Может быть, ничего не придется искать. Верно?
— Бесспорно.
Начинать следствие с блуждания в потемках Рыжову приходилось не раз и не два. Типичная ситуация чаще всего выглядит так: есть преступление, есть жертва, однако неизвестны мотивы преступления и нет явных следов злоумышленника. Но всегда в ворохе малозначительных на первый взгляд мелочей следователь обнаруживает нечто, помогающее найти ключ к загадке. На этот раз все выглядело особенно глухо. Нечто преступное произошло в сфере, которая была абсолютно непонятной не только в целом, но и в каждой отдельной детали. Ясно было одно, что сопоставить гибель Порохова с исчезновением капиталов из его банка необходимо в первую очередь. Что-то, видимо, мог знать и Гуляев. В этом Рыжова убеждал испуг инвалида, увидевшего милиционера и следователя на пороге своего дома.
Квартира Гуляева была заполнена компьютерами. В аккуратных кассетах лежали дискеты. На нескольких аппаратах светились дисплеи, заполненные цифрами и непонятными символами. Чтобы разобраться в их содержании, уяснить, не скрыт ли за ним чей-то злой умысел и какова его суть, был нужен новый уровень знаний, совершенно другая подготовка, нежели та, которой обладал он, Рыжов.
Может быть, впервые в жизни Рыжов не столько с ясностью, сколько с горечью и ужасом обнаружил, как далеко шагнула наука, как быстро она отбросила прочь все, что еще вчера представлялось ему прочным, сделала практически ненужным весь его опыт и накопленные за годы работы знания.
Стоя на трупом, разглядывая огнестрельные раны, Рыжов мог о чем-то судить, рассуждать, делать выводы, строить версии, но когда след начинался от компьютеров и нечто подозрительное маячило на дисплеях, он сознавал, что не знает, с какого конца тянуть нитку запутанного клубка.
В молодые весенние годы в горах Кавказа любопытство однажды завело Рыжова в таинственную горную пещеру. Не думая о последствиях, он вошел в каменную трубу. Сперва, пока хватало света, который попадал в подземелье через широкий зев провала, Рыжов шел довольно спокойно. Потом коридор круто свернул вбок, и он двинулся дальше, зажигая спички. Все это не выходило за рамки обычного лихачества и молодой безрассудности. Но вот спички кончились, и Рыжов оказался в глубокой темноте. Объяснить, что такое тьма подземелья, человеку, который не попадал туда, очень трудно. Погасла спичка, и мир во всем его многоцветье перестал существовать. Широко открытые глаза не видели ровным счетом ничего. Рыжов слышал, как где-то неподалеку капает вода. Он растерянно пригибался, когда над его головой, шурша крыльями, проносились летучие мыши. Но видеть ничего не видел.
Тогда он закрыл глаза, и ничего ровным счетом не изменилось вокруг. Он понял, что значит быть слепым, и холодный страх заполз в душу.
Собрав остатки мужества и благоразумия, Рыжов присел на корточки, оперся руками о неровный пол пещеры, повернулся лицом в сторону, откуда пришел, и полез вперед, ощупывая руками каждую неровность. С тех пор он сделал для себя вывод: в любой темноте надо найти опору, которая приведет к свету.
— Хорошо, Виктор Сергеевич, — начал он. — Я следователь прокуратуры Рыжов Иван Васильевич. Должен опросить вас по делу об убийстве Порохова Андрея Андреевича и об обстоятельствах исчезновения капиталов «Рубанка». Ваша фамилия, имя, отчество…
Обычно такой вопрос вызывает недоумение у людей, с которыми следователь только что неформально беседовал, обращаясь к ним по имени или фамилии. Гуляев воспринял вопрос как обязательную формальность. К такого рода действиям он привык, общаясь с машинами, которые требуют соблюдения определенных правил.
— Гуляев. Виктор Сергеевич.
— Образование?
— Высшее.
— Профессия?
— Инженер.
— Специализация?
— Электроника. Программирование. Конструирование. Пользование.
— Что окончили?
— РИГА.
— Уточните.
— Рижский институт гражданской авиации — РИГА.
— Где работаете?
Гуляев растерянно огляделся. Махнул рукой, очертив пределы квартиры. / — Здесь…
— Давайте уточним. На кого вы работаете?
