В городах все религиозные обряды – будь то обряды, связанные с совершеннолетием, бракосочетанием, похоронами или поклонением предкам, – значительно упрощены, в деревнях же они проводятся полностью и очень тщательно, как в старину.
Ни одна семья не жалеет денег, чтоб достойным образом отметить важнейшие события своей жизни. Вот и сегодня, в седьмой день после похорон, на поминальную службу пришел не один десяток гостей.
Поминальная служба началась в два часа, а закончилась, поскольку проходила в двух храмах, почти в пять, после чего прямо в храме присутствующие вкусили священной пищи. Затем все отправились в дом Тадзими.
Простой народ расположился в помещении при кухне, и атмосфера там воцарилась вполне непринужденная.
А родственники усопших и первые лица деревни устроились в двух больших гостиных, которые соединили, убрав перегородку. Двум священникам предназначались отдельные столики с едой, остальные сидели вместе, перед каждым стоял поднос с угощением.
Хозяйками вечера были, конечно, Коумэ-сама и Котакэ-сама, они отдавали команды, а вся суета выпала на долю Харуё. Мне казалось, что от усталости она должна валиться с ног.
– Не волнуйся, – успокоила она меня. – Все в порядке, я чувствую себя вполне бодро.
Наконец все было готово. В кухне ждали своей очереди два столика с угощением для почетных гостей, а на огромном столе в ряд возвышались два десятка подносов с едой для остальных.
Тут же находилась Харуё, бледная, с отекшим лицом, потухшими глазами.
– Ты плохо выглядишь. Отдохни! Поручи остальную работу Осиме. А тебе лучше уйти в дальние комнаты и прилечь.
– Нет, не могу. Потерплю еще чуть-чуть… Тацуя-сан, ты не мог бы пригласить гостей к столу?
– Конечно.
Я пошел было в гостиную, но меня задержала Норико.
– Тацуя-сан! – Окликнув меня, она смущенно опустила глаза.
Норико впервые заговорила со мной, и я улыбнулся ей, слегка досадуя, что я понадобился не очаровательному молоденькому созданию, а хилому, выросшему вдали от солнечных лучей цветочку. Сегодня, правда, Норико выглядела лучше, чем обычно.
– О, Норико-сан! Я чем-нибудь могу быть полезным вам?
– Настоятельница монастыря Кэйсеин… Она хотела бы…
– Спасибо, Норико-сан. А где она сейчас?
– Пойдемте. – Норико повела меня в переднюю. Монахиня Байко уже собиралась уходить.
– Как, вы уходите? Мы приготовили угощение, как раз собираемся разносить…
– Уже поздно. И потом, старенькая я… Пойду!
– Тацуя-сан! – прошептала Норико. – Велите отнести настоятельнице ее поднос с угощением.
– Да, конечно. Госпожа настоятельница, мы доставим вам угощение прямо в монастырь.
– Спасибо. – В знак благодарности она склонила голову, а потом, оглянувшись, тихо сказала мне на ухо: – Тацуя-сан, зайдите ко мне как-нибудь. Я хочу вам рассказать кое-что для вас очень важное.
Я в буквальном смысле остолбенел. Монахиня Байко снова огляделась и продолжила:
– Обязательно зайдите. Причем один, без сопровождающих. Когда мы встретились у могил Богов Света, я хотела поговорить с вами, но вы были с молодой барыней из Западного дома… Не забудьте, ладно? О том, что я собираюсь вам сообщить, известно только мне и настоятелю храма Мароодзи. Если сможете, приходите завтра. Буду ждать. – Она еще раз со значением взглянула на меня, поклонилась и вышла из дома.
Ошарашенный, я долго не мог сдвинуться с места, а когда пришел наконец в себя, кинулся к двери, чтобы получше расспросить монахиню. Но она уже исчезла.
Стоявшая позади меня Норико спросила: – Что сказала вам Байко-сама? – В ее взгляде сквозило наивное удивление.
– Ничего особенного, – ответил я и, достав из кармана носовой платок, вытер выступивший на лбу пот.
Непонятно… Совсем ничего не понятно…
Я пошел к гостям. На почетных местах уже сидели первосвященник храма Рэнкоодзи господин Кодзэн и послушник из храма Мароодзи господин Эйсэн, место слева от них предназначалось мне, рядом расположились Коумэ-сама и Котакэ-сама, близ них должна была сидеть Харуё, но пока ее место пустовало, далее сидели дядя Куно с женой и старшим сыном.
