арипов уже подлетает к Москве, реакция у хозяина республики иная? Волновало его другое. Отчего такое негативное отношение к аресту Арипова у заведующего Отделом административных органов ЦК? Разве он не понимает, какая угроза исходила от хана Акмаля, пока он находился на свободе? Почему он так близко принял арест директора агропромышленного объединения? Что кроется за его первой реакцией – раздражительностью и почти с обморочной бледностью? Почему он огорчился, узнав, что аксайского Креза переправили в Москву? Что дала бы встреча Первого с арестованным ханом Акмалем, о котором он случайно обмолвился? Ни на один из этих вопросов не находилось сколь-нибудь вразумительного ответа – все не стыковалось ни с его должностью, ни с его юридическим мировоззрением, получившим столь широкую огласку в крае.
Хуршид Азизович моментально вспомнил его блистательные статьи, некоторые из них он читал по два-три раза, столь оригинальны, свежи по мысли, смелы, юридически безукоризненны они были. И вдруг: «Теория одно, практика другое», это никак не вязалось с автором выстраданных душой публикаций, подобных взрыву или извержению вулкана. Такое не могло родиться ни в равнодушном, ни в холодном сердце, и подобное мог написать только человек незаурядный, неординарно мыслящий, юрист с ярким умом, аналитическим мышлением. А за время совместной работы он не слышал от своего шефа в ЦК ни одной фразы, даже близкой по звучанию к тем знаменитым текстам, ни одна идея, мысль, исходящая от него, не отличалась оригинальностью нового мышления. Словно Акрамходжаева подменили после его триумфа. Что бы означала столь разительная метаморфоза? И еще, и опять же из последней беседы: «наверное, непросто дослужились до генеральских погон…» За это в прежнее время, безусловно, давали пощечину и вызывали на дуэль. Как-то не вязалась гнилая философия с авторством благородных статей в защиту закона и права. Не мог подлый человек поднять такие проблемы, для этого нужен свет ума и души. Отчего такое разительное раздвоение личности? И если так, то человек на этой должности представлял не меньшую опасность, чем сам хан Акмаль на свободе. А не отсюда ли, если существует раздвоение души, двурушничество, происходит утечка информации? – пронзила вдруг прокурора Камалова неожиданная догадка.
Вернувшись к себе в Прокуратуру на Гоголя, он тут же вызвал к себе начальника отдела по борьбе с организованной преступностью, они с ним вернулись из Аксая одновременно. Трехдневная операция, проведенная в Намангане, дала Камалову возможность увидеть в деле людей, рекомендованных генералом КГБ Саматовым, и он остался ими доволен, лучшей проверки, конечно, и придумать было нельзя.
Как только начальник отдела вошел в кабинет, Камалов попросил секретаршу ни с кем его не соединять по телефону, даже если позвонят из ЦК, а такие звонки должны были последовать после первого шока от известия об аресте Арипова. Разговору со своим новым коллегой прокурор придавал сейчас куда большее значение, чем звонку из Белого дома, как называли в Прокуратуре здание ЦК.
– Ну, как среагировали в ЦК на нашу операцию? – спросил полковник, он знал, что акция проводилась без согласования с верхами, и он переживал за прокурора Камалова, с которым ему предстояло теперь работать, Бахтияр Саматович, рекомендуя его на работу в новый отдел Прокуратуры республики, рассказал, что это за человек, да и он сам видел его на деле в Аксае.
– Вынуждены были смириться с фактом, – улыбнулся прокурор. – Но, как говорится, нет худа без добра. Встреча натолкнула меня на одну неожиданную мысль, сейчас я вам ее поясню. Новость, как говорится, не для слабонервных, но вначале небольшое вступление. Я появился у вас в КГБ неделю назад, и не только для того, чтобы ознакомиться с материалами ваших следователей по делу Арипова, а прежде всего чтобы заполучить надежных людей, хотя бы на ключевые посты и еще потому, что меня тревожит постоянная утечка информации.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72