— Преимущественно на себя.
— Оборудование, — Рыжов указал на компьютеры, — принадлежат вам?
— Да, все они мои. Конфискуете?
— Виктор Сергеевич…
— Ах да. Следователи этих вопросов не решают.
— Сколько стоит все ваше оборудование? Гуляев задумался, в уме подсчитывая затраты.
— Тысяч двадцать. Может, чуть больше.
— Долларов? — спросил Рыжов, ясно понимая, что речь идет, конечно, не о рублях. Однако уточнение требовалось.
— Нет, что вы. Фунтов стерлингов.
— Откуда такие деньги у ин… — Рыжов чуть не сказал «инвалида», но вовремя поправился, — инженера, который работает преимущественно на себя?
Впервые за время их беседы Гуляев попробовал уйти от прямого ответа.
— Вы же сами знаете. Зачем спрашивать? Рыжов усмехнулся.
— По честности ответов проще всего проверить искренность собеседника.
— Подследственного?
— Вы все время торопитесь, Виктор Сергеевич. Пока мы просто собеседники. Или вам не нравится этот статус?
— Он сохранится недолго, верно? Особенно если учесть источники моих финансов…
— Все зависит от того, как вы свою аппаратуру использовали. Вы меня понимаете?
— Иногда я выполнял заказы Андрея Андреевича. Делал банковские расчеты. Проводил операции. Все законно, разве не так? Андрей Андреевич был хозяином своего банка.
— Значит, вы работали на него?
— Да. Я обеспечивал банк компьютерными программами… Гуляев вдруг встрепенулся и положил руку на пульт управления коляской.
— Вы позволите? Я выключу систему. Мы беседуем, а энергия расходуется.
— Нет, сидите на месте. — Рыжов движением руки остановил Гуляева. В словах о расходующейся энергии был немалый смысл, и аргумент звучал довольно убедительно. В то же время в интонации, с которой произносилась просьба, слышалась неуверенность. Таким тоном родителей обычно спрашивают дети, зная, что их действия недозволены и на просьбу последует неизбежный отказ. В то же время сохраняется надежда, что вдруг разрешат. Эта неуверенность Гуляева насторожила Рыжова: самые хитрые уловки преступников на первый взгляд всегда кажутся бесхитростными. Кто знает, что может сделать Гуляев, добравшись до компьютеров? Нажмет нечто, известное только ему, и выбьет разом всю память умных машин или сделает еще черт знает что. Поначалу инженер был напуган, теперь отошел, успокоился и мог найти выход.
— Простите, — сказал Рыжов, — я сам позабочусь, чтобы компьютеры выключили. Не будем отвлекаться, хорошо? Гуляев скривил рот в недоброй ухмылке.
— Я так и думал…
Досада звучала в его словах.
— Кирьян Изотович, будьте добры, наберите номер. — Рыжов протянул участковому визитную карточку Сазонова. Генерал оказался на месте.
— Василь Василич, ты обещал эксперта.
— Назрело? — Сазонов понимающе хохотнул. — Как срочно?
— Было бы лучше прямо сейчас.
— Хорошо, человек выезжает. Запомни: Напалков Глеб Ро-дионович. Диктуй адрес…
Эксперт прибыл через двадцать минут. Его встретил у дверей Бургундский. Провел в комнаты.
Напалков — худенький, тощенький молодой человек в очках, с пучком светлых волос, стянутых на затылке резинкой, выглядел студентом-первокурсником, который еще не утратил охоты хипповать. Взглянув на него, Рыжов даже усомнился, так ли уж квалифицирован его будущий помощник.
Напалков окинул комнату быстрым взглядом и застыл на пороге, изумленный. С языка непроизвольно сорвалось:
— Е-мое! Чье же все это?!
— Вот хозяин. — Рыжов кивнул в сторону Гуляева, который беспокойно ерзал в своей коляске. Появление худенького очкарика окончательно сломило его. Он безвольно опустил руки и прикрыл глаза.
— Я знал, что этим кончится. Я знал… Минуту спустя он вновь обрел способность говорить по делу.
— Что от меня требуется?
— Искренность, Виктор Сергеевич. Только искренность.
— А от меня? — вклинился в разговор Напалков.
