Тэрада-сан, как вы? Все в порядке?
Наверное, я сильно побледнел, но в душе был готов ко всему.
Чтобы добраться от автобусной остановки до деревни, надо преодолеть горный перевал. Здесь не так уж высоко, но дорога узкая и плохая, из всех видов транспорта по ней проходит только велосипед. Мы миновали перевал, и нашим глазам открылась деревня. А дальше… Я до сих пор помню, что волосы у меня встали дыбом, когда я глянул вниз.
Деревня восьми могил находится словно на дне воронки. Ее окружают поднимающиеся террасами горы, причем террасы эти возделываются, а некоторые из них представляют собой крошечные, как лоскутки, залитые водой рисовые поля. Меня удивило, что все поля окружены оградами. Позднее мне объяснили, что, поскольку в деревне держат скотину, которая свободно бродит, где ей заблагорассудится, поля приходится ограждать, особенно рисовые.
Я упоминал уже, что в деревню мы попали двадцать пятого июня, в период дождей, в сумерки. С неба не капало, но низкие облака и тучи отбрасывали зловещую тень на грубые крестьянские постройки. Меня, помнится, все время пробирала дрожь от неприятных предчувствий.
– Видите у подножия той горы большую усадьбу? Это ваш родной дом. А вон повыше огромная криптомерия. Там восемь могил Богов Света. Раньше криптомерии было две, и их называли близнецами, но в конце марта во время ужасной грозы молния попала в одно дерево, и оно раскололось надвое. Жители деревни сочли это дурным знаком и прямо-таки дрожали от страха некоторое время. Я содрогнулся. Молча спустившись вниз, мы обнаружили у подножия гор множество людей. Казалось, что они сбежались сюда со всех окрестных полей. В толпе был и Китидзо. Все что-то громко выкрикивали. Нас, по-видимому, заметили, потому что все разом с криком повернулись в нашу сторону. Тут от толпы отделилась странная женщина лет пятидесяти и обратила к нам горящие ненавистью глаза.
– Возвращайся домой! Не появляйся тут! Убирайся!! – каким-то металлическим голосом завопила она.
Мияко, поняв, как мне тяжко, схватила меня за локоть:
– Успокойтесь, пошли. Это «монахиня с крепким чаем». Они полоумная, но вреда вам не причинит.
«До чего же она уродлива», – пронеслось у меня в голове.
Ее разинутый в крике рот открывал кривые желтые зубы. По мере нашего приближения женщина все больше стервенела, топала ногами и орала, с ненавистью глядя на нас:
– Возвращайся к себе! Ты не нужен нам! Боги Света в восьми могилах гневаются! Эй, ты! Говорят же тебе: вон отсюдова! Твоего отца не стало. А как и почему, известно тебе?! Сейчас выйдут из могил все восемь Богов! Вон отсюда! Вон!! Вон!!!
Под эти крики мы прошли всю деревню, пересекли долину и добрались до ворот усадьбы дома Тадзими. Вокруг кричали охваченные безумием люди.
Так «приветствовали» меня в Деревне восьми могил…
Две старушки
– Тэрада-сан, не обращайте ни на кого внимания. Деревенский люд только языком много болтает, а как доходит до дела – сразу на попятный, но если вы будете робеть, они сразу почувствуют свою силу. Так что держитесь!
Как все-таки хорошо, что Мияко была рядом, без нее мне пришлось бы совсем туго!
Весь взмокший от напряжения, я собрался с духом и вошел во двор дома Тадзими.
– А все же кто это – «монахиня с крепким чаем»? Почему она так ополчилась на меня?
– Во-первых, она – одна из жертв тех событий: ее мужа и детей забили насмерть. После этого несчастья она постриглась в монахини, поселилась отшельницей в местечке «Койча». Помните, я показывала криптомерию, которая, когда в нее попала молния, раскололась надвое? Так вот, она видела все своими глазами, после этого у нее окончательно расстроилась психика.
– Значит, «Крепкий чай» – это название места?
– Да, именно. Там находится монастырь, где посетителей издавна угощали хорошим крепким чаем. Отсюда и прозвище. Настоящее имя монахини Мёрэн, но все зовут ее «монахиней с крепким чаем». Бедняжка не в себе, не стоит обращать на нее внимания.
