Они смогли поменять колесо только через полчаса, когда слегка успокоились.
— У меня дома есть виски, — на всякий случай сообщил Январь, потирая шею. Сидел он скособочившись.
— Нет, ну какая!.. — начал в сердцах Карпелов.
— Не надо, — перебил его Январь.
— Почему это не надо? Могу я сказать все, что думаю об этой заразе?
— Не надо было за ней ехать. Еще я кофе купил. «Президент».
— Не иначе как ты программки свои продаешь, богатенький старлей! — Карпелов был злой и противный сам себе.
— Так точно, товарищ майор, от вас ничего не скроешь, — судорожно зевнул Январь.
— Ты что, не понимаешь, куда она поехала? Хрустова ловить!
— Я вас поздравляю.
— Или предупредить!
— А может, — предположил Январь, — на секретную встречу с белопогонниками. Тогда она нас по делу притормозила, государственная тайна все-таки!
— Да что ты ее защищаешь, она же могла в тебя попасть!
— Ну уж, вы скажете. Вы что, не помните, что я вам читал про нее? Снайпер!
— И чего ты тогда, такой уверенный, себе шею свернул?! — Карпелов уже не сдерживался, кричал во весь голос, пряча улыбку.
— А я исполнительный очень, товарищ начальник. Как прикажут, так и делаю. Еще есть два куриных окорочка — на полторы минуты в микроволновку — и готово!
— Не размораживая? — удивился Карпелов.
— А то!
— Ты поведешь. Не больше сорока.
— Слушаюсь. — Январь вышел из машины, обошел ее и сел за руль. Он повернул ключ зажигания, а далеко от них в квартире отстрельщика Хрустова в этот момент прозвенел звонок в дверь.
— Несите детей! — крикнул Илия из ванной. Далила, не понимая, заглянула в открытую дверь и увидела его, лежащего в воде голым.
Илия протянул руки, Далила прижала к себе посильней маленькую Еву, которую раздела для купания. Ее обошел Кеша, он нес мальчика и, не обращая внимания на Далилу, положил его в воду на Илию.
— Не надо, — прошептала она, прижав девочку так сильно, что та пискнула.
Мальчик вдруг сгруппировался, а потом сильно, по-лягушачьи дернул ногами и опустил под воду лицо. Далила, пошатнувшись, увидела, как изменилась его мордочка, он чуть прищурился и надул щеки, она поняла, что ребенок задержал дыхание под подои. Илия поддержал его за живот, не давая опускаться слишком глубоко.
Ева заплакала, вырываясь.
Илия видел бледное расстроенное лицо Дали-лы и пожалел ее:
— Хочешь, ты ляжешь в воду? Они любят плавать, они еще помнят.
Далила как в страшном сне протянула руки и отдала маленькую Еву. Ноги не держали ее, она села на коврик, ухватившись за край ванны. Илия поддерживал руками лысые головки, близнецы блаженно улыбались, от чего их лица становились одинаково бессмысленными.
— Мама, — прошептал стоящий рядом Кеша, — а почему я ничего не помню?
Кеша не умел плавать и панически боялся опустить голову под воду.
— Пошли, красавица, пошли, — Муся тащила Далилу за руку, — умаялась, беспокойная наша, иди спать, иди. — Далилу подвели к кровати, и она свалилась, плохо соображая, что происходит. Комната кружилась вокруг нее и изгибалась, как отражение в елочном шаре.
— Не ешь ничего, опять же, волнуешься, — бормотала Муся, поднимая ее ноги и выдергивая из-под них покрывало.
— Муся, — шепотом спросила Далила, — где твой ребенок?
— Так ведь помер, лапушка маленький, месяц уже, как помер.
— От чего же он… помер? — Далила закрыла глаза и неожиданно почувствовала слезу под ресницами на щеке.
— Ну, от чего они маленькие помирают? Может, сглазил кто. Кричал, кричал — и помер. А ты и плачешь? — забеспокоилась она и вдруг заревела громко, сиреной.
Далила в ужасе открыла глаза.
— И-и-и что ж ты такой маленький, не находился, не нагулялся!.. И-и-и не наговорился с мамушкой, не намиловался с девушкой!.. — кричала Муся, обхватив голову руками и покачиваясь. — Света белого не видел, по рекам-морям не ходил, по небам не лета-а-ал! — Она вдруг замолчала, словно выполнив положенное, и утерла рукой под носом. — Безотцовский он у меня был, — сообщила она спокойным голосом. — Но это жуткая история.
