— Через три минуты время. — Кто-то начал говорить, потом, видимо, затянулся сигаретой. — Слышь, Карпелов, как там на кладбищах? Порядок?
— Ты мне посмейся, посмейся, — незлобиво ответил Карпелов.
— «Он ел одну лишь травку», — прошептал обреченно Пеликан.
— Товарищ майор, я тут подумал, — молодой голос принадлежал напарнику Карпелова, который интересовался, кто вскрыл для Пеликана дискету, — предположим, вы — туляк. Вы подозреваете, что вас ждут. Что делать будете?
— Пальну по чему-нибудь на Пеликане для острастки, — предложил Карпелов.
— «И с мухами дружил!» — повысил голос Пеликан.
— Так и я про то же! Джинсики, футболочка, кроссовки. У него даже медальона никакого нет, не говоря уже о красном ошейнике.
— Ты хочешь сказать, чтобы он замолчал и не подавал голоса? — предположил Карпелов. — А ведь снайпер вполне мог записать его голос.
— «Но тут пришла лягушка», — перешел на речитатив Пеликан, потрогав серьгу в ухе.
— Да нет, — в раздумье пробормотал Миша Январь, — я думаю…
— Пеликан, ложись! — закричал Карпелов так, что Коля Пеликан дернулся и схватился за ухо, в котором был динамик. Он медленно опустился на колени и оглядел темноту вокруг себя.
— Пеликан, — сказал Карпелов напряженно, — не паникуй, сними серьгу свою из уха и забрось ее подальше, слышишь! Сними. Серьгу.
— «И съела кузнеца», — успел сказать одними губами Пеликан, прежде чем раздался страшный грохот, прежде чем ему обожгло горячим щеку, прежде чем он упал, прежде чем зажглись сильные лампы и к нему побежали люди в камуфляжной форме.
Карпелов с застывшим лицом шел к строительной площадке. Навстречу ему бежал запыхавшийся Январь, он бросился на стройку, как только грохнуло.
— Жив, — коротко, на выдыхе.
— Нашли кого? — спросил Карпелов, ни на что не надеясь. Январь покачал головой.
— Что это грохнуло так сильно? — Карпелов остановился и смотрел на носилки, которые выносили со стройплощадки.
— Есть у меня одна мысль. — Январь сглотнул, все еще не в силах отдышаться.
— Ты вот что, — перебил его Карпелов, — ты сразу мысль говори, без предупреждения. Ты на крыше только что хотел мне про серьгу сказать?
Январь опять отрицательно покачал головой:
— Так просто, саднило что-то, я стал размышлять вслух.
— Ну ладно тогда, если не врешь, а то я подумал, что тебе стоит поторапливаться со своими мыслями. А вообще — молодец. Спецом будешь. — Карпелов тронул своего напарника за плечо, резко отвернулся и пошел к носилкам.
— Шок, — весело сообщил ему доктор с потной круглой лысиной. — Пару дней отлежится, пару швов наложим, какие дела!
Пеликан смотрел безумными глазами. На том ухе, где раньше была серьга, наливался кровью тампон.
Запищала рация, Карпелов достал ее, не сводя глаз с лица Пеликана. Он послушал немного, потом кивнул, словно понял что-то, и сказал:
— Соединяйте. — Достал телефон и прошептал Пеликану:
— Снайпер! — И через несколько секунд — в трубку:
— Это ты, болезный?
— Впечатляет? — спросил его издалека Гриша Покосов. — Я вот что хотел сказать, легавый. Это мое оружие.
— Твое, — согласился Карпелов.
— Да нет, я говорю, что сам его сделал. Это хорошее оружие, — гордо и с вызовом.
— Факт, — кивнул Карпелов. — Чего тебе от меня надо?
— Чтобы ты подтвердил, что такое оружие существует. Написал отчет подробный и все такое, что там у вас в органах требуется.
— Это пожалуйста, — вздохнул майор, — куда мы, легавые, без писанины. Только вот на счет вещественного доказательства. Нету ведь его!
— Я не дурак! — громко и уверенно. — Вам только дай в руки, сразу идею… — Тут Гриша Покосов употребил неприличное выражение, которое означало «украдете».
— Ладно, просто опишу как есть, — вздохнул Карпелов.
— Ну вот то-то же! — удовлетворенно сказал Гриша. — А что там с парнишкой?
— Жив.
— Счастливчик, удачно стоял, значит. Карпелов протянул счастливчику Пеликану телефон.