— В первую очередь надо выключить аппаратуру, но так, чтобы не устранить информации. Потом мы вместе осмотрим хозяйство господина Гуляева.
Знакомство с техникой, которой было забито жилище, повергло Рыжова в тихое изумление. Многое из того, что находилось здесь, он видел впервые в жизни. В комнате отдыха с небольшим фонтанчиком — ионизатором воздуха стояли и лежали приборы непонятного назначения.
— Что это? — Рыжов указал на странное приспособление. Напалков язвительно усмехнулся.
— Это, Иван Васильевич, то, что, как никогда, нужно вашей прокуратуре, но чего у нее нет и не будет, пока она не подчинится преступному миру.
— А именно?
— Генератор акустического шума. Вот мы его включаем и оказываемся в защитном коконе. Нас уже нельзя подслушать ни через проводные микрофоны, ни через радиомикрофоны. Заблокирована даже возможность съема информации с оконных стекол. Звукозаписывающая аппаратура, если она у вас есть в кейсе, будет забита помехами.
— Слушай, Напалков, я такую же хочу. — Рыжов произнес фразу с интонациями знаменитой Зинки из песенки Высоцкого о клоунах.
— Ничего проще, -отозвался Напалков, — тысячу баксов на стол, и все дела.
— Ладно, с шумогенератором погодим, — Рыжов с подчеркнутой скорбью вздохнул. — Не станем мелочиться. Увидел — хорошо. А что это?
— Скремблер.
— Не ругайся, Напалков. Говори интеллигентно.
— Аппарат защиты телефонных переговоров. Можно встать на уши, но при его включении в сеть подслушать, о чем беседуют абоненты, крайне трудно.
— Выходит, все же можно?
— Да, если в момент разговора точно определить, какая задействована кодовая комбинация из тринадцати тысяч возможных.
— Все, Напалков, хватит с меня. Теперь объясни, что это?
— Все-то вам охота знать, Иван Васильевич. А надо ли? Как говорят, многие знания — много печали.
— И все же?
— Так, пустяк. Если включить прибор в телефонную сеть, он определит, не висят ли посторонние уши на вашем проводе. Сигнализирует, если подслушивание начнется во время разговора.
Рыжов пригладил волосы на затылке.
— Виктор Сергеевич, а вам не кажется, что сюда надо пригласить сотрудника службы государственной безопасности? Не дом, а шпионское гнездо.
— Как вам угодно, господа, — первая растерянность Гуляева прошла, и он впал в безразличие, которое следует за сильным испугом. — Приглашайте кого угодно. Надевайте на меня наручники.
Рыжов прошел в спальню, походил по ней. Остановился возле широкой деревянной кровати, застеленной рыжим покрывалом с длинным ворсом. На журнальном столике у изголовья кровати стояла настольная лампа с розовым шелковым абажуром. Под лампой, в золоченой оправе, — портрет женщины.
Рыжов взял рамочку в руки. С фотографии с надменным прищуром на него смотрела Лайонелла Калиновская — красивая, холодная, властная…
С рамочкой в руке Рыжов подошел к Гуляеву.
— Кто это?
— Какая вам разница? — ответ прозвучал раздраженно и дерзко. — Почему я должен представлять вам своих знакомых? Если я виновен, то за все отвечу сам.
— Вполне возможно, что эта дама ваша соучастница.
— Нет! Она ни в чем не замешана! Она светлая и святая! — Голос Гуляева дрогнул. — Мученица…
— Мученица — определение эмоциональное, Виктор Сергеевич. Все мы по-своему мученики. Меня интересует другое…
Гуляев прикрыл глаза ладонью, словно собирался скрыть слезы.
— Может, не будемтрогать ее?
Осененный внезапной догадкой, Рыжов спросил:
— Вы ее любите?
Гуляев отвел руки от лица, взглянул на Рыжова скорбными глазами.
— Это плохо?
— Наоборот.
— Тогда скажу: мы оба любим друг друга…
— Тем более придется ее допросить.
— Ради Бога! Она ни в чем не замешана! Ни в чем! Виноват только я. И сделаю чистосердечное признание…
В белизне знойного неба над станицей Камышевской стояло жаркое солнце. По пыльному асфальту вдоль порядка частных домов, отгороженных от проезжей части рядами чахлых деревьев, в сторону местного кладбища двигалась похоронная процессия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70
— Бесспорно.
