В частности, расспросил Харуё. Харуё поведала мне, что в последнее время из деревни выезжали только старик Усимацу и Мияко, больше никто. И добавила, что, хотя живет затворницей и крайне редко выходит из дому, служанка Осима сообщает ей обо всех деревенских новостях.
С деланым равнодушием я поинтересовался, а не уезжал ли куда-нибудь Синтаро Сатомура? Вопрос, кажется, удивил Харуё, но она, ни секунды не колеблясь, ответила отрицательно, пояснив при этом, что, если бы Синтаро уезжал куда-нибудь, ей бы обязательно стало об этом известно. У Норико слабое здоровье, от любого, самого незначительного переутомления она сваливается в постель. Синтаро и Норико стараются сохранить это в тайне, равно как и то, что каждый день приглашают Осиму помочь по хозяйству – постирать, сварить рис. Поэтому, если б хоть одну ночь Синтаро отсутствовал, Харуё обязательно узнала бы об этом от Осимы. «Но, – попросила Харуё, – ни Коумэ-сама, ни Котакэ-сама ни в коем случае не должны ничего знать».
Ее рассказ в немалой степени удивил меня. Мне казалось, что в этом доме все без исключения терпеть не могут Синтаро, но оказалось, что одна его обитательница, пусть тайно, но сочувствует ему. Это лишний раз свидетельствовало о доброте ее сердца, и это, откровенно говоря, обрадовало меня. Но одновременно какое-то беспокойство терзало мою душу. Стремясь избавиться от него, я спросил, почему вся семья, кроме самой Харуё, ненавидит Синтаро. Сначала Харуё пыталась убедить меня, что это не так, что я не прав, но мои настойчивые вопросы заставили ее воскликнуть:
– Ужасно! Ты только-только приехал и то сразу заметил, что отношения у нас плохие… – Харуё глубоко вздохнула.
– Да нет, что ты! Ничего страшного в этом нет. Плохо то, что отец Синтаро – Сюдзи был куда порядочнее, честнее, достойнее нашего отца, но всегда занимал место младшего брата.
На лице Харуё отразилось страдание.
– Брату больно было бы слышать эти слова, да и для меня они мучительны… Тацуя-сан, как бы времена ни менялись, в деревне по-прежнему семья – оплот всего. И старший сын – продолжатель рода. И если старший не полный болван или сумасшедший, ни второй сын, ни третий не могут стать выше его, какими бы достоинствами и талантами они ни обладали. Если старший и младший братья не особенно отличаются друг от друга, то и проблем особых не возникает, хороши они или плохи. Но у нас в семье младший и старший разительно отличались друг от друга. Дядя Сюдзи был прекрасным человеком, за него никогда, нигде, ни перед кем краснеть не приходилось. А вот наш отец… Потому-то наши бабушки и беспокоились: нужен же нам продолжатель рода! Чем вводить в семью человека со стороны, лучше было отыскать младшего сына, то есть тебя. – Она понизила голос: – В семье Тадзими, увы, все какие-то никчемные. В том числе и мы с братом. Мы несостоявшиеся люди. Не надо, ничего не говори, я прекрасно знаю, что ты скажешь – просто не хочешь огорчать меня. Но я ничем не лучше других. – Харуё грустно улыбнулась. – Что же касается Синтаро, он отличный человек! Жизнь сложилась таким образом, что и он стал жертвой войны, ведь он вернулся с нее совсем нищим. Но при этом по личным качествам мало кто может сравниться с ним. А у бабушек это вызывает страшную досаду и ревность. Это какой-то комплекс неполноценности.
У Харуё было слабое сердце, и заметно было, что разговор утомил и взволновал ее: она тяжело дышала, лицо побледнело, взгляд потух. Я ощутил острую жалость к ней. Но даже в этом состоянии она улыбалась.
– А знаешь, я рада, очень рада, что ты вернулся в семью! Ты такой серьезный, настоящий человек. Просто замечательный человек. Это так радует меня!
Глаза Харуё на миг сверкнули, но она, как обычно покраснев, поспешно опустила их.
Могилы восьми Богов Света
Мне давно хотелось посетить могилы восьми Богов Света, те самые могилы, которые были источником всех зол и бед, обрушившихся на деревню. Я вовсе не рассчитывал, что, побывав на могиле, найду ответы на все загадки, просто ощущал потребность увидеть их.
