- Годится? - с улыбкой спросил Берестов.
- Господи, как в лучшем ресторане! Если бы я знала, надела бы платье, - показала Флора на свой брючный костюм.
- Вы прекрасны в любом наряде! - прочувствованно произнес Евгений Иванович. - Прошу! - торжественно показал он на стол и, когда Баринова села, спросил: - Коньяк или вино?
- Нет, нет. Я вообще не пью. Но если уж... то, пожалуйста, вина... одну рюмочку... А почему вы стоите? - спросила Флора, обращаясь к Берестову.
- Витюне нельзя, он за рулем, - ответил за него Анегин.
- Машина - как невеста, - сказал с улыбкой шофер. - Нужно ухаживать. Отходить от нее надолго опасно - уведут...
И вышел.
Евгений Иванович произнес цветистый тост, в котором сравнил Флору с розой, морем, что плескалось за стеклянной стенкой, с вином, игравшем в бокале, и пожелал ей долгих счастливых лет.
Выпили. Анегин пил коньяк.
Вино было превосходное. Флора сразу же ощутила в себе какую-то легкость, воздушность, настроение было приподнято-праздничным, хотелось обнять весь мир.
- Я так вам благодарна, - призналась вдруг она. - Честное слово! Только есть один вопрос...
- Хоть тысячу! - с рыцарской готовностью откликнулся Евгений Иванович, радуясь тому, как быстро подействовала на Флору та щепотка порошка, которую он незаметно бросил в бокал вина.
- Разве можно быть одновременно цветком, морем и вином?
- Можно, - заверил ее Анегин. - Вы же совмещаете в себе журналистку и... - Он с загадочной улыбкой посмотрел на девушку.
- И что? - спросила она, заинтригованная.
- Замнем для ясности, - так же загадочно ответил Анегин. - Как вино?
- Изумительное!
Он с готовностью налил ей еще, не забыв наполнить коньяком и свою рюмку.
- Сегодня ваш день, и будем пить только за вас! - Анегин галантно чокнулся.
Второй бокал произвел на Флору еще более сильное действие. Все вокруг заиграло яркими красками, реальность исчезла, растворилась, тело потеряло вес. Она будто парила над землей. Евгений Иванович был словно где-то очень далеко и в то же время близко. Флора теряла суть и смысл разговора, они остались в памяти фрагментами. Она помнила лишь, что они перешли на "ты". Анегин спросил:
- Значит, ты не только девчонка-цветок, девчонка-море, девчонка-журналистка, но и девчонка-милиционер?
- Да, - кивала Флора так, что подбородок ударялся в ключицу. - И девчонка-милиционер. А откуда ты узнал?
- Ну как же, рыбак рыбака видит издалека, - подмигнул Анегин. - Сам не раз ходил с повязкой дружинника...
На нее нашло бахвальство, это она тоже помнила.
- А я награждена значком "Отличник милиции"! И еще...
Последнее, что осталось в памяти, - Евгений Иванович доливает себе из бутылки последние капли коньяка и предлагает прокатиться по ковыльной степи.
- Хочу на простор! В степи! - весело закричала Флора, вскочила и рухнула на руки Анегина.
Дальше - полный провал.
Она не знала, как очутилась в машине. Евгений Иванович усадил ее на заднее сиденье и сам пристроился рядом.
- Поехали, Витюня, проветримся, - сказал Анегии.
Берестов тронул "Волгу". Когда выехали из ворот, спросил, оглянувшись:
- Сморило?
- Слабачка оказалась... Давай в лиманы.
- Это можно.
Сгустились сумерки, Берестов включил фары. В окна врывался степной ветер.
- Флора, Флора! - нежно говорил Анегин девушке.
Голова ее болталась на его груди. Анегин страстно обхватил ее за плечи.
- Дальше? - спросил Виктор.
- Сворачивай, сворачивай, - прерывающимся хриплым голосом потребовал Анегин.
Виктор резко свернул с дороги.
- Милиционерочка моя, журналисточка... - задыхался сзади Анегин. Сейчас мы сделаем все, что надо... Тебе будет хорошо...
По просьбе Анегина Берестов затормозил.
- Выключай свет, - снова приказал Анегин. - И смотайся на время...
Виктор оглянулся. Распалившийся Анегин лихорадочными движениями расстегивал девушке кофточку.
- Слышь, Витюня!
- Евгений Иванович...