Начинать следствие с блуждания в потемках Рыжову приходилось не раз и не два. Типичная ситуация чаще всего выглядит так: есть преступление, есть жертва, однако неизвестны мотивы преступления и нет явных следов злоумышленника. Но всегда в ворохе малозначительных на первый взгляд мелочей следователь обнаруживает нечто, помогающее найти ключ к загадке. На этот раз все выглядело особенно глухо. Нечто преступное произошло в сфере, которая была абсолютно непонятной не только в целом, но и в каждой отдельной детали. Ясно было одно, что сопоставить гибель Порохова с исчезновением капиталов из его банка необходимо в первую очередь. Что-то, видимо, мог знать и Гуляев. В этом Рыжова убеждал испуг инвалида, увидевшего милиционера и следователя на пороге своего дома.
Квартира Гуляева была заполнена компьютерами. В аккуратных кассетах лежали дискеты. На нескольких аппаратах светились дисплеи, заполненные цифрами и непонятными символами. Чтобы разобраться в их содержании, уяснить, не скрыт ли за ним чей-то злой умысел и какова его суть, был нужен новый уровень знаний, совершенно другая подготовка, нежели та, которой обладал он, Рыжов.
Может быть, впервые в жизни Рыжов не столько с ясностью, сколько с горечью и ужасом обнаружил, как далеко шагнула наука, как быстро она отбросила прочь все, что еще вчера представлялось ему прочным, сделала практически ненужным весь его опыт и накопленные за годы работы знания.
Стоя на трупом, разглядывая огнестрельные раны, Рыжов мог о чем-то судить, рассуждать, делать выводы, строить версии, но когда след начинался от компьютеров и нечто подозрительное маячило на дисплеях, он сознавал, что не знает, с какого конца тянуть нитку запутанного клубка.
В молодые весенние годы в горах Кавказа любопытство однажды завело Рыжова в таинственную горную пещеру. Не думая о последствиях, он вошел в каменную трубу. Сперва, пока хватало света, который попадал в подземелье через широкий зев провала, Рыжов шел довольно спокойно. Потом коридор круто свернул вбок, и он двинулся дальше, зажигая спички. Все это не выходило за рамки обычного лихачества и молодой безрассудности. Но вот спички кончились, и Рыжов оказался в глубокой темноте. Объяснить, что такое тьма подземелья, человеку, который не попадал туда, очень трудно. Погасла спичка, и мир во всем его многоцветье перестал существовать. Широко открытые глаза не видели ровным счетом ничего. Рыжов слышал, как где-то неподалеку капает вода. Он растерянно пригибался, когда над его головой, шурша крыльями, проносились летучие мыши. Но видеть ничего не видел.
Тогда он закрыл глаза, и ничего ровным счетом не изменилось вокруг. Он понял, что значит быть слепым, и холодный страх заполз в душу.
Собрав остатки мужества и благоразумия, Рыжов присел на корточки, оперся руками о неровный пол пещеры, повернулся лицом в сторону, откуда пришел, и полез вперед, ощупывая руками каждую неровность. С тех пор он сделал для себя вывод: в любой темноте надо найти опору, которая приведет к свету.
— Хорошо, Виктор Сергеевич, — начал он. — Я следователь прокуратуры Рыжов Иван Васильевич. Должен опросить вас по делу об убийстве Порохова Андрея Андреевича и об обстоятельствах исчезновения капиталов «Рубанка». Ваша фамилия, имя, отчество…
Обычно такой вопрос вызывает недоумение у людей, с которыми следователь только что неформально беседовал, обращаясь к ним по имени или фамилии. Гуляев воспринял вопрос как обязательную формальность. К такого рода действиям он привык, общаясь с машинами, которые требуют соблюдения определенных правил.
— Гуляев. Виктор Сергеевич.
— Образование?
— Высшее.
— Профессия?
— Инженер.
— Специализация?
— Электроника. Программирование. Конструирование. Пользование.
— Что окончили?
— РИГА.
— Уточните.
— Рижский институт гражданской авиации — РИГА.
— Где работаете?
Гуляев растерянно огляделся. Махнул рукой, очертив пределы квартиры. / — Здесь…
— Давайте уточним. На кого вы работаете?