На седьмой день моего пребывания в деревне к нам после обеда зашла Мияко, и я сказал ей о своем желании.
– Пойдемте вместе! Я пришла узнать, не могу ли быть вам полезной, и раз никаких других дел у вас нет, мы вполне успеем до вечера сходить на могилы, – сказала она.
Мы оба выросли в городе и не знали, что согласно местной традиции, находясь в трауре, не следует посещать кладбище. Да если бы и знали, не придали бы этому серьезного значения.
Когда мы поделились своими намерениями с Харуе, она всполошилась было, но затем быстро согласилась с нами:
– Доброго пути! Только возвращайтесь поскорее, ведь гости придут.
– Мы недолго, тут совсем близко.
Мы миновали просторную гостиную и через черный ход вышли на улицу. Практически сразу начинался подъем, и вскоре мы достигли искусственного водохранилища. Вокруг было пустынно – ни домов, ни людей, и мало шансов было встретить кого бы то ни было в этот час.
Обогнув водохранилище, мы увидели гранитный утес. Его вершину венчала ограда из черного дерева, к ней вели ступеньки, а под ними располагался обелиск с надписью: «Кладбище дома Тадзими». Я уже был здесь во время панихиды по брату. Узкая тропка сбоку от семейного кладбища вела на холм, поросший красными соснами, меж которых там и сям виднелись могильные плиты.
– Кстати, Коскэ Киндаити еще не уехал? – вспомнил вдруг я.
Чуть нахмурившись, Мияко ответила:
– Нет, он пока здесь.
– А что он вообще за человек? Я вот подумал, а не ведет ли он тайное расследование?
– Расследование? Помедлив, я пояснил:
– Ну да, и приехал, чтобы разобраться в последних происшествиях.
– Этого не может быть. Хотя бы потому, что он появился здесь за несколько дней до смерти Куя-сан. И потом, наша семья не станет приглашать сыщика для тайного расследования.
– Хорошо, пусть так. Но ведь Номура-сан знает, что Киндаити-сан – частный сыщик?
– Д-да, наверно… Хотя Киндаити-сан сам мне говорил, что для приезда сюда особого повода не было, но жители деревни Оникобэ, что по соседству, позвали его расследовать что-то у них. А на обратном пути он заехал сюда передохнуть.
– Неужто находятся люди, которые обращаются за помощью к таким, как Коскэ Киндаити?
Эти слова вырвались у меня невольно, и Мияко засмеялась:
– Ну, вы, как говорится, сказанули… Наружность обманчива. Вот окажется, что он замечательный сыщик, да еще и знаменитый!
Как выяснилось, Мияко была права. Впоследствии мы на собственном опыте убедились в выдающихся дарованиях этого растрепанного заикающегося человека в более чем скромной одежде… Но об этом позже.
Итак, поднявшись по холму, усеянному могилами, мы прошли тоннель и услышали громкий шум текущей воды: под нами несся довольно широкий горный поток, из которого кое-где торчали огромные валуны.
– Как-нибудь выберем время и спустимся к реке, вдоль нее расположено много сталактитовых пещер. Такого больше нигде не увидишь, – предложила Мияко.
А сейчас мы, напротив, начали подниматься по склону, тянувшемуся параллельно реке, и вскоре добрались до ступенек, которые вели к могилам восьми Богов Света.
Ступенек, довольно крутых, оказалось пятнадцать. Нам понадобилось немало времени, чтобы отдышаться, когда мы наконец-то взобрались по ним, а при взгляде вниз начинала кружиться голова. Ступеньки привели нас на окруженное горами плато площадью примерно двести цубо. В середине его стоял небольшой храм, описывать который не имеет смысла, поскольку точно таких же синтоистских храмов великое множество по всей Японии. Ни присутствия жрецов, ни вообще кого бы то ни было здесь не чувствовалось.
Не задерживаясь у храма, мы обогнули его и, преодолев еще пятнадцать ступенек, вышли на небольшую ровную площадку, где находились восемь могил. Семь одинаковых холмиков окружали один побольше, под которым покоился старший из убитых самураев. Рядом на каменной стеле была выбита история о Богах Света. Надпись была сделана на старокитайском языке, так что прочитать ее мы не могли.