Напротив них устроились староста деревни, глава Западного дома Сокити Номура и его супруга, за ними Мияко Мори, затем приятной наружности человек лет сорока пяти, светлокожий, с красивыми усами – это был эвакуировавшийся в эту деревню врач Сюхэй Араи, которого я видел впервые.
По слухам, он приехал из Осаки, но говорил на безупречном эдосском диалекте. Увидев его, я понял, что не случайно этот доктор отодвинул на задний план своего коллегу Куно Цунэми. Сегодня он вскрывал труп усопшего брата, и бабушки Коумэ и Котакэ настоятельно приглашали его прийти на поминки. За доктором Араи сидела бабушка по матери, и Кэнкити, который, как оказалось, доводился мне дядей. Были там еще два незнакомых мне человека; нас познакомили, но их имена не удержались в моей памяти.
Я зашел на кухню и попросил отнести поднос с угощением настоятельнице монастыря Кэйсеин.
– Так ведь она ушла! Сделаем так: я велю служанкам позже доставить угощение ей в монастырь, – сказала Харуё. – Тацуя-сан, я прошу прощения, но придется тебе отнести гостям один поднос, вернее, столик с едой.
– Хорошо. Который?
– Вот стоят два столика с угощением. Возьми любой из них. Второй я сама понесу. А ты отнесешь столик и садись на свое место.
– Перед кем его поставить?
– Не имеет значения, они одинаковы.
И мы с Харуё, взяв по столику, направились в гостиную.
– Осима, тебе придется разнести все остальные подносы. Я тоже останусь с гостями.
– Слушаюсь, Харуё-сан.
Мы вошли в гостиную, я поставил столик с едой перед настоятелем храма Рэнкоодзи господином Кодзэном, Харуё свой – перед господином Эйсэном из храма Мароодзи. Оба священника склонили головы в знак благодарности и приподняли рукава своих одеяний, готовясь приняться за еду.
Пока мы занимали свои места, Осима с другими служанками принесли остальные подносы, после чего расставили на столе бутылочки с саке. Поминки начались.
– Извините за скромное угощение… Пожалуйста, не стесняйтесь, ешьте, – обратился я к гостям,
Господа Кодзэн и Эйсэн, слегка склонившись в поклоне, приподняли малюсенькие чашечки с саке.
При словах «настоятель, преподобный Кодзэн» представляешь себе солидного человека, в действительности же господин Кодзэн напоминал скорее студента: он был худощав, небольшого роста, в очках с толстыми линзами, на вид не старше тридцати; лишь одежда выдавала в нем священника. Послушник храма Мароодзи Эйсэн, напротив, производил впечатление человека солидного и многоопытного. Ему было не менее пятидесяти, он был сед, тоже носил сильные очки, обе щеки пересекали глубокие вертикальные морщины.
Описывая поминки по своему старшему брату, логично было бы пересказать воспоминания гостей о нем. Но по причине, которую читатель поймет чуть позже, объектом дальнейшего повествования будет исключительно священник Кодзэн.
Несмотря на все старания старосты деревни и Западного барина Сокити Номуры женить его, Кодзэн все еще оставался холостяком. Разговоры о женитьбе смущали его, он краснел, как вареный осьминог, и непрерывно вытирал пот со лба. Мияко с удовольствием подтрунивала над ним, из-за чего Кодзэн еще сильнее обливался потом, а сидящие вокруг весело хохотали. А описывать то, что произошло через несколько минут, мне до сих пор мешает дрожь в руках…
Ни Кодзэн, ни Эйсэн не отличались пристрастием к спиртному. Выпив по одной чашечке, они перевернули их, взяли палочки и приступили к еде. Другие гости последовали их примеру. Осима с помощницами еле успевала подносить рис.
И вдруг посреди обычного в таких ситуациях гула послышались крики:
– А-а! Что!! Что со мной?!!
Я вскинул голову и увидел, что послушник Эйсэн из храма Мароодзи поддерживает совсем обессилевшего Кодзэна. Выронив палочки для еды, одной рукой Кодзэн опирался о татами, а другой хватался за горло и грудь:
– Ох!.. Тяже… Тяжело!.. Воды!.. Дайте… воды… Несколько человек бросились на кухню, остальные в ужасе привстали.
