Секунда, вторая…
Сёдзи, разделявшие комнату и веранду, открылись, кто-то проник в комнату. Чуть приподняв веки, я разглядел не одну, а две фигуры и обомлел: в комнату вошли Коумэ и Котакэ. Одна из них держала в руках старинный фонарь.
Старухи были в черном, на запястьях четки из хрусталя. И к моему удивлению, обе опирались на трости.
Стараясь двигаться бесшумно, они подошли к изголовью, держа перед собой фонарь, присели на корточки и стали внимательно всматриваться в меня. Я конечно лее сразу закрыл глаза.
– Ишь, как крепко спит, – сказала одна.
– Средство, значит, эффективное. Хо-хо-хо!.. – басом расхохоталась другая.
– Котакэ-сан, погляди, вспотел как!
– Не иначе переутомился. Слышишь, дышит тяжело.
– Даже жалко его. В какие только переплеты не попадал…
– Думаю, порции, что мы всыпали, вполне достаточно. Вряд ли он скоро проснется.
– Да уж! Послушай, сегодня полнолуние. Пора молиться.
– Да, пора.
Коумэ и Котакэ с фонарем в руках вышли из комнаты на веранду, я услышал щелчок: они закрыли сёдзи снаружи.
К этому моменту способность двигаться вернулась ко мне, я вскочил с постели.
Что это было? Приснилось?
Нет, то был не сон. Я же слышу шаркающие шаги по веранде, окружающей дом, вот старухи идут в уборную, сёдзи отражают свет фонаря и их движущиеся фигурки…
За комнатой, которую мне отвели, находилась кладовая с деревянным полом, набитая всяким хламом: корзины со старой одеждой, сундук с разнообразной утварью, даже никому не нужные доспехи и бамбуковый паланкин покойного хозяина. Коумэ и Котакэ, похоже, направились именно туда. Зачем?
Я упоминал уже о том, что сбоку от моей постели висели на стене две маски – безобразный лик женщины, персонажа театра Но, и какое-то мифическое существо с красной шерстью. Я заметил, что, когда старухи вошли в кладовую, глаза женской маски засветились, словно позади стояла горящая свеча и пламя ее мерцало, то разгораясь, то почти угасая. Я с недоумением глядел на глаза маски, но быстро догадался, почему они светятся: за маской в стене было отверстие, через которое и проникал свет фонаря, принесенного в кладовую бабками-близнецами.
Кое-что прояснилось, но сердце по-прежнему отчаянно колотилось. Я встал с постели и осторожно подошел к токономе, но тут в кладовой что-то упало, и глаза маски сразу же перестали мерцать – значит, погас фонарь.
Меня пробрала нервная дрожь.
Я попытался проанализировать происходящее. Прежде всего, я пришел к выводу, что Коумэ и Котакэ добавили в чай не яд, а снотворное. И сделали они это для того, чтобы я не увидел, как они направляются в эту таинственную кладовую. Но что им понадобилось там поздней ночью?
Я осторожно включил свет, бесшумно выскользнул из комнаты и проник в кладовую; она находилась сразу за токономой. Абсолютная темень.
– Бабушки! Вы тут? – негромко окликнул я.
Ответа, разумеется, не последовало, впрочем, я и не ожидал его. Решительно дернув шнур, включил свет. Как я и предполагал, ни Коумэ, ни Котакэ в кладовой не оказалось. Кроме маленькой дверцы в туалет и выхода на веранду, никаких других дверей я не обнаружил. Окошечко в северной стене было зарешечено снаружи. На веранде я с бабушками не столкнулся. Куда же они исчезли?
Снова тревога овладела мною.
Я не сомневался, что где-то здесь должен быть потайной ход. Косвенно на это указывали свидетельства Харуё и Хэйкити.
Так, вспомним! Хэйкити рассказывал, что, когда ночевал в гостиной, чувствовал чей-то пристальный взгляд. Очень может быть, что прежде, чем появиться в гостиной, кто-то через потайной ход проникал в кладовую и смотрел оттуда сквозь отверстие за маской.
Я осторожно подошел к стене, за которой была токонома, снял висевшее на ней зеркальце и действительно обнаружил в стене маленькое отверстие. Глянул в него – вся гостиная была как на ладони.