На восточной стороне плато вздымалась в небо гигантская криптомерия.
– Это одна из близнецов, вон ту – вторую, весной повалила молниия, – объяснила Мияко.
Я взглянул туда, куда она показывала, и сердце у меня екнуло. От корня второго дерева тянулся канат, около него я увидел склоненную фигуру, сосредоточенно перебиравшую четки. С первого взгляда было понятно, что это монахиня. А вдруг та самая, «с крепким чаем»?,.
– Пошли назад! – прошептал я, потянув Мияко за рукав. Но Мияко отрицательно покачала головой:
– Не волнуйтесь, это не «монахиня с крепким чаем». Это монахиня Байко из Банкати, очень деликатный человек.
Позднее я узнал, что Банкати – это исковерканное название городка Убагаити. Скорее всего, это название связано с древним обычаем оставлять старух на верную смерть.
В Убагаити есть женский монастырь Кэйсеин, и Байко – настоятельница этого монастыря.
Какое-то время она усердно молилась, потом выпрямилась во весь рост и посмотрела в нашу сторону. Сначала в ее лице мелькнуло удивление, сразу же сменившееся приветливой улыбкой. Нет, она совсем не похожа на «монахиню с крепким чаем». Лет ей где-то за шестьдесят, полное лицо с белой кожей источает благородство, доброту и мягкость, придавая ей сходство с богиней Каннон, стриженая, как это принято у монахинь, голова покрыта платком, черный дорожный плащ.
Не переставая перебирать четки, она приблизилась к нам.
– Досточтимая настоятельница, вы пришли сюда молиться?
– Да, что-то тревожно на душе… – Она пытливо взглянула на меня. – Это родственник Восточного барина?
– Да, это господин Тацуя. Тацуя-сан, перед вами Байко-сама, настоятельница монастыря Кэйсеин.
Я поклонился.
– Очень рада видеть вас. Тем более что сегодня я по просьбе настоятеля храма Мароодзи буду участвовать в поминовении.
– От души благодарю вас, – сказал я.
– А как поживает настоятель? Я слышала, он долго болел, – вежливо продолжила разговор Мияко.
– Что поделаешь, годы берут свое… Сегодня его должен заменить господин Эйсэн. Я приду ему помогать.
– Очень рад. – Общение с настоятельницей доставляло мне удовольствие. – Так может быть, пойдем вместе?
Мы подошли к ступенькам. Монахиня Байко оглянулась назад:
– Эх, как жаль… – Бы о чем?
– Я о криптомерии Котакэ… – Байко указала пальцем на поваленное молнией дерево.
– Как? Ту криптомерию называют «Котакэ» ? – удивилась Мияко.
– Да. А вторую «Коумэ». Эти деревья тоже близнецы, и их назвали в честь бабушек из дома Тадзими. – Лицо Байко омрачилось. – Столько лет, столько веков деревья вместе росли, и вот на тебе – молния поразила одно из них… Боюсь, не к добру это!
Монахиня Байко тоже была родом из этой деревни, и все местные суеверия составляли неотъемлемую часть ее жизни.
Мрачные предчувствия снова овладели мной.
Бессмысленное убийство
Когда мы вместе с монахиней Байко пришли домой, там уже было множество гостей, и они всё прибывали.
Из поколения в поколение члены рода Тадзими придерживались вероучения дзен, их семейным храмом был деревенский храм Рэнкоодзи. Но покойный дедушка предпочитал учение Сингон, храм последователей которого, Мароодзи, находился в соседней деревне. Дед очень почитал настоятеля этого храма Чёэя-сама.
Панихида и поминальная служба проводилась, таким образом, в двух храмах – в храме Рэнкоодзи и в храме Мароодзи.