– Что с вами, Кодзэн-сан? Держитесь! Скоро вам будет лучше! – раздавались возгласы.
Староста приблизился к Кодзэну, внимательно вглядываясь в его лицо. И тут Кодзэн, вцепившись ногтями в татами, рухнул и забился в конвульсиях:
– Грудь… Тяжело…
Кровавая слюна брызнула на поднос с едой. Кто-то вскрикнул, часть гостей столпилась вокруг Кодзэна, некоторые выбежали из гостиной. Такова была картина третьего убийства.
Ненавижу уксус
Череда страшных событий продолжилась. Новое бессмысленное и безумное в своей бессмысленности убийство…
Увидев на подносе кровь, доктор Араи резко поднялся и крикнул:
– Доктор Куно! Помогите мне!
Услышав этот оклик, я взглянул на дядю Цунэми. Никогда не забуду его лица в тот момент. Продолжая сидеть, он вытянулся вперед, накрыв своим телом поднос с едой. Его лоб был в поту, глаза, казалось, вот-вот вылезут наружу, правая рука с зажатой в ней чашечкой для саке сильно дрожала. Я услышал, как чашечка хрустнула.
Голос доктора Араи, видимо, вернул дядю Цунэми к действительности, он достал платок и вытер лоб. Увидев на ладони кровь, суетливо забинтовал руку платком. Потом поднялся. Видно было, как у него дрожали колени.
Доктор Араи с удивлением взглянул на потрясенного Цунэми. Потом с профессиональной уверенностью начал осматривать Кодзэна.
– Пожалуйста, кто-нибудь, принесите мой портфель, он в прихожей.
На просьбу откликнулась Мияко. Доктор Араи сделал несколько уколов, затем сокрушенно покачал головой:
– Все. Бесполезно.
– Доктор, в чем причина смерти? – испуганно спросил староста деревни.
– Не могу ответить до вскрытия. Но странно, агония точно такая же, как была у Куя-сан. А вы что думаете, доктор Куно?
Тот, казалось, немного успокоился, но на вопрос своего коллеги никак не прореагировал. Все находившиеся в гостиной с подозрением взирали на него. И вдруг кто-то схватил меня за плечо и завопил:
– Это он! Это он подсыпал ему яду!
Я вздрогнул и резко повернулся. Эйсэн из храма Мароодзи тыкал в меня пальцем:
– Сволочь! Эта сволочь подбросила яд! Этот подлец убил родного деда! Потом своего брата! А сегодня хотел убить меня, но по ошибке убил настоятеля!
На лбу Эйсэна пульсировала вздувшаяся вена. Вытаращенные глаза налились кровью.
Кто-то, оттолкнув меня в сторону, встал между мной и беснующимся священнослужителем. Это была Харуё, моя старшая сестра.
– Эйсэн-сан, вы отдаете себе отчет в том, что говорите?! – гневно воскликнула она. – Чего ради Тацуя-сан стал бы убивать вас? Он к вам не имеет никакого отношения, как и вы к нему!
Эйсэн вздрогнул, глаза его сверкнули. Он оглядел гостиную, увидев, что все взгляды устремлены на него, еще раз сверкнул глазами, а потом вытер краем одеяния пот на лбу и неожиданно смущенно произнес:
– Я… Я прошу прощения.
– При чем тут прощение?! Я вас спрашиваю, господин Эйсэн, зачем Тацуя-сан стал бы покушаться на вас? Почему вы решили, что он пытался вас отравить?
Сестра, прерывисто дыша, вплотную приблизилась к нему. Эйсэн совсем стушевался и робко лепетал:
– Все, все… Страшная картина… совсем потерял голову… Сболтнул лишнее, забудьте, пожалуйста.
– Нельзя же терять голову до такой степени! Господин Эйсэн, четко ответьте на мой вопрос: какая связь между вами и Тацуя-сан?
– Сестра, – попытался я успокоить Харуё, – оставь его в покое. Не стоит так нервничать!
– Но ведь больно слышать такие обвинения. – И сестра, закрыв лицо руками, зарыдала.
Итак, почему Эйсэн поднял такой шум? Говорит, голова пошла кругом. Но все равно: он произнес то, что было у него на душе. Да, конечно, поняв, что Кодзэна отравили, он сильно испугался, подумал, что хотели отравить его. Но вот вопрос: кому и зачем нужны все эти отравления?
