- Да, скорей всего. Это ведь полушипучее вино?
Он положил ноги на пустой стул и немного откинулся, подставляя себя солнечным лучам.
- В нем наличествует та веселая искорка, как в швейцарских девушках, краснеющих от внимания сельских молодцов, но чрезвычайно этим довольных. Но это радостное настроение лишь оттеняет чуть ядовитую терпкость, столь созвучную вздорному нраву крестьян Оберланда и в большой степени присущую малолактической ферментации этого вина.
Рэнди на мгновение замолчала.
- Я очень надеюсь, что это вы меня просто поддразниваете.
- Разумеется, Рэнди. А вас обычно разве не поддразнивают мужчины?
- Только не мужчины. Тем, как правило, больше хочется переспать со мной.
- И получается? Как правило?
- Ну, в последнее время очень даже неплохо получается. У меня в Швейцарии нечто вроде отпуска, а потом я вернусь домой и начну добродетельную и размеренную супружескую жизнь.
- И пока есть время, даете вкусить от щедрот своего тела?
- Примерно так. Но не подумайте, что я не люблю Роднея. Это самый очаровательный человек, честное слово. Но он - Родней.
- И он богат.
- Да, кажется. - Она на мгновение нахмурила лобик. - То есть, конечно, я надеюсь, что он богат. Да, конечно, богат! Господи, как вы меня напугали! Но самое замечательное в нем - его фамилия.
- То есть?
- Смит. Родней Смит.
- И это самое замечательное, что в нем есть?
- Нет, сама по себе фамилия "Смит" не так уж грандиозна. Полагаю, что это даже довольно заурядная фамилия. Но это значит, что наконец-то я избавлюсь от своей фамилии. Сколько я из-за нее натерпелась!
- По-моему, "Рэнди Никкерс" - это совсем неплохо.
- Вы так говорите потому, что вы - американец.
- Это я по вашему акценту могу определить. Но "никкерс" на британском сленге означает "трусики". И можете себе представить, как по этому поводу резвились девчонки в школе?
- Ясно.
Он забрал у нее стакан и налил себе вина. Ему стало любопытно: что же в нем есть такого, что притягивает к нему дамочек с приветом?
- Вы меня понимаете? - спросила Рэнди, забыв, что она о чем-то лишь подумала, но не произнесла вслух.
- Не совсем.
- Ну, у меня есть теория, что незнакомые люди в беседе моментально обращаются к темам, представляющим наибольший взаимный интерес. Вот и мы сейчас разговариваем о трусиках. Это нас в чем-то выдает, да?
- Вы занимаетесь конным спортом, - сказал он, принимая тот принцип наибольшей нелогичности переходов, которому следовала мысль Рэнди.
- Да, еще бы! Демонстрирую дядюшкиных лошадок. Как это вы только узнали?
- Не то чтобы узнал - скорее, высказал такую надежду. У вас нет ли теории насчет женщин, которые любят, чтобы у них между ног был сильный зверь?
Она призадумалась.
- Знаете, я как-то об этом не думала. Но вы, наверное, правы. Это нечто вроде вашего альпинизма, да? Всегда так приятно, когда находится что-то общее. - Она пристально на него посмотрела. - Откуда-то я вас знаю. Имя знакомое. - Она еще раз призадумалась. - Джонатан Хэмлок... Вы не писатель?
- Не совсем. Но книги пишу.
- Все! Вспомнила! Вы пишете книги об искусстве и всяком таком. В Слейде от вас без ума.
- Да, там неплохая школа. Как нам, по-вашему, лучше поступить, Рэнди? Прогуляться по деревне? Или сразу в постель?
- Прогулка по деревне - это грандиозно! Даже романтично. Я очень рада, что мы будем заниматься любовью. У меня есть теория насчет любовных занятий. Я считаю это первоклассным способом сближения. Стоит только переспать с мужчиной - и оглянуться не успеешь, как вы уже ходите под ручку и зовете друг друга по имени. Я предпочитаю звать людей по имени. Скорее всего, это из-за собственной моей фамилии. Я вам говорила, что означает "никкерс" в Британии?
- Да.
- Ну, тогда вы поймете, почему я больше люблю обращаться по имени. У меня есть теория насчет позиций...
Узнав, что завтра утром Рэнди возвращается в Лондон, Джонатан не был безутешен.