— А где… Как ты Илию встретила?
— А на вокзале и встретила. Иду, молоком заливаюсь, плачу, вот и встретила. Я в Москву приехала узнать про поезд.
Далила уже не слышала. Она спала.
Ева звонила в дверь, прислушиваясь. Подъехав к пятиэтажке и осмотрев ее, расцвеченную желтыми, зелеными и красными окнами, она вздохнула и вошла в подъезд, в который утром вошел Хрустов. По четыре квартиры на каждой площадке как минимум. На первом этаже на окнах двух квартир не было решеток, Ева сразу отмела их. Потом она просто пошла, звоня в каждую дверь, если за этой дверью: не кричали дети, не лаяли собаки, не стоял дружный гомон веселого застолья, — так что получалось, что на площадке она звонила по одному-два раза, крича на вопрос «Кто там?» — «Это я». Ее рассматривали в глазок и говорили, что все дома. Если спрашивал детский голос или дверь просто распахивалась, Ева сразу бормотала извинения.
Она звонила в хорошо укрепленную дверь на третьем этаже длинным требовательным звонком второй раз. За дверью кто-то был, Ева, не дожидаясь вопроса, крикнула: «Это я!» — физически ощущая, что ее рассматривают в глазок.
Хрустов, лежа на кровати в майке и цветных широких трусах, слушал музыку в наушниках, а Пеликан возился на кухне, когда в дверь позвонили.
Пеликан подошел к двери на цыпочках и посмотрел в глазок.
Он на цыпочках прошел в комнату и тронул Хрустова за ногу. Отстрельщик сдернул наушники. Пеликан показал рукой себе за спину.
Хрустов легко скользнул с кровати и прошел к двери. Наклонившись и взглянув в глазок, резко отвернулся от двери и выпрямился. После чего схватил Пеликана за шкирку и затащил в шкаф, завалив его сдернутыми вешалками с одеждой, вынул свое оружие из навесного шкафа над входной дверью, крикнул: «Минутку!» — подбежал к кровати и запрятал тяжелый «кольт» под подушку. Вздохнул, выдохнул, подошел к входной двери и открыл ее.
— Руки, — тихо сказал он.
Ева подняла руки и показала ему ладони. Сдерживая улыбку, она рассматривала внимательно его бесподобные трусы и сильные волосатые ноги.
Хрустов оставил дверь открытой, шел задом, стараясь не спешить; прошел в комнату. Подошел к кровати и бросился на нее с облегчением, подложив руки под голову.
— Стой у двери, — сказал он, когда Ева вошла за ним в комнату.
Ева послушно остановилась.
— Снимай куртку, только медленно. Потом повернись спиной.
Ева расстегнула молнию и сбросила на пол ветровку, поворачиваясь.
Отстрельщик осмотрел ее, удовлетворенно кивнул:
— Сними рюкзак с живота и отбрось подальше. Молодец. — Он немного расслабился, но руки засунул теперь под подушку, как бы поудобней устраиваясь. На женщине был только облегающий ее достаточно откровенно черный костюм, цепочка на талии вместо ремешка, легкие кроссовки.
— Сними обувь.
Ева осмотрелась. В комнате стояли два кресла, телевизор на тумбочке, шкаф, кровать и раскладывающийся диван. Хрустов лежал на кровати, немного странной и не вписывающейся в настроение этой комнаты для случайного проживания. Кровать была металлическая, с сеткой, ближайшая к Еве спинка в ногах кровати была низкой, а в изголовье высокой — с металлическими блестящими трубками и шишечками.
Она присела и стала медленно расшнуровывать кроссовку.
— Зачем ты пришла? — спросил Хрустов, усаживаясь повыше и успокоившись.
— Я пришла тебя убить — Ева распрямилась и помогла обутой ногой сдернуть расшнурованную кроссовку.
Хрустов не смог сдержать улыбку.
Ева медленно присела, развязывая другой шнурок.