Храм Мароодзи располагался на границе с соседней деревней, недалеко от знаменитых восьми могил, и имел множество прихожан. Настоятелю храма Чёэю-сама перевалило за восемьдесят, он часто и подолгу болел, поэтому вместо него службы проводил прибывший сюда после окончания войны послушник Эйсэн. Монастырь Кэйсеин, находившийся в городке Убагаити, принадлежал храму Мароодзи, и когда священнослужители этого храма не могли управиться своими силами, они призывали на помощь Байко, настоятельницу монастыря Кэйсеин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41
С деланым равнодушием я поинтересовался, а не уезжал ли куда-нибудь Синтаро Сатомура? Вопрос, кажется, удивил Харуё, но она, ни секунды не колеблясь, ответила отрицательно, пояснив при этом, что, если бы Синтаро уезжал куда-нибудь, ей бы обязательно стало об этом известно. У Норико слабое здоровье, от любого, самого незначительного переутомления она сваливается в постель. Синтаро и Норико стараются сохранить это в тайне, равно как и то, что каждый день приглашают Осиму помочь по хозяйству – постирать, сварить рис. Поэтому, если б хоть одну ночь Синтаро отсутствовал, Харуё обязательно узнала бы об этом от Осимы. «Но, – попросила Харуё, – ни Коумэ-сама, ни Котакэ-сама ни в коем случае не должны ничего знать».
Ее рассказ в немалой степени удивил меня. Мне казалось, что в этом доме все без исключения терпеть не могут Синтаро, но оказалось, что одна его обитательница, пусть тайно, но сочувствует ему. Это лишний раз свидетельствовало о доброте ее сердца, и это, откровенно говоря, обрадовало меня. Но одновременно какое-то беспокойство терзало мою душу. Стремясь избавиться от него, я спросил, почему вся семья, кроме самой Харуё, ненавидит Синтаро. Сначала Харуё пыталась убедить меня, что это не так, что я не прав, но мои настойчивые вопросы заставили ее воскликнуть:
– Ужасно! Ты только-только приехал и то сразу заметил, что отношения у нас плохие… – Харуё глубоко вздохнула.
– Да нет, что ты! Ничего страшного в этом нет. Плохо то, что отец Синтаро – Сюдзи был куда порядочнее, честнее, достойнее нашего отца, но всегда занимал место младшего брата.
На лице Харуё отразилось страдание.
– Брату больно было бы слышать эти слова, да и для меня они мучительны… Тацуя-сан, как бы времена ни менялись, в деревне по-прежнему семья – оплот всего. И старший сын – продолжатель рода. И если старший не полный болван или сумасшедший, ни второй сын, ни третий не могут стать выше его, какими бы достоинствами и талантами они ни обладали. Если старший и младший братья не особенно отличаются друг от друга, то и проблем особых не возникает, хороши они или плохи. Но у нас в семье младший и старший разительно отличались друг от друга. Дядя Сюдзи был прекрасным человеком, за него никогда, нигде, ни перед кем краснеть не приходилось. А вот наш отец… Потому-то наши бабушки и беспокоились: нужен же нам продолжатель рода! Чем вводить в семью человека со стороны, лучше было отыскать младшего сына, то есть тебя. – Она понизила голос: – В семье Тадзими, увы, все какие-то никчемные. В том числе и мы с братом. Мы несостоявшиеся люди. Не надо, ничего не говори, я прекрасно знаю, что ты скажешь – просто не хочешь огорчать меня. Но я ничем не лучше других. – Харуё грустно улыбнулась. – Что же касается Синтаро, он отличный человек! Жизнь сложилась таким образом, что и он стал жертвой войны, ведь он вернулся с нее совсем нищим. Но при этом по личным качествам мало кто может сравниться с ним. А у бабушек это вызывает страшную досаду и ревность. Это какой-то комплекс неполноценности.
У Харуё было слабое сердце, и заметно было, что разговор утомил и взволновал ее: она тяжело дышала, лицо побледнело, взгляд потух. Я ощутил острую жалость к ней. Но даже в этом состоянии она улыбалась.
– А знаешь, я рада, очень рада, что ты вернулся в семью! Ты такой серьезный, настоящий человек. Просто замечательный человек. Это так радует меня!
Глаза Харуё на миг сверкнули, но она, как обычно покраснев, поспешно опустила их.
Могилы восьми Богов Света
Мне давно хотелось посетить могилы восьми Богов Света, те самые могилы, которые были источником всех зол и бед, обрушившихся на деревню. Я вовсе не рассчитывал, что, побывав на могиле, найду ответы на все загадки, просто ощущал потребность увидеть их.
