— Ева отстригала волосы от самых корней. — Почему это ты — милая, а я нет?
— Замолчи. Я уже сказала, что не знаю этого человека.
— Подожди, мы его обстрижем, высушим, тогда и будешь так категорично заявлять.
— Я думаю, — задумалась Далила, — вдруг это Ангел Кумус сделал себе пластическую операцию…
— Не расслабляйся. Ты Ангела, как сейчас помню, из ванной на руках вынесла. А этот дядя очень длинный, видишь, как у него коленки торчат! И руки. Огромные руки. Кумус был поизящней.
— Знаешь что! Ты у нас специалист. Ну-ка определи побыстрей, кто это такой и что он делает в моей квартире!
— Стели простыню на полу в коридоре. Приготовь место. Я приступаю к бороде. — Ева стряхивала с ладоней мокрые длинные пряди. — Вытащим в коридор и замотаем в простыню.
Сначала они уронили мужика в воду, уже почти вытащив его. Отдышались, сидя на краю ванны и глядя друг на друга. Первой улыбнулась Ева. Далила ответила на ее улыбку, но отвернулась и махнула рукой. Через несколько секунд они хохотали, совершенно мокрые и уставшие.
Далила показала жестом, что все, хватит, — выставила перед Евой ладони, перестала смеяться и подхватила ноги мужчины за щиколотки. Ева просунула руки ему под мышки. Мужчина застонал.
Они опять бросили его, тяжелого и скользкого, в воду. Озабоченно осмотрели.
— У тебя что, ни одного мужика нет на примете? — Далила мыла руки под краном. — А лучше — двух. Например, твой муж. Позвони, пусть приедет и поможет вытащить.
— Слушай, а пусть живет здесь, в ванне. Будешь подливать ему теплой водички. Кстати, в таких случаях зовут соседей.
— Нет, — сказала Далила, — не могу, я и так их перепугала. Сначала спрашивала, живу ли я здесь, узнают ли они меня. Потом кричала, что в моей постели изгаженный мужчина. Теперь пойду и позову голого мужика из ванны вытащить, да?
— У меня есть одна мысль, — задумчиво сказала Ева, вытирая руки и направляясь к телефону.
— Два мужика лучше! — крикнула Далила из кухни. Она разбивала ампулы с лекарством и набирала шприц.
Во Владивостоке шел дождь. Дима сказал, что это не дождь, а тропический ливень. Хрустов смотрел в окно: по стеклу стекали струи воды, ему вспомнилась мокрая стамбульская зима, сильный дождь, он — в машине едет по городу за двумя женщинами и прослушивает их, и вдруг — на грани воображения и реальности — темные тяжелые волосы прохладным крылом по щеке и губам. А ведь она в его квартире не распускала волосы. Они были стянуты. Назад, он это точно помнит.
— Женщину вспомнил? — спросил Дима. Он видел лицо Хрустова в зеркале, пока завязывал галстук.
— Я не люблю дождь.
— И я не люблю. Я люблю жару и открытое пространство. Ну что, готов?
— Какие-нибудь конкретные указания будут? — поинтересовался Хрустов, запирая дверь номера.
Просто будь рядом.
В районном отделении милиции Западного округа Москвы полтора десятка футбольных фанатов сидели на скамейках, на полу, плевались, ругались матом и иногда вдруг начинали дружно и громко петь. Один наряд выехал снимать самоубийцу, который стоял на крыше шестнадца-тиэтажки и ждал чего-то. Другой — на звонок о стрельбе по джипу, в котором теперь «лежат трое мужиков, кажись мертвые». Майора Карпелова полчаса искал дежурный, а Карпелова не было. Дежурный передал сообщение оперуполномоченному Январю, но за эти полчаса забыл, как женщина назвалась. То ли ананас, то ли арбуз. Но на букву «а» — это точно.
Январь выдернул Карпелова из разграбленного среди бела дня продовольственного магазина. Народ спокойно и чинно, без суеты и криков, нагребал продовольствие в тележки, проходил мимо пустых касс и выезжал с тележками на тротуар, разбредаясь в разные стороны. Карпелов в оцепенении некоторое время смотрел на серьезных и озабоченных людей, больше всего его поразило, что народ не просто набрасывал в тележки все, что попадется, а выбирал каждого продукта по две-три упаковки и совершенно не спешил. Цены на упаковках были в «у, е.». Магазин оцепили, из подсобки вытащили два десятка перевязанных и залепленных скотчем кассиров, грузчиков, буфетчиц из отдела «кафе-бар», двух охранников, крикливого худого главного бухгалтера и молчаливого толстого директора. На вопрос Карпелова, кто их всех связал, один из охранников пожал плечами, осмотрел плененный штат, который он должен был охранять, и уверенно произнес: «Люди!»