— Урою, сука! — неожиданно для всех заорал в трубку Пеликан.
А говорите — шок! — обрадовался Карпелов и подмигнул доктору.
Дима оттаскивал неподвижные тела к кустарнику. С толстяком пришлось останавливаться несколько раз. Дима поднимал голову вверх, дышал размеренно и глубоко, отдыхал. Посмотрел документы всех троих. Двое были из службы наружного наблюдения. Третий — из частного охранного агентства.
Потом он вернулся к «вольво» и профессионально обыскал машину, включив в салоне свет. Магнитофон. Дима выдернул кассету. Несколько журналов с голыми девочками на обложке. На одной из них Дима задержался взглядом.
Он нашел пустую канистру и слил в нее бензин из бака. Обливая неподвижные, сваленные друг на друга тела, Дима думал о женщине с обложки. Щелкнула зажигалка ярким огоньком в темноте. Вверху летел, размеренно гудя, самолет. Дима проследил взглядом его мигающие огоньки. Потом протер машину и раздавил на асфальте мобильный телефон, наступив на него дорогой подошвой.
К дому генерала Дима подъехал с большим опозданием. Сам генерал был пьян, жена его — Людка, трезвая и злая до судорог.
— Я хочу есть и пить! — заявил Дима с порога, сглатывая напряженность в горле и стараясь не трогать ничего руками. Руки были ледяные и не слушались.
— Вот он, боец невидимого фронта. — Генерал расставил руки, чтобы обняться поудобней. Его жена разбила на кухне первый стакан.
Дима заглотнул быстро несколько рюмок водки и набил рот деликатесами с накрытого стола. Он прошел к кухне и остановился в дверном проеме. Сорокапятилетняя женщина стискивала левой ладонью правую. Сквозь пальцы выступили капли крови.
— Порезалась? — Дима оттолкнулся от проема и, подойдя к ней вплотную, раскрывал сжатые пальцы.
— Отвали, боец. — В него глянули бездумно темные глаза в накрашенных ресницах.
Дима покачнулся и сел на табуретку. Глаза женщины приобрели некоторую осмысленность.
— Ты что? Тебе плохо?
— Я не переношу крови, — сглотнул Дима тошноту, — это с детства, вот такой я боец.
Люда засуетилась, одновременно обматывая свои пальцы бинтом и откупоривая пузырек с нашатырем.
Дима отшатнулся от резкого запаха и взял ее за забинтованную руку.
— Я поцелую — и все пройдет. — Он медленно, досчитав до шести, поднял на нее усталые глаза. Шесть секунд — точный расчет.
— Ты со мной эти штучки брось, — Люда выдернула у него ото рта свою руку, — хрен в погонах.
— Что, не действует? — спросил, не обидевшись, Дима.
— Не действует.
— А чего тогда побледнела? Знаешь, что всегда женщину подводит? Организм.
— Заткнись ты… — Люда подметала с пола осколки стекла.
— Приехал пьяный или дома выпил? — Дима кивнул назад, в большой комнате генерал пел самозабвенно «работа у нас такая!..».
— И то и другое. А ты чего явился? Праздновать? А гости где? Я гостей хочу, пьяных разговоров, тостов, выяснения, кому какой чин дали и за что, шума, женских нарядов, детских криков!
— Ты забыла про выяснения, кто больше чего для Родины сделал. Тут простая альтернатива. Или гости — или я.
— Гости! — крикнула женщина, уже успокаиваясь.
— Давай-ка я тебе салат твой любимый сделаю. — Дима снимал пиджак.
— Димка, жизнь ведь прошла, а, Димка?
— Жизнь только начинается, — авторитетно заявил Дима Куницын, натирая на терке сыр.
— Ты с девочками трахаешься? — Люда села, закинув ногу на ногу, и вытащила из пачки на столе сигарету.
Дима молча поднес ей зажигалку.
— Не трахаешься. Хочешь скажу почему? Девочка — это сама жизнь. Она самодостаточна, влюбчива, но эгоистична. Ей подавай все целиком и сразу. Ты ведь не зря женщин в возрасте выбираешь, а? Ты хочешь быть самой жизнью, шоком, не давать, а брать!
— Слушай, Людка, почему бы тебе просто не перебить посуду? Попробуй, чеснока хватит? — Дима протянул нож с горкой салата на кончике. Люда высунула длинный язык и провела им по блестящему лезвию. На языке проступила красная полоса. Люда положила нож и затянулась сигаретой.