Однако в бессвязных речах этой монашенки и неприятно поразившем меня письме-предупреждении явно ощущалось что-то общее. Что? И почему? Письмо составлено достаточно логично, откуда в нем интонации полусумасшедшей бабы? Создается впечатление, что автор письма находился под ее влиянием. Я дал себе слово эту связь выявить.
Дом, в котором я родился, оказался намного больше, чем я предполагал. Массивное, как скала, тяжелое и надежное строение, окруженное глинобитным забором, во дворе устремленная к небу криптомерия с пышной кроной. Когда мы, через калитку войдя во двор, направлялись к крыльцу, из боковой двери выскочила женщина, по всей вероятности, горничная:
– Неужели это вы, Западная барышня? Добро пожаловать! Что за шум там на улице?
– Да пустяки, не обращайте внимания, Осима-сан. Лучше передайте хозяйкам, что я привела господина Тацуя.
– Приехал Тацуя-сан?!
Молодая горничная широко раскрытыми глазами посмотрела на меня, покраснела и быстро вбежала в дом.
– Проходите, пожалуйста, сюда, Тэрада-сан.
– Да, спасибо.
Я вошел в просторную прихожую, чувствуя, как дрожь снова пробегает по моему телу, а сердце выскакивает из груди.
Через несколько минут вслед за горничной появилась женщина лет тридцати пяти–тридцати шести, со слегка вьющимися волосами и бледным безжизненным лицом.
– О! Западная барышня! Пожалуйста, пожалуйста, входите! – Голос у женщины был высокий, и, пожалуй, говорила она чересчур громко, что совсем не вязалось с ее медлительной походкой и бледностью. Мне подумалось, что эта бледность и отсутствие в глазах живого блеска могут быть следствием больного сердца.
– Здравствуйте, Харуё-сан! Вот видите, я привела долгожданного гостя. Тэрада-сан, это ваша сестра Харуё-сан.
По всей видимости, Мияко часто бывала в этом доме; она сняла обувь и уверенно зашла внутрь. Харуё смущенно потупилась.
Я впервые встретился со своей старшей единокровной сестрой, и первое впечатление оказалось неплохим, хотя Харуё никак нельзя было назвать красавицей: внешностью она обладала совершенно заурядной. Но воспитание, видимо, получила хорошее. Она излучала мягкость и доброту, и это как-то сразу успокоило меня, с души свалился камень.
– Ну как, Харуё-сан? Как вам младший брат?
– Он замечательный молодой человек… – Харуё снова бросила на меня быстрый взгляд, зарделась, как маленькая девочка, опустила глаза и смущенно засмеялась.
Я, кажется, понравился ей, и это тоже помогло сбросить сковывавшее меня напряжение.
– Ну что ж, пройдемте в комнаты. Бабушки заждались.
Мы последовали за Харуё по бесконечному коридору.
Внутри дом оказался гораздо просторней, чем виделся снаружи, и, пока мы шли по этому бесконечному коридору, меня не оставляло ощущение, что я нахожусь то ли в огромном храме, то ли в каком-нибудь другом общественном месте.
– Харуё-сан, а бабушки ждут где-то в глубине дома?
– Да. Они сказали, что поскольку сегодня впервые встречаются с господином Тацуя, то примут его в парадной зале.
Пройдя коридор, мы поднялись на три ступеньки и вышли к двум гостиным комнатам, площадью в десять и двадцать татами.
Позднее мне рассказали, что дом неоднократно перестраивали и достроили зал, в котором даже принимали сегуна.
В большой гостиной спиной к токономе чинно сидели две старейшие представительницы семьи Тадзими – Коумэ и Котакэ. Поверх повседневной одежды они набросили на себя хаори[Хаори –накидка, принадлежность традиционного японского парадного костюма. с фамильными гербами.
Увидев еще из коридора эти две фигуры, я был поражен.
Я когда-то слышал, что близнецы бывают однояйцевые и разнояйцевые, при этом однояйцевые близнецы чрезвычайно похожи друг на друга. Бабушки были просто одинаковыми.
Лет им было, вероятно, уже за восемьдесят. Седые волосы собраны в аккуратные пучки, фигуры миниатюрные и кругленькие. Они напоминали двух обезьянок – не лицами, а именно этой миниатюрностью. А лица как раз сохраняли следы былой красоты. Несмотря на преклонный возраст, у них был свежий, здоровый цвет кожи, плотно сомкнутые губы скрывали отсутствие зубов.