На седьмой день моего пребывания в деревне к нам после обеда зашла Мияко, и я сказал ей о своем желании.
– Пойдемте вместе! Я пришла узнать, не могу ли быть вам полезной, и раз никаких других дел у вас нет, мы вполне успеем до вечера сходить на могилы, – сказала она.
Мы оба выросли в городе и не знали, что согласно местной традиции, находясь в трауре, не следует посещать кладбище. Да если бы и знали, не придали бы этому серьезного значения.
Когда мы поделились своими намерениями с Харуе, она всполошилась было, но затем быстро согласилась с нами:
– Доброго пути! Только возвращайтесь поскорее, ведь гости придут.
– Мы недолго, тут совсем близко.
Мы миновали просторную гостиную и через черный ход вышли на улицу. Практически сразу начинался подъем, и вскоре мы достигли искусственного водохранилища. Вокруг было пустынно – ни домов, ни людей, и мало шансов было встретить кого бы то ни было в этот час.
Обогнув водохранилище, мы увидели гранитный утес. Его вершину венчала ограда из черного дерева, к ней вели ступеньки, а под ними располагался обелиск с надписью: «Кладбище дома Тадзими». Я уже был здесь во время панихиды по брату. Узкая тропка сбоку от семейного кладбища вела на холм, поросший красными соснами, меж которых там и сям виднелись могильные плиты.
– Кстати, Коскэ Киндаити еще не уехал? – вспомнил вдруг я.
Чуть нахмурившись, Мияко ответила:
– Нет, он пока здесь.
– А что он вообще за человек? Я вот подумал, а не ведет ли он тайное расследование?
– Расследование? Помедлив, я пояснил:
– Ну да, и приехал, чтобы разобраться в последних происшествиях.
– Этого не может быть. Хотя бы потому, что он появился здесь за несколько дней до смерти Куя-сан. И потом, наша семья не станет приглашать сыщика для тайного расследования.
– Хорошо, пусть так. Но ведь Номура-сан знает, что Киндаити-сан – частный сыщик?
– Д-да, наверно… Хотя Киндаити-сан сам мне говорил, что для приезда сюда особого повода не было, но жители деревни Оникобэ, что по соседству, позвали его расследовать что-то у них. А на обратном пути он заехал сюда передохнуть.
– Неужто находятся люди, которые обращаются за помощью к таким, как Коскэ Киндаити?
Эти слова вырвались у меня невольно, и Мияко засмеялась:
– Ну, вы, как говорится, сказанули… Наружность обманчива. Вот окажется, что он замечательный сыщик, да еще и знаменитый!
Как выяснилось, Мияко была права. Впоследствии мы на собственном опыте убедились в выдающихся дарованиях этого растрепанного заикающегося человека в более чем скромной одежде… Но об этом позже.
Итак, поднявшись по холму, усеянному могилами, мы прошли тоннель и услышали громкий шум текущей воды: под нами несся довольно широкий горный поток, из которого кое-где торчали огромные валуны.
– Как-нибудь выберем время и спустимся к реке, вдоль нее расположено много сталактитовых пещер. Такого больше нигде не увидишь, – предложила Мияко.
А сейчас мы, напротив, начали подниматься по склону, тянувшемуся параллельно реке, и вскоре добрались до ступенек, которые вели к могилам восьми Богов Света.
Ступенек, довольно крутых, оказалось пятнадцать. Нам понадобилось немало времени, чтобы отдышаться, когда мы наконец-то взобрались по ним, а при взгляде вниз начинала кружиться голова. Ступеньки привели нас на окруженное горами плато площадью примерно двести цубо. В середине его стоял небольшой храм, описывать который не имеет смысла, поскольку точно таких же синтоистских храмов великое множество по всей Японии. Ни присутствия жрецов, ни вообще кого бы то ни было здесь не чувствовалось.
Не задерживаясь у храма, мы обогнули его и, преодолев еще пятнадцать ступенек, вышли на небольшую ровную площадку, где находились восемь могил. Семь одинаковых холмиков окружали один побольше, под которым покоился старший из убитых самураев. Рядом на каменной стеле была выбита история о Богах Света. Надпись была сделана на старокитайском языке, так что прочитать ее мы не могли.