- Цыц!
- Опомнитесь, - более настойчиво произнес Виктор. - Испортите все. Себя загубите и...
Видя, что слова не действуют, он выскочил из машины, рванул заднюю дверцу со стороны Анегина. Тот вывалился на землю. Шофер, взяв его под мышки, помог подняться.
Анегин оттолкнул его и, чертыхаясь, отошел в сторону, некоторое время стоял, тяжело дыша.
- У нас, кажется, нарзан остался, - сказал он угрюмо.
Берестов принес ему бутылку. Анегин крепкими зубами своротил пробку и вылил шипящую жидкость себе на голову.
Когда в бутылке не осталось ни капли, он зашвырнул ее подальше, потом решительным шагом вернулся к машине и сел рядом с шофером.
Анегин не произнес ни слова до самого дома отдыха, только все время держал голову на ветру, высунувшись в окно.
В "Зеленый берег" приехали, когда совсем стемнело. Машину подогнали к самым дверям коттеджа журналистки, отвели ее в дом и устроили на диване, прикрыв одеялом.
Евгений Иванович опустил новую штору.
По дороге в город он вдруг протянул шоферу ладонь:
- Дай пять...
Виктор пожал ему руку.
- Да-а, - протянул Анегин, - если бы не ты, наломал бы я дров!
- Это точно, - кивнул Берестов.
- Ох и аппетитная же, стерва! - Евгений Иванович судорожно вздохнул.
- Клевая девка, - согласился шофер. - Куда?
- К Боржанскому на дачу... Только Герману о том, что было в лиманах... - Анегин положил руку на плечо шофера. - Ни гу-гу, ясно?
- Железно.
- За мной должок, - уже совсем весело произнес Анегин, хлопнув Берестова по плечу. - А за Казаком долг не пропадает никогда!
Подъехали к даче Боржанского. Анегин вышел из машины.
Пес, звеня цепью, огласил окрестность злым лаем. На крыльце появился Герман Васильевич. В дом с Анегиным они заходить не стали, а исчезли в саду, где говорили минут десять.
Потом вышли и сели в "Волгу".
- По домам, - устало приказал Анегин и, когда машина тронулась, продолжил, видимо, прерванный ранее разговор: - Так что, Герман, с крахмалом ни хрена не получилось.
- Уму непостижимо, - фыркнул Боржанский. - Выбил в Москве золото, малахит, яшму, а этакую ерунду!..
- Я же не могу его родить! Знаю, что фиговина, а попробуй достать! Я и так, и этак. Чего только не предлагал. А плановичка уперлась: нет - и баста!
Они некоторое время молчали. Это молчание неожиданно нарушил Берестов:
- А какой крахмал нужен?
- Да все равно - картофельный, кукурузный, рисовый... - ответил Евгений Иванович.
- И много?
- Хотя бы килограмм триста...
- Могу сделать, - предложил шофер.
- Нет, ты серьезно? - встрепенулся Евгений Иванович.
- Дружок заведует складом на кондитерской фабрике. Только...
- Ну, за этим, - потирая палец о палец, сказал Боржанский, - дело не станет.
- Да ты, Витюня, просто клад! - не удержался Анегин.
Когда подъехали к дому Боржанского, он, прежде чем выйти из машины, сказал шоферу:
- Разговор о крахмале - между нами.
- Могила. Витюня трепаться не любит, - весело откликнулся шофер. Вас понял.
- Понятливых мы ценим, - серьезно произнес Герман Васильевич и вышел из машины...
...Наутро Баринова проснулась с тяжелой, тупой головой.
"Господи, - подумала она, глядя на остатки пирушки, - что я вчера наболтала Анегину?"
И по мере того, как в памяти всплывали смутные, отрывочные воспоминания, ей становилось все муторней и страшнее.
"Это же надо было так напиться! - грызла она себя. - Опозорилась!"
Первым желанием было собрать вещи и уехать. Незаметно, чтобы никто не видел. Но она тут же отбросила эту мысль. Ведь не маленькая же девочка! Да и кто ей позволит сорвать столь ответственное задание?
Но больше всего смущало: как это она так опьянела от двух бокалов вина? Ведь раньше ей доводилось выпивать и больше, а такого не случалось...
* * *
Это обстоятельство очень интересовало и Гранскую.