И все же в удивительном сходстве бабушек было что-то отталкивающее.
Не так уж редко мы видим молодых близнецов, и никакого неудовольствия при этом не испытываем. Но близнецы, которым перевалило за восемьдесят, почему-то вызывают чувство близкое к омерзению. Сходство было не только врожденное, но и, как говорится, благоприобретенное: одинаковые морщинки, одинаковые жесты, одинаковые улыбки.
– Бабушки! – тихим голосом обратилась Харуё к старушкам. – Госпожа Мияко и господин Тацуя.
«Да, – подумал я, – вежливость и уважение к старшим, похоже, отличительная семейная традиция дома Тадзими. Во всяком случае, если судить по поведению Харуё».
Бабушки благодарили Мияко за хлопоты, а я никак не мог разобраться, кто из них Коумэ, а кто Котакэ.
– Не стоит благодарности. – Мияко тоже была воплощенная вежливость. – Наоборот, я должна извиниться, что заставила вас так долго ждать. Тацуя-сан, проходите же. Это ваши бабушки. Это Коумэ-сан, а напротив Котакэ-сан.
– Мияко-сан, наоборот. Я Котакэ, а напротив – Коумэ-сан, – тихо поправила одна из старух.
– Ой, извините! Я всегда путаю вас. Ну вот вам наконец-то долгожданный Тацуя-сан.
Я сидел перед бабушками, молча склонив голову.
– Так вот он какой, Тацуя-сан, – прошамкала Котакэ. – Похож на Цуруко, сразу видно, ее кровиночка.
– Да-да. Ее глаза, подбородок… С возвращением в деревню, Тацуя-сан, – поддержала сестру Коумэ.
Я по-прежнему молчал, опустив глаза.
– В этом доме ты родился. Вот в этой самой гостиной. Двадцать восемь лет прошло с тех пор, но здесь все сохранилось, как было при твоем рождении, Те же фусума, та же ширма, и картина в раме та же. Правильно, Котакэ-сан?
– Ох-ох, двадцать восемь годков… Вроде бы давно это было, а как быстро время пролетело… Ох-хо-хо…
– А где же Куя-сан? – поинтересовалась Мияко.
– Куя-сан? Он болен, лежит. Завтра познакомятся. Увы, нехорош он…
– Его врач говорит: все в порядке, вылечится. Да разве этому шарлатану можно верить? Переживет ли это лето, не знаю…
– А чем он болен? – Я впервые заговорил.
– Туберкулез легких. Так что, Тацуя-кун, ты должен беречь себя, на тебя вся надежда. У Харуё тоже больные почки, детей рожать не может. Она выходила замуж, но вернулась в свой дом, Если ты не продлишь род, он совсем исчезнет.
– Ну, теперь, Коумэ-сан, беспокоиться не о чем: вернулся в семью такой прекрасный молодой человек. Ха-ха-ха!..
– Верно, Котакэ-сан. Наконец-то я спокойна за будущее рода. Ха-ха-ха!..
Когда в погруженной в сумрак гостиной раздался громкий смех напоминающих мартышек старух, я снова почувствовал озноб, а в смехе мне почудилось что-то зловещее и коварное.
Вот так я попал в дом, который на протяжении многих лет преследовали несчастья и трагедии, о котором слагались нелепые легенды.
Необыкновенная ширма
Эту ночь я провел без сна.
Как случается со всеми более или менее нервными людьми, на новом месте мне не спалось. Долгое путешествие утомило меня, нервы были на взводе, в мозгу судорожно бились мысли.
Ничего удивительного в этом не было. Для меня, привыкшего ютиться в тесном уголке заставленной шкафами, тумбочками и прочим барахлом комнаты друга, эта просторная гостиная была слишком велика. Я не мог найти себе места, без конца ворочался в своей постели, в голове проносились все события последних дней. Какой уж тут сон!..
Прощание на станции Санномия, Мияко в элегантной дорожной одежде, торговец лошадьми Ки-тидзо, встретившийся нам в автобусе, безобразная «монахиня с крепким чаем», вопящие жители деревни, напоминающие мартышек старушки Коу-мэ и Котакэ – разные фигуры, сцены беспорядочно роились в голове, то возникали в памяти, то исчезали, возникали снова… И в довершение всего странная история, которую поведала моя старшая сестра Харуё.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41
Наверное, я сильно побледнел, но в душе был готов ко всему.