В этом интересном месте Карпелова утащил с собой Январь. В машине возбужденный опер в двух словах объяснил, куда они едут. Карпелов выслушал, провел у себя по ежику на голове туда-сюда ладонью и сказал: «Не понял».
— Ну включитесь, нам позвонила женщина, которая из журнала, ну! Ева…
— Николаевна, — тут же сказал Карпелов, — а мужик в ванне живой?
— Не знаю. Его надо вытащить из этой ванны и узнать, как он туда попал.
Через пятнадцать минут Карпелов осматривал квартиру Далилы Мисявичус. Осмотрел дверной замок, полы в коридоре, окна, а потом ему надоело изображать опытного сыщика, он пошел в ванную. Миша Январь к этому времени справился с удивлением, которое его охватило, когда он увидел голого худого мужика со странно общипанными волосами на голове и на лице в области бороды. Мужик лежал в ванне с закрытыми глазами, хрипел при каждом вздохе и трясся.
— Жив, — сказал Карпелов, подхватил обмякшее тяжелое тело под мышки, как недавно пыталась сделать Ева, кивнул Январю, и они вытащили дистрофика в коридор на расстеленное на полу одеяло.
Заматывая дрожащего и хрипящего мужика, Карпелов ощутил смутное беспокойство, но оно сменилось странным затишьем у него в груди, когда Ева, помогая, приблизилась к нему лицом.
— Лежи, болезный, — пробормотал Карпелов, укладывая кокон на диване. Мужик чуть-чуть приоткрыл один глаз, и глаз этот посмотрел в майора напряженно и испуганно. — Ну, девочки, времени нет, давайте по фактам пробежимся. Когда последний раз были в квартире?
— Я уже вспоминала, — задумалась Далила, — недели две назад… Двадцать дней, может, тому.
— Одна живете?
— С сыном.
— Сегодня на кухне что-нибудь готовили? — Карпелов прошел на кухню, достал мусорное ведро и понюхал его.
— Нет, — Далила покачала головой, — я только пришла, а тут воняет… Этот чай не мой, — она показала на открытый пакетик чая, — я такой не пью.
— Ключи в коридоре?
— Не мои. То есть они подходят к двери, но это не мои.
— Майор, — позвал из комнаты Январь. — Приборчик включен. — Он показывал на компьютер.
— Ах свинья! — завелась Далила, нажимая клавиши.
— Кем работаете? — Карпелов просматривал бумаги на столе.
— Психоаналитик. Нет, вы только посмотрите, он копался в моих файлах!
— Я не понял, вы людей лечите?
— Нет.
— Значит, это не псих, который вам слишком много наболтал, а потом пожалел и залез в ваши записи. Что тогда?
— Я не знаю. Моя диссертация, слава богу, цела. Но он ее открывал!
— Психологические проблемы адаптации умственно отсталых детей… — прочел с экрана Карпелов. — Да. Проблемка. Ева… Николаевна, — он опять словно спотыкнулся перед отчеством, — а вам этот человек не знаком?
Ева покачала головой, задумавшись. Потом решительно сказала «нет».
— А где его одежда? Какие-нибудь вещи?
— Одежду мы разрезали и выбросили, а вот это точно не мое. — Далила протягивала Карпелову грязную газету, скомканный носовой платок, крестик на бечевке.
— Объявления в газету давали? — поинтересовался майор, Ева заинтересованно придвинулась к нему и встала на цыпочки, заглядывая через плечо.
— Нет. Хотя постойте. Я действительно дала объявление о няне. Я хотела нанять няню двойняшкам, — обратилась она к Еве.
— Это ваш телефон? — Карпелов зажал ногтем мелко набранный номер в обведенном карандашом объявлении.
— Мой! — обрадовалась неизвестно чему Далила.