— Ничего страшного, — сказала она, выпуская в его побледневшее лицо дым, — поцелуешь — и все пройдет!
— Моя жена — наркоманка! — заявил генерал, входя в кухню. — У нее особый наркотик. Называется — выяснение отношений. Пока не выяснит — не уснет. Но это не самое страшное, — он помотал перед лицом Димы указательным пальцем, — самое страшное будет, если ты уснешь в этот момент! Не дай бог, не дай… Кофе надо сварить. Курит, — кивнул он на жену, — а только что провела целую лекцию о сосательном рефлексе у мужчин.
Дима внимательно посмотрел на генерала. Не так уж он и пьян, как показалось в первый момент.
— По ее теории получается, что мужчинам всегда надо чего-то сосать, они как начали сосать грудь в младенчестве, так и не могут остановиться. Хотя это не ее теория, я уже это где-то слышал. У нее нет своих теорий, понимаешь, вот в чем беда. Она чужими тебя травит, травит. Но распаляется, как будто они — ее. Вот спроси ее — смотрит ли она сериалы? Спроси, спроси… О, обиделась! — Генерал показал пальцем на жену. Люда сидела неподвижно, закрыв глаза. — Нормальный человек тебе честно скажет, смотрю, мол… Или чихал на них!.. А она — нет. Сначала перечислит, почему их не надо смотреть! Смешно. Она смотрит все подряд, чтобы потом мне подробно сказать, почему это не надо смотреть. Какая это гадость и пошлость. Пойдем в бильярдную. Я тебе там подробно расскажу, почему она к тебе пристает проко… вока… провокационно, вот так, да. — Генерал встал и поманил за собой Диму. Его жена меланхолично сбросила на пол бокал. — Она не может просто так тобой заняться, но все должна знать, где ты и с кем, понимаешь? — Генерал повышал голос, чтобы жене было лучше слышно. — Она же верная, добропорядочная жена и все такое. Хочешь на спор? Ты никогда ничего у нее бы не разузнал. Ты застрелился бы через неделю. Пить будешь? Дима отказался. Он почти не слушал генерала. На кухне через равномерные промежутки времени падало на пол стекло.
— Мне только надо, чтобы ты меня выслушал — крикнула Люда.
— Всего-то. Вот ты понимаешь, чего бабам надо?
Дима забрал у генерала бокал и поставил на зеленое сукно бильярдного стола. Он задумался, катая ладонью шар.
Генерал затих, а через минуту уютно всхрапнул.
— Понимаю, — сказал Дима, разглядывая его лысину.
Он прошел в кухню и попросил Люду помочь ему перенести генерала в кровать. Она вышла, хрустя осколками. Они несли генерала по лестнице вверх, не глядя друг на друга. В спальне сумрачно светился торшер голубым светом, пахло духами и сигаретным дымом. Люда открыла окно.
— Людмила Павловна, — сказал тихо Дима, — разрешите с вами поговорить.
Люда от неожиданности резко повернулась к нему. Всхрапнул генерал. Простучала электричка далеко, за деревьями. Они спустились в кухню.
— Людмила Павловна, я ничем не могу вам помочь. — Дима сел напротив изумленной женщины и смотрел внимательно и участливо в близкое лицо. — Вы мне не интересны, не вызываете у меня никакого чувства притяжения. Извините за прямоту. Давно, в молодости, вы сделали выбор. Этот выбор для вас тяжел, вы должны быть верной, умной, безликой женой генерала. Вы с этим выбором смирились, но нуждаетесь в понимании. Вам кажется, нет, вы уже точно уверены, что вас не ценят, что жизнь загублена, хотя вам хватило бы просто каждодневного признания — несколько секунд игры. Когда мужчина выворачивается наизнанку и изображает, что без вас он просто пропадет. Несколько секунд, а их нет. Вы беситесь, портите нервы. Я ничего не могу вам дать. Кроме совета. — Тут Дима предостерегающе поднял руку, потому что возмущенная женщина напротив глубоко вздохнула и открыла рот. — Жеребец. Отменный, с хорошими физическими показателями жеребец. Лучше — глупый. Чем глупее, тем лучше. Его можно будет бить. Это необыкновенно, это щемит внизу живота — бить большого и сильного мужчину. Щемит, Людмила Павловна?
Рука Людмилы Павловны слепо шарила по столу в поисках ножа, вилки или любого другого предмета, чтобы запустить этим предметом в невозможно притягательное и насмешливое лицо напротив.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54