Чтобы добраться от автобусной остановки до деревни, надо преодолеть горный перевал. Здесь не так уж высоко, но дорога узкая и плохая, из всех видов транспорта по ней проходит только велосипед. Мы миновали перевал, и нашим глазам открылась деревня. А дальше… Я до сих пор помню, что волосы у меня встали дыбом, когда я глянул вниз.
Деревня восьми могил находится словно на дне воронки. Ее окружают поднимающиеся террасами горы, причем террасы эти возделываются, а некоторые из них представляют собой крошечные, как лоскутки, залитые водой рисовые поля. Меня удивило, что все поля окружены оградами. Позднее мне объяснили, что, поскольку в деревне держат скотину, которая свободно бродит, где ей заблагорассудится, поля приходится ограждать, особенно рисовые.
Я упоминал уже, что в деревню мы попали двадцать пятого июня, в период дождей, в сумерки. С неба не капало, но низкие облака и тучи отбрасывали зловещую тень на грубые крестьянские постройки. Меня, помнится, все время пробирала дрожь от неприятных предчувствий.
– Видите у подножия той горы большую усадьбу? Это ваш родной дом. А вон повыше огромная криптомерия. Там восемь могил Богов Света. Раньше криптомерии было две, и их называли близнецами, но в конце марта во время ужасной грозы молния попала в одно дерево, и оно раскололось надвое. Жители деревни сочли это дурным знаком и прямо-таки дрожали от страха некоторое время. Я содрогнулся. Молча спустившись вниз, мы обнаружили у подножия гор множество людей. Казалось, что они сбежались сюда со всех окрестных полей. В толпе был и Китидзо. Все что-то громко выкрикивали. Нас, по-видимому, заметили, потому что все разом с криком повернулись в нашу сторону. Тут от толпы отделилась странная женщина лет пятидесяти и обратила к нам горящие ненавистью глаза.
– Возвращайся домой! Не появляйся тут! Убирайся!! – каким-то металлическим голосом завопила она.
Мияко, поняв, как мне тяжко, схватила меня за локоть:
– Успокойтесь, пошли. Это «монахиня с крепким чаем». Они полоумная, но вреда вам не причинит.
«До чего же она уродлива», – пронеслось у меня в голове.
Ее разинутый в крике рот открывал кривые желтые зубы. По мере нашего приближения женщина все больше стервенела, топала ногами и орала, с ненавистью глядя на нас:
– Возвращайся к себе! Ты не нужен нам! Боги Света в восьми могилах гневаются! Эй, ты! Говорят же тебе: вон отсюдова! Твоего отца не стало. А как и почему, известно тебе?! Сейчас выйдут из могил все восемь Богов! Вон отсюда! Вон!! Вон!!!
Под эти крики мы прошли всю деревню, пересекли долину и добрались до ворот усадьбы дома Тадзими. Вокруг кричали охваченные безумием люди.
Так «приветствовали» меня в Деревне восьми могил…
Две старушки
– Тэрада-сан, не обращайте ни на кого внимания. Деревенский люд только языком много болтает, а как доходит до дела – сразу на попятный, но если вы будете робеть, они сразу почувствуют свою силу. Так что держитесь!
Как все-таки хорошо, что Мияко была рядом, без нее мне пришлось бы совсем туго!
Весь взмокший от напряжения, я собрался с духом и вошел во двор дома Тадзими.
– А все же кто это – «монахиня с крепким чаем»? Почему она так ополчилась на меня?
– Во-первых, она – одна из жертв тех событий: ее мужа и детей забили насмерть. После этого несчастья она постриглась в монахини, поселилась отшельницей в местечке «Койча». Помните, я показывала криптомерию, которая, когда в нее попала молния, раскололась надвое? Так вот, она видела все своими глазами, после этого у нее окончательно расстроилась психика.
– Значит, «Крепкий чай» – это название места?
– Да, именно. Там находится монастырь, где посетителей издавна угощали хорошим крепким чаем. Отсюда и прозвище. Настоящее имя монахини Мёрэн, но все зовут ее «монахиней с крепким чаем». Бедняжка не в себе, не стоит обращать на нее внимания.