«Раз!» — сказала она себе, начав отсчет, «два» — шнурок развязан, «три» — она бросилась на пол кувырком, расстегивая на животе защелки цепочки, «четыре» — еще один перекат, в этом месте Хрустов, продолжая улыбаться, поднял руки вверх и взялся за металлическую короткую — сантиметров двенадцать — перекладину-трубку, выдергивая ее из боковых стоек, «пять» — Ева оттолкнулась от пола и упала плашмя на отстрельщика. Он удивился странному звуку — лязгнуло что-то металлическое, — а когда захотел сделать резкое движение рукой и махнуть выдернутой и зажатой в правой руке металлической трубкой, чтобы обнажить спрятанное там лезвие, обнаружил, что руки его захвачены цепочкой, как наручниками, и пристегнуты к спинке кровати.
Он не успел испугаться или подумать о смерти. Просто несколько секунд соображал, как именно должен быть устроен этот ремешок-цепочка, чтобы стать наручниками. Элементарно, — он кивнул головой и с силой дернул руками, пытаясь порвать, — просто с двух сторон цепочки должны быть специальные захваты. Захваты крепишь в любое кольцо.
Ева расслабилась, позволила себе отдышаться. Он видел над собой ее напряженное лицо, капельки пота над верхней губой, между полуоткрытых губ светилась полоска зубов. Чуть шевельнулись тонкие ноздри, Ева нахмурилась. Отстрельщик почувствовал, что его обнюхивают. Он закрыл глаза и тоже совершенно откровенно глубоко вздохнул, втягивая в себя запах женщины.
Ева чуть шевельнулась на нем и вдруг удивленно уставилась в лицо мужчины, почувствовав телом его возбуждение.
— Встань, — процедил сквозь стиснутые зубы отстрельщик.
Ева опустила руку и провела по его животу и ниже.
— Я тебя убью, — сказал он, бледнея. — Ненавижу.
— Я тебя тоже убью, — задумчиво пробормотала Ева, стягивая вниз резинку его трусов.
Она встала над ним на колени и осмотрела седую поросль волос у него на животе и то, с чего сдернула цветные трусы.
Отстрельщик в это время, не открывая глаз, исступленно дергал руками, стараясь разорвать цепочку. Он слышал, как Ева возится над ним, но глаза открыть боялся, а когда она опять бросилась на него, вообще отключился, не веря в происходящее.
Когда Ева тихо застонала, из разжатой руки отстрельщика на пол упала металлическая трубка и покатилась, звеня и щелкая.
Ева сползла с него и легла на пол, глядя в потолок. Ее трясло.
— Ты не в моем вкусе, — пробормотал отстрельщик, когда смог говорить. — Какого черта ты выделываешь?! Ты меня достала!
— Заткнись, — пробормотала Ева, встала и оправила одежду.
Она прошлась по комнате, тронула ногой трубку, подняла ее и осмотрела. Потом подошла к кровати.
— Не подходи ко мне! — закричал Хрустов.
Ева засунула руку под подушку и нащупала оружие, но доставать не стала. Она села рядом с ним, задумавшись, и вертела трубку.
— Обхвати поудобней ладонью, — сказал Хрустов, — другим концом, потом резко взмахни, как будто хочешь что-то вытряхнуть.
Ева дернула рукой, и в линолеум пола, звеня, уткнулось длинное тонкое лезвие.
— А теперь убирайся. — Хрустов отворачивался.
— Извини, — Ева надевала рюкзак, — сама не знаю, как это все…
— Уберешься ты или нет?!
Ева ушла, не зашнуровав кроссовки.
Из шкафа вылез на четвереньках Пеликан. Он прошел в ванную, облил лицо холодной водой и спросил, есть ли у Хрустова ножовка.
Ножовки не было. Пеликан помог выдернуть из нижних углублений в спинке две металлические стойки-трубки, Хрустов отцепился от кровати и стал осматривать цепь.
Она была, конечно, толстовата, теперь-то отстрельщик отметил ее грубость. Две дужки, которые просунулись в кольца цепочки, сомкнулись замками. Минут десять они с Пеликаном пытались открыть их отверткой. Потом отстрельщик ругнулся и надел джинсы. Придется идти в майке.
Пеликан терся рядом с ним, боясь что-то спрашивать. Наконец, когда Хрустов взял деньги и ключи, он выдохнул, съежившись:
— Вы идете на дело?..
Хрустов смотрел несколько секунд в перепуганное молодое лицо, сдерживаясь изо всех сил. Потом он сглотнул свое раздражение, покачал головой и сказал медленно и тихо:
— Я. Иду. В мастерскую. Металлоремонта. — Подумал немного и добавил:
— Собери вещи, отключи все, что может загореться, и будь готов бежать отсюда через полчаса. Я вернусь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54