Джемайму он застал в библиотеке, в глубоком кресле, за папкой с эстампами Хокусаи. Некоторое время он смотрел ей через плечо, потом продефилировал к бару.
- Холодает. Хересу не угодно ли? - Голос его эхом разносился по всему нефу.
- Угодно. Хотя мне и не нравится ваш бар. - Да?
Она прошлась с ним до перил алтаря.
- Он какой-то очень уж выпендронистый, если хотите.
- То есть инфантильный?
- Да. Вот именно. - Она приняла из его рук потирс вином и уселась на перила, прихлебывая. Он смотрел на нее с довольством собственника.
- Да, кстати. - Она резко отставила потир. - Вам известно, что в ваших владениях разгуливает сумасшедший?
- Да ну?
- Да. Я его встретила, когда шла сюда. Он рычал, как пес, и рыл яму, до ужаса похожую на могилу.
Джонатан нахмурился.
- Не представляю себе, кто бы это мог быть.
- Он еще бормотал себе под нос.
- Да?
- Нечто очень вульгарное.
Джонатан покачал головой.
- Надо бы этим заняться.
Пока он жарил бифштексы, она приготовила салат. Вернувшись домой, он первым делом положил фрукты в морозильник, и теперь, соприкоснувшись с влажным воздухом сада, пурпурные виноградины подернулись дымкой инея. Ужин был сервирован в саду, за столом из кованого железа, невзирая на вероятность дождя. Джонатан откупорил бутылку вина под названием "пишон-лонгвиль-барон", и они сели за трапезу. Наступающая ночь плавно перевела источник света с вершин деревьев на мерцающие фонарики-"молнии", расставленные на столе. Постепенно огоньки ламп перестали дрожать, воздух сделался плотным и неподвижным, лишь время от времени на севере вспыхивали всполохи зарниц, обозначавшие край грозы. Небо, по которому стремительно неслись тучи, темнело, а небольшие порывы ветра - вестового грозы заставляли огоньки в лампах дрожать и ерошили серебристо-черную листву вокруг. Потом Джонатан еще долго помнил подобный метеору след от тлеющей сигареты Джемаймы, когда та поднесла ее ко рту.
После длительного молчания он заговорил:
- Пойдемте со мной. Я хочу вам кое-что показать.
Она последовала за ним в дом.
- Знаете, во всем этом есть что-то от фантасмагории, - сказала она, когда он извлек ключ из самой глубины ящика кухонного стола и повел ее вниз по полувинтовым каменным ступеням. - В катакомбы? Может быть, в яму с негашеной известью в подвале? Что я о вас на самом деле знаю? Возможно, мне следовало бы запастись кусочком хлеба и бросать крошки, чтобы потом выйти назад.
Джонатан включил свет и пропустил ее вперед. Она прошла мимо него, притягиваемая источаемой стенами волшебной силой картин.
- Ого! Господи! О, Джонатан!
Он сидел в рабочем кресле и глядел на нее. Она двигалась от полотна к полотну в неровном, пульсирующем ритме: очередная картина притягивала ее, а предыдущая не отпускала от себя. От удовольствия и восторга она даже жужжала - такие звуки издает проголодавшийся ребенок, когда уминает завтрак в одиночку.
Исполненная зрительными впечатлениями, она села на резной фортепианный табурет и некоторое время смотрела вниз, на кашанский ковер.
- Вы неподражаемый человек, Хэмлок.
Он кивнул.
- И все это - вам одному... Этот дом, страдающий манией величия, эти... - Она широко повела рукой, повторяя этот же жест глазами. - И все это вы держите при себе.
- Я исключительный эгоист. Хотите шампанского?
- Нет.
Она вновь опустила глаза и печально покачала головой.
- И это все для вас так важно... Даже важнее, чем убеждал меня мистер Дракон.
- Да, важно, но...
...И оба замолчали на несколько минут. Она не поднимала глаз, а он, после первого ошеломленного взгляда на нее, пытался ослабить свой гнев и замешательство, заставляя себя смотреть только на картины.
Наконец он вздохнул и, оттолкнувшись, встал с кресла.
- Так, мадам, пожалуй, отвезу-ка я вас на станцию. Последний поезд, знаете ли... - Громко начав, он закончил еле слышным шепотом.
