..
- Нет, постой. - Она села, и тело ее на фоне серебристой подсветки было особенно прекрасно. - Иди сюда, дай поговорить с тобой.
Он лег поперек кровати у ее ног и прислонился щекой к ее ступне.
- У тебя такой серьезный, зловещий тон, и...
- Да, такой. Это насчет работы для мистера Дракона...
- Джем, прошу тебя...
- Нет. Нет, успокойся на секундочку. Все связано с одним биологическим прибором, который разрабатывают там, на той стороне. Очень скверная штука. Если они его сделают раньше нас... Это может быть просто ужасно, Джонатан.
Он прижался к ее ногам.
- Джем, не играет никакой роли, кто в этой гонке впереди. Представь себе двух насмерть перепуганных сопляков, которые устроили дуэль на ручных гранатах, стоя друг от друга в трех футах. Тут совершенно не имеет значения, кто первым выдернет кольцо.
- Зато имеет значение, что мы выдернем это кольцо с куда меньшей вероятностью.
- Если ты этим утверждаешь, что средний бакалейщик в Сиэтле приличный человек, ты совершенно права. Но средний бакалейщик в Петропавловске ничуть не хуже. Вся беда в том, что кольцо гранаты - в руках людей, подобных твоему Дракону, или, что еще хуже, может выдернуться от короткого замыкания в каком-нибудь подземном компьютере.
- Но, Джонатан...
- Я эту работу брать не собираюсь, Джем. Я никогда не провожу санкцию, пока у меня хватает денег на житье. И больше я не желаю об этом говорить. Ладно?
Она молчала. Потом приняла решение.
- Ладно.
Джонатан расцеловал ее ноги и поднялся.
- Ну, так насчет шампанского...
Ее голос остановил его у самой лестницы с хоров.
- Джонатан?
- Да, мадам?
- Я у тебя первая черная?
Он обернулся.
- Это имеет значение?
- Конечно, имеет. Я знаю, что ты собираешь картины, и я подумала...
Он сел на краешек кровати.
- Тебя бы по попе хорошенько отшлепать.
- Извини.
- Все еще хочешь шампанского?
Она раскинула руки и поманила его пальцами.
- После.
ЛОНГ-АЙЛЕНД, 13 ИЮНЯ
Джонатан просто-напросто открыл глаза и тут же окончательно проснулся. Спокойный и счастливый. Впервые за много лет не было мутного, вязкого промежутка между сном и пробуждением. Он с наслаждением потянулся, прогибая спину и распрямляя все конечности, пока каждая мышца не затрепетала от приятного напряжения. Ему хотелось кричать, шуметь. Нога его коснулась влажного пятна на простыне, и он улыбнулся. Джемаймы в постели не было, но место, где она лежала, хранило ее тепло, а от подушки исходил легкий запах ее духов и ее самой.
Он выскочил из постели голый и наклонился над перилами хоров. Крутой угол, который цветные солнечные лучи отбрасывали внутрь церкви, свидетельствовал, что утро уже на исходе. Он позвал Джемайму, и голос его торжествующим эхом пронесся под сводами.
Она появилась в дверях ризницы, переоборудованной под кухню.
- Орали, сэр?
- С добрым утром!
- С добрым утром.
На ней был тот ладный льняной костюм, в котором она приехала, и оттого казалось, что в полумраке от нее исходит белое сияние.
- Пока вы изволите принимать ванну, я приготовлю кофе.
И она исчезла в дверях ризницы.
Он плескался в римской ванне и пел громко, но не очень красиво. Чем же они сегодня займутся? Поедут в город? Или тут побездельничают? А не все ли равно? Он вытерся и надел халат. Сколько же лет он не просыпался так поздно? Должно быть, уже около...
О, Господи! Писсарро! Он же обещал торговцу забрать картину до полудня!
Он сел на край постели, с нетерпением ожидая, пока на том конце снимут трубку.
- Алло! Я слушаю. - Голос торговца был весь пропитан лживыми нотками поддельного интереса.
- Джонатан Хэмлок.
- Ах, да. Откуда вы? Почему звоните?
- Из дома.
- Не понимаю, Джонатан. Уже двенадцатый час. Как же вы сможете успеть к полудню?
- Никак не смогу. Я хочу, чтобы вы придержали для меня картину на пару часов. Я уже выезжаю.