КЛЯЙНЕ ШАЙДЕГГ, 6 - 7 ИЮЛЯ
Утром потребовалось одеваться дважды, и они чуть не опоздали на поезд. Когда поезд уже отъезжал от платформы, мисс Никкерс опустила окошко в своем купе и крикнула на прощанье:
- Знаешь, Джонатан, у тебя правда потрясающие глаза!
Потом она уселась на свое место, рядом с возвращающимся домой лыжником, и тут же принялась излагать ему одну из своих теорий.
Джонатан улыбнулся, вспомнив ту тактику, к которой она прибегала для самовозбуждения - называть все органы, местечки и позы самыми земными именами.
Он пошел вверх по крутой мощеной дороге, соединявшей деревню с отелем. Он уже договорился с местным проводником о тренировочном подъеме на западный склон Айгера. Хотя тому было далеко до северной стены, западный склон тоже попил кровушки и требовал к себе самого уважительного отношения.
Помимо тренировки и акклиматизации была еще одна причина, по которой он старался как можно меньше времени проводить в отеле. Как всегда, несмотря на величайшие предосторожности, хозяева отеля каким-то образом пронюхали, что грядет попытка штурма Айгера. Были разосланы конфиденциальные телеграммы, лучшие номера-люксы бронировались для богатых Айгерских Пташек, которые вскорости начнут стаями слетаться в отель. Как и все альпинисты, Джонатан презирал и на дух не переносил этих падких на развлечения вечных курортников, жаждущих пощекотать свои загрубевшие нервные окончания сильными ощущениями за чужой счет. Он был рад, что Бен и другие члены команды еще не приехали, поскольку вместе с ними налетит и целая стая стервятников.
На полпути к отелю Джонатан свернул в придорожное уличное кафе выпить стаканчик водуазского. Нестойкое горное солнце ласкало щеку...
- Когда-нибудь покупаешь вино девушкам, с которыми знакомишься в барах?
Она подошла сзади, из темных глубин кафе. Ее голос ударил его как обухом. Не поворачиваясь и успев полностью совладать с собой, он потянулся и выдвинул для нее стул. Она села и некоторое время с грустью смотрела на него.
Подошел официант, принял заказ, вернулся с вином и отошел. Она сосредоточенно водила стаканом по небольшой лужице на столе, стараясь не замечать его холодный, неприветливый взгляд.
- У меня была готова целая речь, знаешь. Неплохая речь. Я могла бы сказать ее очень быстро - ты не успел бы ни прервать меня, ни уйти.
- И что за речь?
Она покачала головой и чуть заметно улыбнулась.
- Я забыла.
- Нет, давай речь. Послушаем. Как тебе уже известно, меня ведь очень легко надуть.
Она вновь покачала головой и слабо улыбнулась.
- Сдаюсь. На таком уровне мне не выдержать. Не могу сидеть здесь и обмениваться с тобой холодными, взрослыми словами. Я... - Она подняла глаза, отчаявшись подобрать слова. - Мне, честное слово, очень жаль.
- Зачем ты так поступила? - Размякать он не собирался.
- Будь хоть немного справедлив, Джонатан. Я сделала так потому, что была убеждена - и сейчас убеждена, - что тебе непременно надо согласиться на это задание.
- Я согласился, Джемайма. Так что все вышло просто великолепно.
- Прекрати! Ты что, не понимаешь, что бы было, если бы у них это мощное оружие появилось раньше, чем у нас?
- О, разумеется. Мы обязаны любой ценой помешать им заполучить его! Это ведь они такие бессердечные скоты, которые могут сбросить его на какой-нибудь ничего не подозревающий японский город!
Она опустила глаза.
- Я знаю, для тебя это не имеет значения. Мы говорили об этом в ту ночь. Помнишь?
- "Помнишь?" Слушай, а ты неплохо работаешь в ближнем бою.
Она прихлебнула вина. Пауза давалась ей тяжело.
- Они, по крайней мере, обещали мне, что ты не потеряешь картину.
- Они выполнили обещание. Совесть твоя чиста.
- Да. - Она вздохнула. - Но у меня есть проблема.
Что же за проблема? Она сказала очень сухо:
- Я люблю тебя.
Помолчав, он улыбнулся про себя и покачал головой.
- Я тебя недооценил. Ты в ближнем бою просто чемпион.