Она послушно пошла вслед за ним по каменным ступеням. Пока они были в галерее, наверху разразилась жуткая гроза, которую они даже не слышали. Теперь они поднимались как бы сквозь слои нарастающего, но еще приглушенного шума - дождь металлом стучал о стекло, ветер выл, что-то хлопало, как флаг на ветру, вдалеке басовито ворчал гром.
На кухне она спросила:
- У нас хватит времени на бокал шампанского, который вы мне недавно предлагали?
Он прикрыл свою боль сухим холодом вежливости.
- О, разумеется. В библиотеке?
Он понимал, что и она расстроена, и постарался добить ее, используя в качестве дубинки подчеркнуто искусственную нарочитую светскость. Он весело болтал о нехватке транспортных средств в этой части Лонг-Айленда, об особых трудностях, вызванных грозой. Они сидели в тяжелых кожаных креслах, лицом друг к другу - а дождь под прямым углом лупил по витражам, стены и пол рябили красным, зеленым, голубым. Джемайма вмешалась в поток его речей, направленных лишь на то, чтобы исключить всякую возможность настоящего общения.
- Мне, наверное, не следовало вас так сразу ошарашивать, Джонатан.
- О? А как же вам следовало меня ошарашить, Джемайма?
- Я не могла продолжать... не могла, чтобы мы продолжали... оставляя вас в неведении. А более мягкого способа я найти не могла...
- Могли бы огреть меня кирпичом, Джемайма, - предложил он и рассмеялся. - На меня, наверное, затмение нашло. Что-что, а голову вскружить вы умеете. Мне давно бы следовало понять, что никакого совпадения тут быть не могло. Вы на самолете в Монреале. Вы в такси около конторы Дракона... Как все планировалось, Джемайма? Вы должны были распалить во мне желание, распалить до белого каления, а потом отказывать мне, пока я не соглашусь провести для Дракона эту санкцию? Или вы собирались нашептывать мне в ухо коварные речи, пока я лежал бы расслабленный и блаженный после совокупления?
- Нет, все гораздо примитивнее. Мне было велено украсть деньги, полученные вами за последнюю санкцию.
- М-да, прямо скажем, лобовой подход.
- Я видела - деньги лежат у вас внизу, на столе. Мистер Дракон сказал, что эти деньги вам очень нужны.
- Он прав. Но почему именно вы? Почему не кто-то другой из его холуев?
- Он решил, что я смогу быстро войти к вам в доверие.
- Ясно. И как давно вы работаете на Дракона?
- Фактически я на него не работаю. Я состою в ЦИРе, но не в Спецрозыске и Санкциях. Они выбрали кого-то из другого отдела, чтобы исключить возможность узнавания.
- Разумно. Чем же вы занимаетесь?
- Я курьер. Работа стюардессы - очень подходящее прикрытие для этого.
- И часто вам приходилось выполнять подобные задания? Забираться к кому-то в постель в служебных целях?
Она подумала и все же решила воздержаться от заведомой лжи.
- Пару раз.
Он немного помолчал, потом рассмеялся.
- До чего же мы друг другу под стать! Убийца-эгоцентрик и патриотическая шлюха. Нам бы спариться, да и посмотреть, кого мы породим. Эгоцентричная шлюха - еще куда ни шло, ничего против не имею, но убийца-патриот... Гаже ничего быть не может.
Джонатан, - она склонилась к нему, неожиданно рассерженная.
- Вы хоть представляете себе, насколько важно это задание и почему мистер Дракон так настойчиво добивается вашего согласия?
Он посмотрел на нее молча и без всякого выражения - в его намерения не входило помогать ей вести этот тяжелый и неприятный разговор.
- Я знаю, что он не посвятил вас в детали. Он и не мог этого сделать, пока у него не будет гарантий, что вы согласны. Но если бы вы только знали, что поставлено на карту, вы согласились бы.
- Вот в этом я сомневаюсь.
- Мне бы так хотелось рассказать вам. Но мои инструкции...
- Понимаю.
После паузы она сказала:
- Я старалась от этого отвертеться.
- О? Неужели?
- Днем, когда мы лежали на пляже, я поняла, что было бы гадко так поступить теперь, когда мы с вами...
- Когда мы с вами что? - Он приподнял брови, любопытствуя.
Она поморщилась - одними глазами.
- Словом, я тогда оставила вас, пришла сюда, позвонила Дракону и попросила освободить меня от этого задания.