Однако в бессвязных речах этой монашенки и неприятно поразившем меня письме-предупреждении явно ощущалось что-то общее. Что? И почему? Письмо составлено достаточно логично, откуда в нем интонации полусумасшедшей бабы? Создается впечатление, что автор письма находился под ее влиянием. Я дал себе слово эту связь выявить.
Дом, в котором я родился, оказался намного больше, чем я предполагал. Массивное, как скала, тяжелое и надежное строение, окруженное глинобитным забором, во дворе устремленная к небу криптомерия с пышной кроной. Когда мы, через калитку войдя во двор, направлялись к крыльцу, из боковой двери выскочила женщина, по всей вероятности, горничная:
– Неужели это вы, Западная барышня? Добро пожаловать! Что за шум там на улице?
– Да пустяки, не обращайте внимания, Осима-сан. Лучше передайте хозяйкам, что я привела господина Тацуя.
– Приехал Тацуя-сан?!
Молодая горничная широко раскрытыми глазами посмотрела на меня, покраснела и быстро вбежала в дом.
– Проходите, пожалуйста, сюда, Тэрада-сан.
– Да, спасибо.
Я вошел в просторную прихожую, чувствуя, как дрожь снова пробегает по моему телу, а сердце выскакивает из груди.
Через несколько минут вслед за горничной появилась женщина лет тридцати пяти–тридцати шести, со слегка вьющимися волосами и бледным безжизненным лицом.
– О! Западная барышня! Пожалуйста, пожалуйста, входите! – Голос у женщины был высокий, и, пожалуй, говорила она чересчур громко, что совсем не вязалось с ее медлительной походкой и бледностью. Мне подумалось, что эта бледность и отсутствие в глазах живого блеска могут быть следствием больного сердца.
– Здравствуйте, Харуё-сан! Вот видите, я привела долгожданного гостя. Тэрада-сан, это ваша сестра Харуё-сан.
По всей видимости, Мияко часто бывала в этом доме; она сняла обувь и уверенно зашла внутрь. Харуё смущенно потупилась.
Я впервые встретился со своей старшей единокровной сестрой, и первое впечатление оказалось неплохим, хотя Харуё никак нельзя было назвать красавицей: внешностью она обладала совершенно заурядной. Но воспитание, видимо, получила хорошее. Она излучала мягкость и доброту, и это как-то сразу успокоило меня, с души свалился камень.
– Ну как, Харуё-сан? Как вам младший брат?
– Он замечательный молодой человек… – Харуё снова бросила на меня быстрый взгляд, зарделась, как маленькая девочка, опустила глаза и смущенно засмеялась.
Я, кажется, понравился ей, и это тоже помогло сбросить сковывавшее меня напряжение.
– Ну что ж, пройдемте в комнаты. Бабушки заждались.
Мы последовали за Харуё по бесконечному коридору.
Внутри дом оказался гораздо просторней, чем виделся снаружи, и, пока мы шли по этому бесконечному коридору, меня не оставляло ощущение, что я нахожусь то ли в огромном храме, то ли в каком-нибудь другом общественном месте.
– Харуё-сан, а бабушки ждут где-то в глубине дома?
– Да. Они сказали, что поскольку сегодня впервые встречаются с господином Тацуя, то примут его в парадной зале.
Пройдя коридор, мы поднялись на три ступеньки и вышли к двум гостиным комнатам, площадью в десять и двадцать татами.
Позднее мне рассказали, что дом неоднократно перестраивали и достроили зал, в котором даже принимали сегуна.
В большой гостиной спиной к токономе чинно сидели две старейшие представительницы семьи Тадзими – Коумэ и Котакэ. Поверх повседневной одежды они набросили на себя хаори[Хаори –накидка, принадлежность традиционного японского парадного костюма. с фамильными гербами.
Увидев еще из коридора эти две фигуры, я был поражен.
Я когда-то слышал, что близнецы бывают однояйцевые и разнояйцевые, при этом однояйцевые близнецы чрезвычайно похожи друг на друга. Бабушки были просто одинаковыми.
Лет им было, вероятно, уже за восемьдесят. Седые волосы собраны в аккуратные пучки, фигуры миниатюрные и кругленькие. Они напоминали двух обезьянок – не лицами, а именно этой миниатюрностью. А лица как раз сохраняли следы былой красоты. Несмотря на преклонный возраст, у них был свежий, здоровый цвет кожи, плотно сомкнутые губы скрывали отсутствие зубов.