Эйсэн сказал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41
Ни одна семья не жалеет денег, чтоб достойным образом отметить важнейшие события своей жизни. Вот и сегодня, в седьмой день после похорон, на поминальную службу пришел не один десяток гостей.
Поминальная служба началась в два часа, а закончилась, поскольку проходила в двух храмах, почти в пять, после чего прямо в храме присутствующие вкусили священной пищи. Затем все отправились в дом Тадзими.
Простой народ расположился в помещении при кухне, и атмосфера там воцарилась вполне непринужденная.
А родственники усопших и первые лица деревни устроились в двух больших гостиных, которые соединили, убрав перегородку. Двум священникам предназначались отдельные столики с едой, остальные сидели вместе, перед каждым стоял поднос с угощением.
Хозяйками вечера были, конечно, Коумэ-сама и Котакэ-сама, они отдавали команды, а вся суета выпала на долю Харуё. Мне казалось, что от усталости она должна валиться с ног.
– Не волнуйся, – успокоила она меня. – Все в порядке, я чувствую себя вполне бодро.
Наконец все было готово. В кухне ждали своей очереди два столика с угощением для почетных гостей, а на огромном столе в ряд возвышались два десятка подносов с едой для остальных.
Тут же находилась Харуё, бледная, с отекшим лицом, потухшими глазами.
– Ты плохо выглядишь. Отдохни! Поручи остальную работу Осиме. А тебе лучше уйти в дальние комнаты и прилечь.
– Нет, не могу. Потерплю еще чуть-чуть… Тацуя-сан, ты не мог бы пригласить гостей к столу?
– Конечно.
Я пошел было в гостиную, но меня задержала Норико.
– Тацуя-сан! – Окликнув меня, она смущенно опустила глаза.
Норико впервые заговорила со мной, и я улыбнулся ей, слегка досадуя, что я понадобился не очаровательному молоденькому созданию, а хилому, выросшему вдали от солнечных лучей цветочку. Сегодня, правда, Норико выглядела лучше, чем обычно.
– О, Норико-сан! Я чем-нибудь могу быть полезным вам?
– Настоятельница монастыря Кэйсеин… Она хотела бы…
– Спасибо, Норико-сан. А где она сейчас?
– Пойдемте. – Норико повела меня в переднюю. Монахиня Байко уже собиралась уходить.
– Как, вы уходите? Мы приготовили угощение, как раз собираемся разносить…
– Уже поздно. И потом, старенькая я… Пойду!
– Тацуя-сан! – прошептала Норико. – Велите отнести настоятельнице ее поднос с угощением.
– Да, конечно. Госпожа настоятельница, мы доставим вам угощение прямо в монастырь.
– Спасибо. – В знак благодарности она склонила голову, а потом, оглянувшись, тихо сказала мне на ухо: – Тацуя-сан, зайдите ко мне как-нибудь. Я хочу вам рассказать кое-что для вас очень важное.
Я в буквальном смысле остолбенел. Монахиня Байко снова огляделась и продолжила:
– Обязательно зайдите. Причем один, без сопровождающих. Когда мы встретились у могил Богов Света, я хотела поговорить с вами, но вы были с молодой барыней из Западного дома… Не забудьте, ладно? О том, что я собираюсь вам сообщить, известно только мне и настоятелю храма Мароодзи. Если сможете, приходите завтра. Буду ждать. – Она еще раз со значением взглянула на меня, поклонилась и вышла из дома.
Ошарашенный, я долго не мог сдвинуться с места, а когда пришел наконец в себя, кинулся к двери, чтобы получше расспросить монахиню. Но она уже исчезла.
Стоявшая позади меня Норико спросила: – Что сказала вам Байко-сама? – В ее взгляде сквозило наивное удивление.
– Ничего особенного, – ответил я и, достав из кармана носовой платок, вытер выступивший на лбу пот.
Непонятно… Совсем ничего не понятно…
Я пошел к гостям. На почетных местах уже сидели первосвященник храма Рэнкоодзи господин Кодзэн и послушник из храма Мароодзи господин Эйсэн, место слева от них предназначалось мне, рядом расположились Коумэ-сама и Котакэ-сама, близ них должна была сидеть Харуё, но пока ее место пустовало, далее сидели дядя Куно с женой и старшим сыном.