- Подсыпали Бариновой что-то в вино, я уверена, - сказала Инга Казимировна Измайлову, докладывая о ходе расследования. - Можно теперь говорить о почерке, каким действуют Боржанский и компания. Тогда усыпили Зубцова, теперь одурманили журналистку...
- А что ей подмешали? - спросил прокурор.
- Не знаем. Недопитая бутылка вина и бокал таинственным образом исчезли... Между прочим, эта история чуть не провалила операцию на фабрике.
- Да? - покачал головой Измайлов. - Вот видите, значит, надо спешить.
- А с другой стороны, если форсировать, можно испортить. Спугнем, Гранская улыбнулась. - Козьма Прутков говорил: спеши медленно. - И уже серьезно продолжала: - Кое-что выясняется из прошлого этих деятелей. Анегин отбывал срок в исправительно-трудовой колонии в Мордовии.
- Вот как! - поднял брови Захар Петрович. - Вы же говорили, что, по сведениям отдела кадров сувенирной фабрики, он перед законом чист.
- Говорила. Оказывается, он скрыл судимость. А сидел за то, что, будучи аспирантом в институте, в летние каникулы возглавлял студенческий строительный отряд и занимался махинациями. Не знаю, как он преуспевал в науке, зато по части махинаций с фиктивными нарядами развернул поистине титаническую деятельность. А деньги делил пополам с директором совхоза, который принимал фиктивную работу... На чистую воду их вывел "комсомольский прожектор", а затем - следователь и суд.
- А Боржанский? - поинтересовался Измайлов.
- С этим пока неясно. Я вам говорила, что послала запросы в Министерство обороны и Союз художников. - Захар Петрович кивнул. - Из министерства ответили, что Боржанский действительно награжден орденом боевого Красного Знамени в 1943 году. А вот Союз художников до сих пор ответ задерживает. Выставлялся он со своими картинами или нет... следователь развела руками.
- До меня не доходит вот что, - сказал прокурор. - С одной стороны прямо-таки образцовое предприятие, я имею в виду южноморскую сувенирную фабрику, - дисциплина, производственные успехи. А с другой стороны Боржанский и ему подобные! Как это совместить? Невольно задумываешься: может быть, радужные показатели - тоже липа?
- Все не так просто, Захар Петрович. Возьмем дисциплину, отсутствие мелких хищений, прогулов, пьянства и так далее. С этим я разобралась. На фабрике существует, попросту говоря, вышибала - бывший чемпион по боксу. Чуть что - кулачная расправа. Между прочим, так поступают и с теми, кто пытается спорить с администрацией. Вот почему никто не идет жаловаться в суд. Один рабочий не знал этого, и кончилось тем, что хотя суд и восстановил его на работе, но все равно ему пришлось подать заявление об увольнении по собственному желанию. Предварительно побывав в травмопункте.
- Но это же дикие методы! - не мог сдержать возмущения Измайлов.
- Совершенно верно, - кивнула Гранская. - Это один из штрихов деятельности шайки Боржанского. Тот самый вышибала - ближайший подручный Анегина... Теперь о производственных показателях. Тут никакой липы нет. И, главное, продукция ходкая. Помните, я рассказывала вам о подсвечниках? Сделано с большим вкусом. Честное слово, сама купила бы...
- И как вы все это объясняете?
- Когда я была в Южноморске, прокурор города рассказал мне любопытную штуку. Водится там забавная утка. Пеганка. Самое удивительное, что она спокойно уживается в одной норе с лисой...
- Ну да? - изумился Захар Петрович.
- Вот именно. Живет себе поживает, выводит утят, и рыжая разбойница их не трогает... Мне по аналогии приходит на ум ситуация на фабрике. Честные работники и алчные хищники... Кстати, ученые уже больше ста лет разгадывают феномен пеганки и лисы...
- До сих пор не разгадали?
- Нет.
- А нам свою все-таки придется разгадать, - улыбнулся Захар Петрович.
- Ясно, что никто не разрешит мне заниматься этим больше ста лет, рассмеялась Гранская.
Она достала из папки с делом номер журнала "Прикладное искусство", о котором говорил Заремба с Бариновой, раскрыла на нужной странице.
- Вот иллюстрация к сказанному, - серьезно продолжала Инга Казимировна. - Фабрику хвалят. Более того, группа работников награждена дипломами ВДНХ...
Измайлов взял журнал, пробежал начало статьи о южноморской сувенирной фабрике.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81