— Преимущественно на себя.
— Оборудование, — Рыжов указал на компьютеры, — принадлежат вам?
— Да, все они мои. Конфискуете?
— Виктор Сергеевич…
— Ах да. Следователи этих вопросов не решают.
— Сколько стоит все ваше оборудование? Гуляев задумался, в уме подсчитывая затраты.
— Тысяч двадцать. Может, чуть больше.
— Долларов? — спросил Рыжов, ясно понимая, что речь идет, конечно, не о рублях. Однако уточнение требовалось.
— Нет, что вы. Фунтов стерлингов.
— Откуда такие деньги у ин… — Рыжов чуть не сказал «инвалида», но вовремя поправился, — инженера, который работает преимущественно на себя?
Впервые за время их беседы Гуляев попробовал уйти от прямого ответа.
— Вы же сами знаете. Зачем спрашивать? Рыжов усмехнулся.
— По честности ответов проще всего проверить искренность собеседника.
— Подследственного?
— Вы все время торопитесь, Виктор Сергеевич. Пока мы просто собеседники. Или вам не нравится этот статус?
— Он сохранится недолго, верно? Особенно если учесть источники моих финансов…
— Все зависит от того, как вы свою аппаратуру использовали. Вы меня понимаете?
— Иногда я выполнял заказы Андрея Андреевича. Делал банковские расчеты. Проводил операции. Все законно, разве не так? Андрей Андреевич был хозяином своего банка.
— Значит, вы работали на него?
— Да. Я обеспечивал банк компьютерными программами… Гуляев вдруг встрепенулся и положил руку на пульт управления коляской.
— Вы позволите? Я выключу систему. Мы беседуем, а энергия расходуется.
— Нет, сидите на месте. — Рыжов движением руки остановил Гуляева. В словах о расходующейся энергии был немалый смысл, и аргумент звучал довольно убедительно. В то же время в интонации, с которой произносилась просьба, слышалась неуверенность. Таким тоном родителей обычно спрашивают дети, зная, что их действия недозволены и на просьбу последует неизбежный отказ. В то же время сохраняется надежда, что вдруг разрешат. Эта неуверенность Гуляева насторожила Рыжова: самые хитрые уловки преступников на первый взгляд всегда кажутся бесхитростными. Кто знает, что может сделать Гуляев, добравшись до компьютеров? Нажмет нечто, известное только ему, и выбьет разом всю память умных машин или сделает еще черт знает что. Поначалу инженер был напуган, теперь отошел, успокоился и мог найти выход.
— Простите, — сказал Рыжов, — я сам позабочусь, чтобы компьютеры выключили. Не будем отвлекаться, хорошо? Гуляев скривил рот в недоброй ухмылке.
— Я так и думал…
Досада звучала в его словах.
— Кирьян Изотович, будьте добры, наберите номер. — Рыжов протянул участковому визитную карточку Сазонова. Генерал оказался на месте.
— Василь Василич, ты обещал эксперта.
— Назрело? — Сазонов понимающе хохотнул. — Как срочно?
— Было бы лучше прямо сейчас.
— Хорошо, человек выезжает. Запомни: Напалков Глеб Ро-дионович. Диктуй адрес…
Эксперт прибыл через двадцать минут. Его встретил у дверей Бургундский. Провел в комнаты.
Напалков — худенький, тощенький молодой человек в очках, с пучком светлых волос, стянутых на затылке резинкой, выглядел студентом-первокурсником, который еще не утратил охоты хипповать. Взглянув на него, Рыжов даже усомнился, так ли уж квалифицирован его будущий помощник.
Напалков окинул комнату быстрым взглядом и застыл на пороге, изумленный. С языка непроизвольно сорвалось:
— Е-мое! Чье же все это?!
— Вот хозяин. — Рыжов кивнул в сторону Гуляева, который беспокойно ерзал в своей коляске. Появление худенького очкарика окончательно сломило его. Он безвольно опустил руки и прикрыл глаза.
— Я знал, что этим кончится. Я знал… Минуту спустя он вновь обрел способность говорить по делу.
— Что от меня требуется?
— Искренность, Виктор Сергеевич. Только искренность.
— А от меня? — вклинился в разговор Напалков.
— В первую очередь надо выключить аппаратуру, но так, чтобы не устранить информации. Потом мы вместе осмотрим хозяйство господина Гуляева.