Напротив них устроились староста деревни, глава Западного дома Сокити Номура и его супруга, за ними Мияко Мори, затем приятной наружности человек лет сорока пяти, светлокожий, с красивыми усами – это был эвакуировавшийся в эту деревню врач Сюхэй Араи, которого я видел впервые.
По слухам, он приехал из Осаки, но говорил на безупречном эдосском диалекте. Увидев его, я понял, что не случайно этот доктор отодвинул на задний план своего коллегу Куно Цунэми. Сегодня он вскрывал труп усопшего брата, и бабушки Коумэ и Котакэ настоятельно приглашали его прийти на поминки. За доктором Араи сидела бабушка по матери, и Кэнкити, который, как оказалось, доводился мне дядей. Были там еще два незнакомых мне человека; нас познакомили, но их имена не удержались в моей памяти.
Я зашел на кухню и попросил отнести поднос с угощением настоятельнице монастыря Кэйсеин.
– Так ведь она ушла! Сделаем так: я велю служанкам позже доставить угощение ей в монастырь, – сказала Харуё. – Тацуя-сан, я прошу прощения, но придется тебе отнести гостям один поднос, вернее, столик с едой.
– Хорошо. Который?
– Вот стоят два столика с угощением. Возьми любой из них. Второй я сама понесу. А ты отнесешь столик и садись на свое место.
– Перед кем его поставить?
– Не имеет значения, они одинаковы.
И мы с Харуё, взяв по столику, направились в гостиную.
– Осима, тебе придется разнести все остальные подносы. Я тоже останусь с гостями.
– Слушаюсь, Харуё-сан.
Мы вошли в гостиную, я поставил столик с едой перед настоятелем храма Рэнкоодзи господином Кодзэном, Харуё свой – перед господином Эйсэном из храма Мароодзи. Оба священника склонили головы в знак благодарности и приподняли рукава своих одеяний, готовясь приняться за еду.
Пока мы занимали свои места, Осима с другими служанками принесли остальные подносы, после чего расставили на столе бутылочки с саке. Поминки начались.
– Извините за скромное угощение… Пожалуйста, не стесняйтесь, ешьте, – обратился я к гостям,
Господа Кодзэн и Эйсэн, слегка склонившись в поклоне, приподняли малюсенькие чашечки с саке.
При словах «настоятель, преподобный Кодзэн» представляешь себе солидного человека, в действительности же господин Кодзэн напоминал скорее студента: он был худощав, небольшого роста, в очках с толстыми линзами, на вид не старше тридцати; лишь одежда выдавала в нем священника. Послушник храма Мароодзи Эйсэн, напротив, производил впечатление человека солидного и многоопытного. Ему было не менее пятидесяти, он был сед, тоже носил сильные очки, обе щеки пересекали глубокие вертикальные морщины.
Описывая поминки по своему старшему брату, логично было бы пересказать воспоминания гостей о нем. Но по причине, которую читатель поймет чуть позже, объектом дальнейшего повествования будет исключительно священник Кодзэн.
Несмотря на все старания старосты деревни и Западного барина Сокити Номуры женить его, Кодзэн все еще оставался холостяком. Разговоры о женитьбе смущали его, он краснел, как вареный осьминог, и непрерывно вытирал пот со лба. Мияко с удовольствием подтрунивала над ним, из-за чего Кодзэн еще сильнее обливался потом, а сидящие вокруг весело хохотали. А описывать то, что произошло через несколько минут, мне до сих пор мешает дрожь в руках…
Ни Кодзэн, ни Эйсэн не отличались пристрастием к спиртному. Выпив по одной чашечке, они перевернули их, взяли палочки и приступили к еде. Другие гости последовали их примеру. Осима с помощницами еле успевала подносить рис.
И вдруг посреди обычного в таких ситуациях гула послышались крики:
– А-а! Что!! Что со мной?!!
Я вскинул голову и увидел, что послушник Эйсэн из храма Мароодзи поддерживает совсем обессилевшего Кодзэна. Выронив палочки для еды, одной рукой Кодзэн опирался о татами, а другой хватался за горло и грудь:
– Ох!.. Тяже… Тяжело!.. Воды!.. Дайте… воды… Несколько человек бросились на кухню, остальные в ужасе привстали.
– Что с вами, Кодзэн-сан? Держитесь! Скоро вам будет лучше! – раздавались возгласы.
