Но Оля, похоже, решила сегодня высказать все, что накопилось.
— Да не в этом дело. Ты за полгода хоть раз спросил, что у меня с распределением, почему я играть бросила? Хоть раз?
— Ну, я спрашивал, по-моему…
— Это по-твоему, а по-моему, не спрашивал. Потому что тебе по фигу…
Саша поморщился:
— Оль, что мы как в кино разговариваем? Можем мы по-людски поговорить?
— А о чем? О чем с тобой говорить? — Оля в упор смотрела на мужа и, похоже, не ждала ответа на свои вопросы. Но и остановиться уже не могла. — О чем? О сабельках? О Брюсе Ли? Может, о бультерьерах, ну о чем еще?
— Ну зачем? — рассудительно возразил Саша. В голосе его сквозила ярость. — Давай о музыке, о твоем заслуженном дедушке, о пидорах-однокурсниках. Ну давай, расскажи, поделись болью!.. — Последние слова он выкрикнул уже ей в спину.
Выключив проигрыватель, она молча прижала к себе пластинку. Обойдя Сашу как мебель, загородившую путь, она вышла из комнаты.
На часах был почти час ночи. Удивительно вовремя зазвонил телефон.
— Але! — Саша поднял трубку. И продолжил отвратительным гнусавым голосом. — Кого? Олю? А кто ее спрашивает?
Похоже, собеседник не рискнул представиться. Бросив трубку, Саша схватил свою коллекционную саблю с рубином на эфесе и со всего маху рубанул по стулу, превратив его в два. Сабля была заточена идеально…
XVII
Стрелку с таджиками забили в районе Южного речного вокзала. Здесь было предостаточно пустынных мест. Слева шоссе ограничивалось бетонными заборами промзон, справа, за узким перелеском, широко разлилась Москва-река — корпуса жилых домов виднелись только на том, далеком берегу.
Урбанистический бетонный пейзаж удачно дополняли мощные линии электропередач. Провода тревожно гудели, как струны какого-то нечеловеческого музыкального инструмента.
Бригада прибыла на место первой. «Мерс», «вольво» и бээмвэшка остановились так, что шоссе впереди было видно как на ладони. Саша, Космос и Пчела вышли из машин первыми и остановились, внимательно глядя на ленту дороги, туда, где оно поворачивало и уходило круто вверх.
— К реке! Ставьте машины ближе к реке! — распоряжался Фил.
Водители ловко выполнили его приказание.
— К воде прижмем, — деловито объяснил Фил Белому.
— Война — фигня, главное — маневры, — бодро улыбнулся в ответ Саша, будто все, чем занимался сейчас Фил, его касалось меньше всех.
— Да ты что, Фил вообще стратег, каких мало, — вмешался Космос.
— Ну что, может, посадим пару человек в кустах? — предложил Фил.
— Давай, — кивнул Белый.
Пчела и Космос курили вместе с бойцами. На шоссе впередсмотрящими остались лишь Белый с Филом. Фил почувствовал, что он должен именно сейчас сказать то, что давно собирался. Не ровен час… Хотя думать о худшем не хотелось.
Похоже, о чем-то подобном размышлял и Белый. Хотя всем своим видом он демонстрировал полное самообладание. Но немножко переигрывал. Внутреннее напряжение проявлялось именно в этом слишком явном спокойствии, чуть ли не равнодушии. Впрочем, Фил не был слишком хорошим психологом. Хотя даже он заметил, как подрагивают Сашины ресницы.
— Брат, ты меня прости… — начал Фил. Саша скосил на него глаза, при этом не упуская из вида шоссе.
— Прости за ту гранату, в подъезде…
— Да ладно, все в порядке, — примирительно отозвался Саша.
С пригорка, из-за перелеска вывернули три машины. Конечно же, «мерсы».
— Едут! — раздался напряженный голос одного из бойцов.
— Приготовили стволы! — распорядился Фил. Бойцы мгновенно разобрали укороченные «калаши» из багажника. В углу остался лежать явно лишний здесь предмет из параллельной, мирной жизни — футбольный мяч с черными шашечками.
Как и рассчитывал Фил, таджики остановились очень удобно. Для Бригады, конечно. Они встали на повороте шоссе — так, что от них до невидимой им воды было всего-то метров двадцать — тридцать.
Таджикские бойцы с оружием в руках заняли, что называется, оборону. Из головного «мерса» вышли трое. Один — пожилой, со стриженой седой бородой. Второй — с круглым лицом, всклокоченными воздушными волосами и тоненькой ниточкой усов над верхней губой. Третий был гладко выбрит, зато глянцевые черные волосы падали на плечи. Глаза его прикрывали щегольские темные очки овальной формы. Длинное летнее пальто доходило почти до пят, из-под обшлагов виднелись белоснежные манжеты рубашки, поблескивали массивные золотые запонки.
Длинноволосый собрал волосы в хвостик, стянул резинкой. И неторопливо, в гордом одиночестве двинулся по шоссе в сторону противника.
— Пчел, тебе страшно? — хихикнул, подначивая, Космос.
— Очень, — в тон ему ответил Пчела.
— А уж мне как страшно… — Космос скорчил гримасу, как на африканской маске из коллекции отца.
— Сначала я хочу увидеть того, — с сильным восточным акцентом крикнул длинноволосый, — с кем я говорил по телефону. Если ты мужчина, иди сюда!
— Что? — дернулся Пчела. — А ну, урюк, иди сюда!