- Нет нужды торопиться. Картину я придержать не могу. Я уже говорил вам, что у меня появился другой покупатель. Он сейчас у меня. Трагично, конечно, но я же предупреждал вас, чтобы не опаздывали. Сделка есть сделка.
- Дайте мне хоть час.
- У меня связаны руки.
- Вы сказали, что другой покупатель дает двенадцать тысяч. Я согласен.
- Если бы я только мог, мой милый друг! Но сделка есть...
- Назовите цену.
- Мне очень жаль, Джонатан. Другой покупатель говорит, что перекроет любую вашу цену. Но раз уж вы предложили пятнадцать тысяч, я справлюсь у него. - На том конце послышалось невнятное бормотание. - Джонатан, он говорит - шестнадцать. Что я могу поделать?
- Кто другой покупатель?
- Джонатан! - Голос торговца был исполнен благородного негодования.
- За эти сведения я заплачу лишнюю тысячу.
- Как же я могу сказать вам, Джонатан? А мои этические принципы? И к тому же он тут, в одной комнате со мной.
- Ясно. Хорошо, я вам его опишу. Скажите только "да", если описание подойдет. Тысяча долларов за один слог.
- По такой таксе сколько же будет стоить подробное объяснение?
- Это блондин с короткой стрижкой, плотный, глаза маленькие, близко посаженные, лицо тяжелое, плоское, одет, скорее всего, в спортивный пиджак, галстук и носки непременно в самом дурном вкусе, и наверняка сидит у вас в доме, не сняв шляпу.
- В самую точку, Джонатан! Точно, как тысяча долларов.
Значит, это был Клемент Поуп.
- Я знаю этого человека. У него должна быть предельная цена. Безграничного пользования фондами хозяин ему никогда не доверит. Я предлагаю восемнадцать тысяч.
Голос торговца преисполнился уважения.
- У вас есть столько наличности, Джонатан?
- Есть.
На том конце последовало продолжительное и сердитое бормотание.
- Джонатан! У меня для вас чудесные новости. Он говорит, что может перекрыть вашу цену, только у него при себе нет таких денег. Он сможет их добыть только через несколько часов. Поэтому, дорогой мой друг, если вы будете здесь к часу и привезете девятнадцать тысяч долларов, картина ваша, и мое благословение в придачу.
- Девятнадцать тысяч?
- А плата за информацию?
За картину Джонатан выложит почти все, что имеет, и придется ему изыскать какой-то способ разобраться с долгами и с жалованьем мистеру Монку. Но зато у него будет Писсарро.
- Отлично. К часу буду.
- Великолепно, Джонатан. Моя жена приготовит вам чашечку чаю. Теперь скажите мне, как вы себя чувствуете? Как дети?
Джонатан повторил условия договоренности, чтобы не было никакой ошибки, и повесил трубку.
Еще несколько минут он сидел на краю постели, устремив взор в пространство. Его ненависть к Дракону и Поупу собралась в один комок, крепкий, как алмаз. Затем он ощутил запах кофе и вспомнил о Джемайме.
Она ушла. И с нею исчез голубой конверт, пухлый от стодолларовых банкнот.
В последовавшей серии поспешных телефонных звонков в надежде спасти, по крайней мере, картину, Джонатан узнал, что Дракон, недомогающий после очередного переливания крови, не станет говорить с ним и что торговец, хоть и выразивший глубокое сочувствие ему лично и заботу о здоровье членов его семьи, тверд в своем намерении продать Писсарро Поупу, как только будут предъявлены деньги.
Джонатан одиноко сидел в галерее и неотрывно глядел в то место, которое уже зарезервировал за Писсарро. Рядом с ним на столе стояла нетронутая чашка кофе с молоком. А рядом с чашкой лежала записка от Джемаймы:
"Джонатан!
Пришлось действовать наугад. Надеюсь, что ты пьешь кофе с сахаром.
Люблю тебя (честно). Джемайма".
Она ничего не взяла, кроме денег. Одежду, которую он купил ей, он нашел на кухонном столе, аккуратно сложенную. Даже посуда после вчерашнего ужина была помыта и убрана.
Он сидел. Текли часы. Над ним никем не видимые в опустевшем корабле церкви проплывали столбы цветного света, перемежающиеся тенью, и наступил вечер.
Лютей всего он ненавидел самого себя. Ему было безмерно стыдно за свое легковерие. Дал себя ослепить ее теплу, сиянию, исходившему от нее, сам себя обманул...