Знакомство с техникой, которой было забито жилище, повергло Рыжова в тихое изумление. Многое из того, что находилось здесь, он видел впервые в жизни. В комнате отдыха с небольшим фонтанчиком — ионизатором воздуха стояли и лежали приборы непонятного назначения.
— Что это? — Рыжов указал на странное приспособление. Напалков язвительно усмехнулся.
— Это, Иван Васильевич, то, что, как никогда, нужно вашей прокуратуре, но чего у нее нет и не будет, пока она не подчинится преступному миру.
— А именно?
— Генератор акустического шума. Вот мы его включаем и оказываемся в защитном коконе. Нас уже нельзя подслушать ни через проводные микрофоны, ни через радиомикрофоны. Заблокирована даже возможность съема информации с оконных стекол. Звукозаписывающая аппаратура, если она у вас есть в кейсе, будет забита помехами.
— Слушай, Напалков, я такую же хочу. — Рыжов произнес фразу с интонациями знаменитой Зинки из песенки Высоцкого о клоунах.
— Ничего проще, -отозвался Напалков, — тысячу баксов на стол, и все дела.
— Ладно, с шумогенератором погодим, — Рыжов с подчеркнутой скорбью вздохнул. — Не станем мелочиться. Увидел — хорошо. А что это?
— Скремблер.
— Не ругайся, Напалков. Говори интеллигентно.
— Аппарат защиты телефонных переговоров. Можно встать на уши, но при его включении в сеть подслушать, о чем беседуют абоненты, крайне трудно.
— Выходит, все же можно?
— Да, если в момент разговора точно определить, какая задействована кодовая комбинация из тринадцати тысяч возможных.
— Все, Напалков, хватит с меня. Теперь объясни, что это?
— Все-то вам охота знать, Иван Васильевич. А надо ли? Как говорят, многие знания — много печали.
— И все же?
— Так, пустяк. Если включить прибор в телефонную сеть, он определит, не висят ли посторонние уши на вашем проводе. Сигнализирует, если подслушивание начнется во время разговора.
Рыжов пригладил волосы на затылке.
— Виктор Сергеевич, а вам не кажется, что сюда надо пригласить сотрудника службы государственной безопасности? Не дом, а шпионское гнездо.
— Как вам угодно, господа, — первая растерянность Гуляева прошла, и он впал в безразличие, которое следует за сильным испугом. — Приглашайте кого угодно. Надевайте на меня наручники.
Рыжов прошел в спальню, походил по ней. Остановился возле широкой деревянной кровати, застеленной рыжим покрывалом с длинным ворсом. На журнальном столике у изголовья кровати стояла настольная лампа с розовым шелковым абажуром. Под лампой, в золоченой оправе, — портрет женщины.
Рыжов взял рамочку в руки. С фотографии с надменным прищуром на него смотрела Лайонелла Калиновская — красивая, холодная, властная…
С рамочкой в руке Рыжов подошел к Гуляеву.
— Кто это?
— Какая вам разница? — ответ прозвучал раздраженно и дерзко. — Почему я должен представлять вам своих знакомых? Если я виновен, то за все отвечу сам.
— Вполне возможно, что эта дама ваша соучастница.
— Нет! Она ни в чем не замешана! Она светлая и святая! — Голос Гуляева дрогнул. — Мученица…
— Мученица — определение эмоциональное, Виктор Сергеевич. Все мы по-своему мученики. Меня интересует другое…
Гуляев прикрыл глаза ладонью, словно собирался скрыть слезы.
— Может, не будемтрогать ее?
Осененный внезапной догадкой, Рыжов спросил:
— Вы ее любите?
Гуляев отвел руки от лица, взглянул на Рыжова скорбными глазами.
— Это плохо?
— Наоборот.
— Тогда скажу: мы оба любим друг друга…
— Тем более придется ее допросить.
— Ради Бога! Она ни в чем не замешана! Ни в чем! Виноват только я. И сделаю чистосердечное признание…
В белизне знойного неба над станицей Камышевской стояло жаркое солнце. По пыльному асфальту вдоль порядка частных домов, отгороженных от проезжей части рядами чахлых деревьев, в сторону местного кладбища двигалась похоронная процессия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70