Староста приблизился к Кодзэну, внимательно вглядываясь в его лицо. И тут Кодзэн, вцепившись ногтями в татами, рухнул и забился в конвульсиях:
– Грудь… Тяжело…
Кровавая слюна брызнула на поднос с едой. Кто-то вскрикнул, часть гостей столпилась вокруг Кодзэна, некоторые выбежали из гостиной. Такова была картина третьего убийства.
Ненавижу уксус
Череда страшных событий продолжилась. Новое бессмысленное и безумное в своей бессмысленности убийство…
Увидев на подносе кровь, доктор Араи резко поднялся и крикнул:
– Доктор Куно! Помогите мне!
Услышав этот оклик, я взглянул на дядю Цунэми. Никогда не забуду его лица в тот момент. Продолжая сидеть, он вытянулся вперед, накрыв своим телом поднос с едой. Его лоб был в поту, глаза, казалось, вот-вот вылезут наружу, правая рука с зажатой в ней чашечкой для саке сильно дрожала. Я услышал, как чашечка хрустнула.
Голос доктора Араи, видимо, вернул дядю Цунэми к действительности, он достал платок и вытер лоб. Увидев на ладони кровь, суетливо забинтовал руку платком. Потом поднялся. Видно было, как у него дрожали колени.
Доктор Араи с удивлением взглянул на потрясенного Цунэми. Потом с профессиональной уверенностью начал осматривать Кодзэна.
– Пожалуйста, кто-нибудь, принесите мой портфель, он в прихожей.
На просьбу откликнулась Мияко. Доктор Араи сделал несколько уколов, затем сокрушенно покачал головой:
– Все. Бесполезно.
– Доктор, в чем причина смерти? – испуганно спросил староста деревни.
– Не могу ответить до вскрытия. Но странно, агония точно такая же, как была у Куя-сан. А вы что думаете, доктор Куно?
Тот, казалось, немного успокоился, но на вопрос своего коллеги никак не прореагировал. Все находившиеся в гостиной с подозрением взирали на него. И вдруг кто-то схватил меня за плечо и завопил:
– Это он! Это он подсыпал ему яду!
Я вздрогнул и резко повернулся. Эйсэн из храма Мароодзи тыкал в меня пальцем:
– Сволочь! Эта сволочь подбросила яд! Этот подлец убил родного деда! Потом своего брата! А сегодня хотел убить меня, но по ошибке убил настоятеля!
На лбу Эйсэна пульсировала вздувшаяся вена. Вытаращенные глаза налились кровью.
Кто-то, оттолкнув меня в сторону, встал между мной и беснующимся священнослужителем. Это была Харуё, моя старшая сестра.
– Эйсэн-сан, вы отдаете себе отчет в том, что говорите?! – гневно воскликнула она. – Чего ради Тацуя-сан стал бы убивать вас? Он к вам не имеет никакого отношения, как и вы к нему!
Эйсэн вздрогнул, глаза его сверкнули. Он оглядел гостиную, увидев, что все взгляды устремлены на него, еще раз сверкнул глазами, а потом вытер краем одеяния пот на лбу и неожиданно смущенно произнес:
– Я… Я прошу прощения.
– При чем тут прощение?! Я вас спрашиваю, господин Эйсэн, зачем Тацуя-сан стал бы покушаться на вас? Почему вы решили, что он пытался вас отравить?
Сестра, прерывисто дыша, вплотную приблизилась к нему. Эйсэн совсем стушевался и робко лепетал:
– Все, все… Страшная картина… совсем потерял голову… Сболтнул лишнее, забудьте, пожалуйста.
– Нельзя же терять голову до такой степени! Господин Эйсэн, четко ответьте на мой вопрос: какая связь между вами и Тацуя-сан?
– Сестра, – попытался я успокоить Харуё, – оставь его в покое. Не стоит так нервничать!
– Но ведь больно слышать такие обвинения. – И сестра, закрыв лицо руками, зарыдала.
Итак, почему Эйсэн поднял такой шум? Говорит, голова пошла кругом. Но все равно: он произнес то, что было у него на душе. Да, конечно, поняв, что Кодзэна отравили, он сильно испугался, подумал, что хотели отравить его. Но вот вопрос: кому и зачем нужны все эти отравления?
Эйсэн сказал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41