И все же в удивительном сходстве бабушек было что-то отталкивающее.
Не так уж редко мы видим молодых близнецов, и никакого неудовольствия при этом не испытываем. Но близнецы, которым перевалило за восемьдесят, почему-то вызывают чувство близкое к омерзению. Сходство было не только врожденное, но и, как говорится, благоприобретенное: одинаковые морщинки, одинаковые жесты, одинаковые улыбки.
– Бабушки! – тихим голосом обратилась Харуё к старушкам. – Госпожа Мияко и господин Тацуя.
«Да, – подумал я, – вежливость и уважение к старшим, похоже, отличительная семейная традиция дома Тадзими. Во всяком случае, если судить по поведению Харуё».
Бабушки благодарили Мияко за хлопоты, а я никак не мог разобраться, кто из них Коумэ, а кто Котакэ.
– Не стоит благодарности. – Мияко тоже была воплощенная вежливость. – Наоборот, я должна извиниться, что заставила вас так долго ждать. Тацуя-сан, проходите же. Это ваши бабушки. Это Коумэ-сан, а напротив Котакэ-сан.
– Мияко-сан, наоборот. Я Котакэ, а напротив – Коумэ-сан, – тихо поправила одна из старух.
– Ой, извините! Я всегда путаю вас. Ну вот вам наконец-то долгожданный Тацуя-сан.
Я сидел перед бабушками, молча склонив голову.
– Так вот он какой, Тацуя-сан, – прошамкала Котакэ. – Похож на Цуруко, сразу видно, ее кровиночка.
– Да-да. Ее глаза, подбородок… С возвращением в деревню, Тацуя-сан, – поддержала сестру Коумэ.
Я по-прежнему молчал, опустив глаза.
– В этом доме ты родился. Вот в этой самой гостиной. Двадцать восемь лет прошло с тех пор, но здесь все сохранилось, как было при твоем рождении, Те же фусума, та же ширма, и картина в раме та же. Правильно, Котакэ-сан?
– Ох-ох, двадцать восемь годков… Вроде бы давно это было, а как быстро время пролетело… Ох-хо-хо…
– А где же Куя-сан? – поинтересовалась Мияко.
– Куя-сан? Он болен, лежит. Завтра познакомятся. Увы, нехорош он…
– Его врач говорит: все в порядке, вылечится. Да разве этому шарлатану можно верить? Переживет ли это лето, не знаю…
– А чем он болен? – Я впервые заговорил.
– Туберкулез легких. Так что, Тацуя-кун, ты должен беречь себя, на тебя вся надежда. У Харуё тоже больные почки, детей рожать не может. Она выходила замуж, но вернулась в свой дом, Если ты не продлишь род, он совсем исчезнет.
– Ну, теперь, Коумэ-сан, беспокоиться не о чем: вернулся в семью такой прекрасный молодой человек. Ха-ха-ха!..
– Верно, Котакэ-сан. Наконец-то я спокойна за будущее рода. Ха-ха-ха!..
Когда в погруженной в сумрак гостиной раздался громкий смех напоминающих мартышек старух, я снова почувствовал озноб, а в смехе мне почудилось что-то зловещее и коварное.
Вот так я попал в дом, который на протяжении многих лет преследовали несчастья и трагедии, о котором слагались нелепые легенды.
Необыкновенная ширма
Эту ночь я провел без сна.
Как случается со всеми более или менее нервными людьми, на новом месте мне не спалось. Долгое путешествие утомило меня, нервы были на взводе, в мозгу судорожно бились мысли.
Ничего удивительного в этом не было. Для меня, привыкшего ютиться в тесном уголке заставленной шкафами, тумбочками и прочим барахлом комнаты друга, эта просторная гостиная была слишком велика. Я не мог найти себе места, без конца ворочался в своей постели, в голове проносились все события последних дней. Какой уж тут сон!..
Прощание на станции Санномия, Мияко в элегантной дорожной одежде, торговец лошадьми Ки-тидзо, встретившийся нам в автобусе, безобразная «монахиня с крепким чаем», вопящие жители деревни, напоминающие мартышек старушки Коу-мэ и Котакэ – разные фигуры, сцены беспорядочно роились в голове, то возникали в памяти, то исчезали, возникали снова… И в довершение всего странная история, которую поведала моя старшая сестра Харуё.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41