- Он отказал, я полагаю?
- Он не мог говорить со мной. Ему делали переливание или что-то вроде. Но его помощник отказал... Как его?
- Поуп. - Он допил вино и поставил бокал на стол. - Мне, знаете ли, в это как-то трудно поверить. Ведь вы с самого Монреаля в этом участвовали. И притом вы, похоже, убеждены, что мне надо согласиться на эту работу...
- Вы должны, Джонатан!
- ... и несмотря на все это вы хотите, чтобы я поверил, будто один приятный денек в моем обществе заставил вас резко изменить позицию. И я просто не могу не чувствовать, что вы совершаете ошибку, стараясь одну ложь замазать другой.
- Ничего я не изменяла! Все дело только в том, что мне очень не захотелось делать это самой... И вы прекрасно знаете, что это не только приятный денек, а нечто большее.
Он посмотрел ей в глаза, сначала в один, потом в другой, и кивнул.
- Да, нечто большее.
- И для меня все началось не сегодня. Я целыми днями сидела за вашим досье, кстати, полным до неприличия. Я знаю, каким было ваше детство. Я знаю, как ЦИР изначально втянул вас в работу. Я знаю об убийстве вашего друга во Франции. И даже еще до того, как я получила это задание, я видела вас по телевизору, в учебной программе. - Она еле заметно улыбнулась. - Вы читали лекцию об искусстве с таким нахальным высокомерием. Да я уже на девяносто процентов втрескалась в вас еще до встречи. А потом, внизу, в вашей галерее... мне было так приятно, что вы меня туда пригласили... и я просто не могла не рассказать вам все. Я же знала из досье, что вы туда никого не приглашаете... В общем, там, внизу... и вы сидите, такой счастливый, и все эти прекрасные картины, и этот голубой конверт с деньгами лежит на столе, такой беззащитный... Я должна была сказать вам, вот и все.
- Еще что-нибудь добавить можете?
- Нет.
- "О башмаках, о сургуче, капусте, королях" поговорить не желаете?
- Нет.
- В таком случае, - он подошел к ней и поднял за руки из кресла, побежали наверх - кто быстрее?
- Побежали.
Мерцающий в дожде столб света падал на ее глаза, высвечивая в самые неожиданные моменты золотые арлекинские блестки. Он прислонился лбом к ее лбу и замурлыкал скрипучим от счастья голосом. Потом он отодвинулся, чтобы лучше ее видеть.
- Я тебе сейчас что-то скажу, только ты не смейся.
- Скажи.
- У тебя самые прекрасные глаза на свете.
Она взглянула на него с извечным женским спокойствием.
- Очень мило. А чему тут смеяться?
- Когда-нибудь я тебе расскажу. - Он нежно поцеловал ее. - Впрочем, пожалуй, не расскажу. Но все равно не смейся.
- Почему?
- Потому что если рассмеешься - потеряешь меня.
Она рассмеялась - и он действительно выпал из нее.
- Я тебя предупреждал. Хотя на самом деле это уже не имеет значения после всего хорошего, что я уже для тебя сделал.
- Не говори об этом.
Он в свою очередь рассмеялся.
- Знаешь что? Ты, конечно, ужасно-ужасно удивишься, но я всегда славился умением долго не кончать. Я не вру. Как правило, именно это и рекомендует меня с наилучшей стороны - выносливость. Ну, как шуточка?
- Изрядно. За сигаретами не потянулся - и на том спасибо.
Он перевернулся на спину и тихо сказал вверх, во тьму, принадлежавшую им обоим.
- Если подумать, природа - капризнейшая тварь. Те женщины, с которыми я бывал, никогда меня особенно не интересовали - и ничего такого особенного я не чувствовал. Именно поэтому с ними я был воплощением самообладания и мужской силы, и им это было очень приятно. Но с тобой - когда мне отнюдь не все равно, и именно потому, что мне не все равно - я вдруг начинаю ставить рекорды скорострельности. Нет, как я уже сказал, природа - сволочь.
Джем, повернулась к нему.
- Эй, ты это о чем? Так говоришь, будто все уже кончилось. А я-то все лежу тут и надеюсь, что это антракт, а не финал.
Он одним рывком выскочил из постели.
- Ты права! Это антракт. Сейчас, погоди, я принесу животворную бутылочку шампанского.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48