Кто и с какой целью проделал это отверстие? Это еще предстоит обдумать, но прежде следует выяснить, существует ли потайной ход. Я снова принялся внимательно осмотривать кладовую.
Три старинных, окаймленных металлическими пластинками шкафчика вдоль стен, пять-шесть корзин с ненужной одеждой, в углу на возвышении воинские доспехи, с потолка свисает бамбуковый паланкин. Но мое внимание привлек не этот скарб, а огромный длинный сундук в самом центре кладовой. Вспомнилось, как что-то упало, – очень вероятно, то была крышка этого сундука. Засов сломан, крышка лежит не по центру, как положено, а сдвинута в сторону.
Я приподнял ее. Б сундуке лежали шелковые постельные принадлежности, несколько комплектов. Я хотел вытащить белье, но не успел: послышались чьи-то торопливые шаги. Уж не бабушки ли возвращаются сюда?
Я быстро выключил свет, поскорее вернулся к себе и нырнул под одеяло. И в этот самый момент услышал, как в кладовой поднимают крышку сундука, увидел, что глаза маски снова как будто ожили.
А через минуту Коумэ и Котакэ уже стояли около меня. Я едва успел закрыть глаза. Поднеся фонарь к моему лицу, они пристально разглядывали меня.
– Ну видишь, крепко спит. Это тебе, Котакэ-сан, показалось, что в кладовой горел свет.
– Нет, свет горел. Я сама удивилась, почему?..
– Ты сегодня говоришь невесть что. Кому вообще известно про существование этой кладовой? Никому, кроме Будды.
– Нет, там точно кто-то был. Когда мы выключили фонарь, кто-то прошмыгнул мимо.
– Опять ты о своем! Давай не будем будить Та-цуя, поговорим в другом месте.
И старухи заковыляли по длинному коридору в свои комнаты.
Четвертая жертва
Безотлагательные дела и вопросы, требовавшие незамедлительного ответа, сыпались на меня как из рога изобилия.
Прежде всего, следовало отыскать потайной ход. А также решить кучу загадок: зачем Коумэ и Котакэ, крадучись, глубокой ночью ходили в кладовую? Для чего им понадобилось проникать в гостиную, где я спал? Кто еще приходил сюда, когда здесь ночевал Хэйкити? И все обдумать, проверить, разыскать я должен был самостоятельно и втайне от всех. Ведь даже Харуё, мне кажется, ничего не знает ни о каком потайном ходе.
Но в эту ночь я был не в состоянии ни обдумывать что-либо, ни тем более действовать. На меня навалилась каменная усталость, возможно, еще действовало снотворное. Как только Коумэ и Котакэ ушли, я заснул мертвецким сном.
С утра голова у меня гудела, соображал я с трудом. Руки и ноги будто налиты свинцом, во всем теле ощущалась слабость. А мысль, что сегодня снова могут нагрянуть полицейские, приводила меня в ужас.
Но расслабляться я не должен. Тем более что сегодня у меня важная встреча с настоятельницей женского монастыря Байко, у которой, по-видимому, и в самом деле есть важная информация, имеющая ко мне непосредственное отношение. Не знаю, пригодится ли она мне, но получить ее необходимо.
Если здесь появятся сыщики, мне не удастся вырваться, поэтому я решил отправиться в монастырь сразу после завтрака.
Не успел я встать с постели, как вошла Харуё. Вчерашнее неожиданное приглашение бабушек, по всей видимости, насторожило ее. Взглянув на меня, она немного успокоилась.
– Только что проснулся? Как самочувствие?
– Спасибо, все в порядке. Извини, что заставил тебя волноваться вчера.
– А цвет лица у тебя все-таки плохой. Не стоит мучить себя, принимать все так близко к сердцу.
– Да, ты права. Постепенно свыкнусь, оправлюсь, так что не беспокойся.
Я решил не рассказывать Харуё о вчерашнем, здоровье у нее и так слабое, да к тому же она очень переживает за меня, непростительно было бы еще больше волновать ее.
– Что сегодня с бабушками? Спят до сих пор. Не будем ждать, позавтракаем без них, – предложила Харуё.
Во время завтрака я расспрашивал ее о Банкати. Надеюсь, читатели помнят, что Банкати – искаженное название местечка Убагаити, но поскольку все говорят «Банкати», я и далее буду употреблять это название.