Молчание стало совсем гнетущим, и она поняла, что серьезный разговор надо оставить, иначе он просто уйдет.
- Эй, я вчера видела, как ты прогуливался с на редкость неджемаймистой барышней - такая блондинка и вся из себя англичанка. Она оказалась ничего себе?
- Вполне.
- Но не лучше...
- Нет.
- Очень рада!
При виде такой откровенности Джонатан не мог сдержать улыбку.
- Как ты узнала, что я здесь?
- Помнишь, я же изучала твое досье в конторе мистера Дракона. Это задание было там расписано во всех подробностях.
- Вот как? - Значит, Дракон был настолько в нем уверен, что заранее вписал в дело эту санкцию. Джонатан обозлился на самого себя - он терпеть не мог быть предсказуемым.
- Я тебя вечером увижу, Джонатан? - смело спросила она. Видно, ей сильно хотелось, чтобы он ее обидел.
- Сегодня договорился идти в горку. Там и заночуем.
- А завтра?
- Уходи, пожалуйста. Я не намерен наказывать тебя. Не хочу тебя ненавидеть, не хочу любить, ничего не хочу. Только, чтобы ты ушла.
Она сложила перчатки на коленях. У нее созрело решение.
- Я буду здесь, когда ты спустишься.
Он встал и бросил счет на стол.
- Не надо, прошу тебя.
- Зачем ты это делаешь, Джонатан? - В ее глазах внезапно проступили слезы. - Я же знаю, что это взаимно, знаю, что ты тоже меня любишь.
- Я это как-нибудь переживу.
Он вышел из кафе и энергично зашагал к отелю.
В полном соответствии с национальной и профессиональной традицией проводник-швейцарец ворчал и жаловался, что им надо было бы выйти с первыми рассветными лучами. А так им придется провести ночь на горе. Джонатан пояснил, что он и собирался провести ночь наверху, чтобы получше "втянуться". Проводник своими действиями однозначно подвел сам себя под четкую классификацию. Поначалу он ничего не понял (род: тевтонский), потом отказался пойти на уступки (вид: гельветический). Но когда Джонатан предложил двойную плату, тут же явилось и понимание, вместе с заверениями, что мысль провести ночь на горе просто гениальна.
Джонатан всегда знал, что швейцарцы - народ, любящий деньги, хмурый, религиозный, любящий деньги, независимый, организованный и очень любящий деньги. Жители Бернского Оберланда - прекрасные скалолазы, всегда готовые подвергнуться любым тяготам и опасностям при спасении застрявшего в горах альпиниста. Но они никогда не забудут прислать аккуратно разграфленный счет спасенному ими человеку или, если такового не окажется, - его ближайшим родственникам.
Подъем был достаточно сложным, но относительно спокойным. Джонатану пришлись бы очень не по вкусу вечные жалобы проводника на холод, когда они встали на ночевку, если бы жалобы не отвлекали его мысли от Джемаймы.
Вернувшись в отель на следующий день, он получил счет. Похоже, несмотря на двойную плату, оставалось много всяких мелочей, за которые следовало заплатить. Среди них была аптечка с лекарствами, которой они не пользовались, питание на стоянке (всю провизию Джонатан принес с собой, желая в полевых условиях проверить сухие продукты), а также плата за "1/4 пары ботинок". Последнее было уже чересчур. Проводник принялся сочувственно и терпеливо разъяснять очевидное:
- Ботинки же снашиваются - этого вы отрицать не станете. Не лезть же в гору босиком? Согласны? За Маттерхорн я обычно включаю в счет полпары ботинок. Айгер выше, чем половина Маттерхорна, однако с вас я беру только за четверть пары. Исключительно потому, что вы были очень приятным попутчиком.
- Удивительно, что вы не удержали с меня за износ веревки.
Проводник поднял брови.
- О? - Он взял счет и внимательно просмотрел его. - Вы абсолютно правы, сэр. Имел место недосмотр.
Он вынул из кармана карандаш, послюнил кончик и старательно вписал забытый им пункт, после чего исправил и проверил общую сумму.
- Могу ли еще быть вам чем-нибудь полезен? - спросил он.
Джонатан указал на дверь, и проводник с легким поклоном вышел.
Смутное чувство напряженного ожидания усугублялось у Джонатана депрессией, которую у него неизменно вызывала Швейцария.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48