И в свой давно уже мысленно составленный список - список тех, кто использовал свою с ним дружбу ему же во вред - он включил имя Джемаймы. Прямо под именем Майлза Меллафа.
"Записывая, движется рука
А написавши, движется тем паче", - думал он про себя.
Он закрыл дверь галереи и запер ее. Этим летом он больше сюда не придет.
НЬЮ-ЙОРК, 14 ИЮНЯ
- ... тяготы грешной плоти, а, Хэмлок?
Дракон как бы пребывал в невесомости под черными шелковыми простынями, его хрупкая голова лишь чуть приминала подушку цвета черного дерева, по которой разметались его влажные, похожие на овечье руно волосы. Джонатан смотрел, как длинные белые руки слабо дрожат, сжимая кромку черного пододеяльника. Небольшой свет, необходимый тем, кто лечил его и ухаживал за ним, причинял Дракону боль, и на глазах у него была толстая черная маска.
Над ним склонилась миссис Цербер. От озабоченного выражения на ее чешуйчатом лице проступили морщины. Она извлекла из бедра Дракона большую иглу. Дракон сморщился, но тут же преобразил это выражение в кислую улыбку.
Джонатан впервые оказался в спальне за кабинетом Дракона. Это маленькое помещение было целиком задрапировано черным, а больничная вонь здесь была просто нестерпимой. Джонатан неподвижно сидел на деревянном стуле возле кровати.
- Уже несколько дней после переливания меня кормят внутривенно. Раствор сахара и соли. Согласитесь, меню не для гурмана. - Дракон повернул голову на подушке, черная маска уставилась на Джонатана черными комками, скрывающими глаза. - По вашему арктическому молчанию я понимаю, что мой стоицизм и похвальное терпение на вас особо сильного впечатления не производят.
Джонатан не отвечал.
Взмахом руки, столь слабым, что земное притяжение тут же потянуло руку вниз, Дракон отослал миссис Цербер. Она прошла мимо Джонатана, скрипнув накрахмаленным халатом.
- Как правило, мне очень нравится беседовать с вами, Хэмлок. Ваше недружелюбие весьма тонизирует... - Он говорил прерывисто, с придыханиями, при необходимости останавливался на полуслове. При натужной оживленности Дракону уже не хватало сил правильно строить, фразы. - Я в состоянии этом вам не соперник. Извините, поэтому я прямо перейду к делу. Где мисс Браун?
- О? Так это действительно ее фамилия?
- Как ни странно, да. Где она?
- Это вы у меня спрашиваете?
- Она вчера передала деньги мистеру Поупу. После этого исчезла бесследно. Вы меня простите, но я подозреваю вас.
- Я не знаю, где она. Но мне это интересно. Если найдете, будьте любезны уведомить меня.
- Понятно. Помните, Хэмлок, она - одна из наших. А кому как не вам знать, что происходит с теми, кто тронет наших людей.
- Поговорим о задании.
- Мисс Браун должна остаться невредимой, Хэмлок.
- Поговорим о задании.
- Очень хорошо. - Дракон вздохнул, содрогнувшись от усилий, затраченных на вздох. - Но мне жаль, что вам изменило чувство спортивной борьбы. Как это у американцев говорится - умей выигрывать, умей и...
- У вас в детстве не было привычки выщипывать мухам крылышки, Дракон?
- Разумеется, нет. Каким еще мухам?
Джонатан решил эту тему не развивать.
- Я полагаю, что санкция связана со вторым человеком из Монреаля. С тем, который получил рану в борьбе с этим... как его?
- Агентом Стрихнин. Да. Когда мы послали вас в Монреаль, Спецрозыск об этом втором почти ничего не знал. Они до сих пор по кусочкам собирают крупицы сведений - слухи, обрывки из записных книжек, сообщения информаторов, куски телефонных разговоров, которые удалось записать, словом, все те крупицы, из которых складывается доказательство виновности. Честно говоря, на сей раз мы вынуждены начинать действовать, располагая куда меньшей информацией, чем обычно. Но этого человека абсолютно, жизненно необходимо санкционировать. И быстро.
- Но почему? Ведь не в первый же раз ваши люди остаются с носом. Почему этот человек так важен?
Фосфоресцирующее чело Дракона сморщилось - какое-то мгновение он взвешивал все за и против, потом сказал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48