На восточной стороне плато вздымалась в небо гигантская криптомерия.
– Это одна из близнецов, вон ту – вторую, весной повалила молниия, – объяснила Мияко.
Я взглянул туда, куда она показывала, и сердце у меня екнуло. От корня второго дерева тянулся канат, около него я увидел склоненную фигуру, сосредоточенно перебиравшую четки. С первого взгляда было понятно, что это монахиня. А вдруг та самая, «с крепким чаем»?,.
– Пошли назад! – прошептал я, потянув Мияко за рукав. Но Мияко отрицательно покачала головой:
– Не волнуйтесь, это не «монахиня с крепким чаем». Это монахиня Байко из Банкати, очень деликатный человек.
Позднее я узнал, что Банкати – это исковерканное название городка Убагаити. Скорее всего, это название связано с древним обычаем оставлять старух на верную смерть.
В Убагаити есть женский монастырь Кэйсеин, и Байко – настоятельница этого монастыря.
Какое-то время она усердно молилась, потом выпрямилась во весь рост и посмотрела в нашу сторону. Сначала в ее лице мелькнуло удивление, сразу же сменившееся приветливой улыбкой. Нет, она совсем не похожа на «монахиню с крепким чаем». Лет ей где-то за шестьдесят, полное лицо с белой кожей источает благородство, доброту и мягкость, придавая ей сходство с богиней Каннон, стриженая, как это принято у монахинь, голова покрыта платком, черный дорожный плащ.
Не переставая перебирать четки, она приблизилась к нам.
– Досточтимая настоятельница, вы пришли сюда молиться?
– Да, что-то тревожно на душе… – Она пытливо взглянула на меня. – Это родственник Восточного барина?
– Да, это господин Тацуя. Тацуя-сан, перед вами Байко-сама, настоятельница монастыря Кэйсеин.
Я поклонился.
– Очень рада видеть вас. Тем более что сегодня я по просьбе настоятеля храма Мароодзи буду участвовать в поминовении.
– От души благодарю вас, – сказал я.
– А как поживает настоятель? Я слышала, он долго болел, – вежливо продолжила разговор Мияко.
– Что поделаешь, годы берут свое… Сегодня его должен заменить господин Эйсэн. Я приду ему помогать.
– Очень рад. – Общение с настоятельницей доставляло мне удовольствие. – Так может быть, пойдем вместе?
Мы подошли к ступенькам. Монахиня Байко оглянулась назад:
– Эх, как жаль… – Бы о чем?
– Я о криптомерии Котакэ… – Байко указала пальцем на поваленное молнией дерево.
– Как? Ту криптомерию называют «Котакэ» ? – удивилась Мияко.
– Да. А вторую «Коумэ». Эти деревья тоже близнецы, и их назвали в честь бабушек из дома Тадзими. – Лицо Байко омрачилось. – Столько лет, столько веков деревья вместе росли, и вот на тебе – молния поразила одно из них… Боюсь, не к добру это!
Монахиня Байко тоже была родом из этой деревни, и все местные суеверия составляли неотъемлемую часть ее жизни.
Мрачные предчувствия снова овладели мной.
Бессмысленное убийство
Когда мы вместе с монахиней Байко пришли домой, там уже было множество гостей, и они всё прибывали.
Из поколения в поколение члены рода Тадзими придерживались вероучения дзен, их семейным храмом был деревенский храм Рэнкоодзи. Но покойный дедушка предпочитал учение Сингон, храм последователей которого, Мароодзи, находился в соседней деревне. Дед очень почитал настоятеля этого храма Чёэя-сама.
Панихида и поминальная служба проводилась, таким образом, в двух храмах – в храме Рэнкоодзи и в храме Мароодзи.
Храм Мароодзи располагался на границе с соседней деревней, недалеко от знаменитых восьми могил, и имел множество прихожан. Настоятелю храма Чёэю-сама перевалило за восемьдесят, он часто и подолгу болел, поэтому вместо него службы проводил прибывший сюда после окончания войны послушник Эйсэн. Монастырь Кэйсеин, находившийся в городке Убагаити, принадлежал храму Мароодзи, и когда священнослужители этого храма не могли управиться своими силами, они призывали на помощь Байко, настоятельницу монастыря Кэйсеин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41