Харуё удивили мои вопросы. И тогда я решил все-таки вкратце рассказать ей о вчерашних событиях и предстоящей встрече с Байко. Сестра слушала меня, широко раскрыв глаза.
– Идешь в монастырь на встречу с Байко-сама? Интересно, что она собирается тебе рассказать?
– Представления не имею. Но я хочу знать обо всем, что касается меня. Боюсь, полиция помешает мне, поэтому хочу удрать до их приезда.
– Ну что ж, иди, конечно. Н-да… Странно… Что монахине Байко известно о тебе?
В голосе Харуё слышались нотки беспокойства. Тем не менее я решил поинтересоваться, что собой представляет Байко. Узнал я примерно следующее.
Когда и почему Байко приняла постриг, Харуё не знает, но сколько помнит себя, столько помнит и монахиню по имени Байко. Родом она из этой же деревни, весьма образованна и прекрасно справляется со своими обязанностями. В отличие от безумной Мёрэн, «монахини с крепким чаем», к Байко все относятся с уважением и доверием, даже такие почтенные люди, как настоятель храма Мароодзи господин Чёэй.
– Все-таки очень интересно, что хочет сообщить тебе Байко-сама?
Похоже, Харуё не хотелось, чтобы я встречался с госпожой Байко, что-то беспокоило ее. Но скромная и застенчивая сестра отговаривать меня, конечно, не стала. Позднее я пожалел об этом. Если б сестра уговорила меня отказаться от встречи, я был бы избавлен от очередного кошмара…
Примерно в девять утра я вышел из дому. Как вы помните, семью Тадзими называют Восточными барами, потому что дом наш расположен в восточной части деревни. А район Банкати с монастырем Кэйсеин находится на западной окраине. Иными словами, до монастыря надо пройти около двух километров. Мне хотелось остаться незамеченным, и я выбрал дорогу позади холмов.
Было третье июля, погода стояла превосходная, на ветвях деревьев весело щебетали птички, подо мной простирались поля с зеленеющими ростками риса. На каждом шагу попадались лениво дремавшие на солнышке быки и коровы.
Ходьбы было не более получаса. Впереди показалась внушительных размеров усадьба. Это дом Номуры, которого в деревне величают Западным барином. По богатству семейство Номура уступает нам, но сама усадьба, огромный амбар во дворе, конюшня и другие строения на порядок лучше близлежащих домов. Где-то тут, рядом с усадьбой, живет Мияко со старушкой, также приехавшей из Токио.
«А вдруг Мияко встретится по дороге?» – думал я, проходя мимо усадьбы.
Раздавшийся внезапно визгливый крик напугал меня до полусмерти.
– Эй! Ты куда?!
С обочины на дорогу выскочила монахиня Мёрэн и преградила мне путь. Я вздрогнул и почувствовал, что ноги не повинуются мне. Мёрэн тащила какую-то тяжесть; увидев меня, она бросила ее и выпрямилась во весь рост.
– Возвращайся! Иди назад к себе! Уходи! Уходи! Сиди у себя в Восточном доме и не вылезай из него! Ни шага по деревне! Куда бы ты ни пошел, за тобой тянется кровавый след! Кого ты сейчас идешь убивать?!
За безобразной заячьей губой открылись выпирающие вперед кривые желтые зубы. Я с трудом сдерживал переполнявшую меня ярость. С ненавистью взглянув на нее, я хотел прошмыгнуть мимо, но она попыталась преградить мне путь своим объемным баулом: я делал шаг направо – и она туда же, я налево – и она налево. Со стороны могло показаться, что мы просто валяем дурака.
– Не пущу! Не пущу тебя! И шага не пройдешь вперед! Уходи! Возвращайся в свою Восточную усадьбу! Собирай свои вещи и уматывай из деревни!
Усталость и недосыпание не оставили и следа от моей обычной сдержанности. Волна гнева снова захлестнула меня. Я схватил Мёрэн и с силой отшвырнул ее в сторону. Она отлетела к забору, шлепнулась об него задом. Что-то загремело в ее бауле.
Мне все-таки удалось напугать эту безобразную старуху, на время она потеряла дар речи, только губы дрожали. Затем разрыдалась и принялась что есть мочи орать;
– Убийца!.. На помощь! На помощь!! Он хочет убить меня! Помогите!!!
Из усадьб выскочили несколько парней и подбежали к нам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41