— Все поняли или объяснить? Человек вычислил ваш адрес по номеру телефона, проверил квартиру, узнал, что она пустая, и пробрался в нее. Январь, возьми на всякий случай его пальцы, вдруг в розыске. — В этом месте Карпелов оглянулся и внимательно посмотрел в близкое притягательное лицо под челкой темных волос. Ева ответила ему открытым спокойным взглядом. Похоже, она действительно не знает этого болезного, подумал про себя Карпелов и продолжил:
— Здесь он заболел и изгадил вашу постель. Нам пора.
— Как это пора, как это — вычислил мой адрес?! Что мне с ним делать? — Далила вцепилась в рукав пиджака Карпелова. — Его надо лечить, он болен! У меня ребенок, я не могу этим заниматься.
— Вот тут я вам не помощник. Позвоните в местное отделение милиции, они приедут, составят протокол, ключики, кстати, на станочке подрабатывались, покажите им, установят личность и заберут этого бездомного! Хотя, по-моему, ему надо вызвать «скорую». Так что, если чего, звоните! Куда-нибудь чего-нибудь перетащить — всегда пожалуйста. Январь, уходим!
— Спасибо тебе, — сказала Ева в дверях. Карпелов и Январь повернулись одновременно. — И тебе. — Ева смотрела в глаза Январю и смеялась.
Будь осторожна, — попрощался Карпелов. Январь промолчал.
Дима Куницын встретился с Ириной Акимовной на выставке цветов. Она стояла, задумавшись, у крошечного дерева в тарелке. Дима подошел потихоньку и еще некоторое время ходил следом незамеченный. Она оглянулась, вздрогнула и показала жестом идти за ней.
Они прошли мимо стоек с семенами и луковицами, потом по длинному коридору мимо подсобных помещений. Узкий, огороженный со всех сторон двор имел один выход на улицу — запертые ворота.
— Ну вот что, — начала Ирина решительно, а Дима нагнулся и прикоснулся очень осторожно губами к ее губам. — Не мешайте мне говорить. — Она осталась совершенно бесстрастна. — Я не понимаю вашего поведения, а когда я чего-то не понимаю, я пытаюсь объяснить это. Вы молоды, красивы, имеете, вероятно, неплохой доход. — Тут она провела рукой, призывая в свидетели строгий дорогой костюм Димы. Дима еще раз наклонился и прижался недвижными губами к ее рту. — Подождите же! Я старше вас, я совершенно не имею самостоятельных средств, взять с меня нечего, у меня взрослая дочь, которая скоро станет матерью. Как понимать эту вашу демонстрацию чувств?!
— Как демонстрацию чувств, — сказал тихо Дима и опять наклонился, потянувшись к губам.
— Нет. — Ирина отталкивала его, уперевшись руками в плечи.
Дима с силой развел ее руки, поднял женщину в воздух и поцеловал сильно и очень откровенно.
— Не смейте, — прошипела Ирина, когда он ее опустил на землю. Она вытирала влажные губы, прислонившись спиной к стене.
— Я всегда беру то, что хочу. Ты что, не можешь представить, что я хочу тебя? — Дима посмотрел мимо Ирины в небольшую щель в воротах, зацепив боковым зрением какое-то движение.
— Я тебе не верю. Ты… Ты странный, я не верю. Эти твои спектакли, меня этим не взять, хочешь ты или не хочешь!
— Скажи, как тебя взять? — спокойно спросил Дима. Он узнал там, у ворот, Хрустова.
— Сначала ты скажешь зачем.
Дима удивился. Женщина перед ним не дрожала от поцелуев, не бледнела, смотрела в глаза открыто.
— Просто я так хочу. — Дима разозлился: ее невозмутимость раздражала.
— Врешь!
Тут Дима размахнулся не очень сильно и залепил ей пощечину. Получилось, как он и хотел, — звонко, но бесследно.
— Я — мужчина, не смей так со мной разговаривать! — Он с удовольствием отметил ее растерянность и злые слезы в распахнутых глазах, поднял легко руками, посадил на себя, расставив ноги, и разорвал сзади юбку — от застежки вниз.
— Нет, — шептала она, извиваясь, — не здесь, не надо… В гостинице. Вечером. У тебя. Отпусти.
Дима осторожно и медленно отпустил ее. Она дрожала, была бледна и растерянна, рассматривая порванную — полотном — юбку.
— Я жду, — сказал он и прошел к воротам. Перелез через них. Спрыгнув, оглядел длинную пустую улицу и присевшего на корточки у ближайшего дерева Хрустова.
В гостинице они обнаружили, что теперь обыскали номер Хрустова.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54