Он уже сделал шаг вперед, но Белый довольно резко остановил его. И сам направился к таджику.
Космос оглянулся на бойцов, а Фил скомандовал тихо и четко:
— У кого стволы, приготовились.
Двое неумолимо сближались. Прямо как в американском боевике, где действуют неуязвимые для пуль супермены с железными нервами. От них исходило такое напряжение, такая энергия, что все вокруг замерло. Даже электричество, казалось, перестало гудеть в проводах.
Их войска тоже застыли в ожидании. Но были готовы в любое мгновение в пух и прах разнести противника. Если что-нибудь, не дай бог…
И тут в глазах Белова появились несвойственные ему смущение и изумление. Замедлил шаги и таджик, снимая на ходу свои темные очки.
— Твою мать! Белый! — заорал он дурным голосом, но без малейшего намека на недавний акцент.
— Рядовой Джурабов! — в ответ ему заорал счастливый Саша. — Два наряда вне очереди! Упал — отжался!
— А-а-а! Белый!
— А-а-а! Фара!
Они завопили так, как когда-то в Ленинской комнате, перед самым дембелем. И бросились в объятья друг к другу.
Вооруженные до зубов бойцы двух противоборствующих фронтов застыли в бесконечном недоумении.
— Все нормально! Это мой корешок армейский, — крикнул Саша, обернувшись к своим.
Нечто подобное, похоже, крикнул и Фара на своем гортанном таджикском.
— Отбой! Свои! — передал по команде приказ свыше Фил.
— А я бы их все равно постриг, — с искренним сожалением пробормотал Пчела.
Космос довольно похоже изобразил истово молящегося мусульманина, сложив ручки на груди и мелко-мелко бесконечно кивая головой в такт молитве.
Бой не состоялся. Провода могли спокойно гудеть себе дальше.
Оружие вновь побросали в багажник, а оттуда хохочущий Саша вытащил неожиданно пригодившийся футбольный мяч. Надо же было им с Фарой выпустить распирающую их энергию. Так они и шли по шоссе, перекидываясь мячиком и воспоминаниями. А позади них параллельными курсами ехали классные автомобили. Шесть штук. С поразительной скоростью — километров пять-шесть в час.
— Фарик, ты помнишь, как мы второе отделение сделали?
— Да… У них вратарь, Махмудов, был. Шикарный вратарь. Сейчас чебуреки продает на базаре, ко мне не пошел…
От воспоминаний перешли к делу, по инерции все еще пиная друг другу мячик.
— С деньгами решим, скажи своим — через неделю проплатим.
— Угу, — согласно хмыкнул Фара и, улыбаясь, ткнул Сашу кулаком в плечо. — Ну, Белый, я до сих пор поверить не могу. Важный стал!
— А ты просто эмир бухарский, — отдал ему пас Белов. — Чем занимаешься, кроме алюминия?
— По-разному, на Востоке всего много… Я вообще-то к Артуру предложение вез от моих друзей.
— Давай обсудим, чего там, — предложил Саша.
— У нас в горах есть плантации — мак, — объяснил Фара. — Мы хотим в Москву возить.
— Идея хорошая. А как возить? Курьерами? — прикинул Саша.
— Курьеров ловят, везут мало. Хочется больше. — Фара поцокал языком.
— Надо думать. Пасуй!
— Опа! — И Фара ловко набросил мяч прямо под правую ногу старого друга. Тому оставалось только добить мяч в ворота, которых, правда, поблизости не наблюдалось.
На бригадирском «мерседесе» Саша с Фарой подкатили к парадному, ярко освещенному входу ресторана «Узбекистан». Их команды отстали. Если уж Саша садился за руль, то выжимал из машины все, на что она была способна.
— Мне бээмвэшка вообще больше по кайфу, — признался он сидящему рядом Фаре.
— Да брось ты, — отмахнулся тот, — «мерседес» — супермашина!
— Ну, где там мои опричники? — оглянулся Саша.
— А где мои? — оглянулся и Фара. — Будешь? Фара достал из внутреннего кармана пальто миниатюрную серебряную шкатулку.
— Да нет, — отказался Саша, смеясь.
Фара щелкнул безделушкой, крышка открылась. Зачерпнув длинным ногтем порошок, Фара привычным жестом «зарядил» нос, а остатки порошка с пальца размазал по зубам.
— Кровный брат из Афгана подарил. — Он защелкнул шкатулку и перебросил ее Саше в ладони. — Попробуй открой.
Белый покрутил коробочку и неожиданно легко вскрыл ее.
— Ну, гений, — восхитился Фара. — Осторожнее, не рассыпь.
— Гроб какой-то, — вновь захлопнув волшебную шкатулку и приблизив ее к глазам, подивился Саша.
— Не надо нам никаких гробов, — отбирая зелье, неловко пошутил Фара.
— Слушай, алюминий же в чушках у вас? — вдруг спросил Саша.
— Ну да. А что?
— Да я придумал вроде. — Саша хитро улыбнулся.
— Что придумал? — насторожился Фара.
— Да ничего, — решил помучить его Саша.
— Давай, Белый, колись.
— Ну что, еще не сообразил? — Сашины глаза откровенно смеялись.
— Нет, — честно признался Фара.
— Эх, — вздохнул Саша. — Ну ладно… Значит, берем чушку. Делаем там полость. Забиваем наркоту. Ни одна собака, ни один рентген не найдет. — Он счастливыми глазами смотрел на Фару. Тот ошарашенно молчал. — Пять чушек на сто — двести тонн. И ни одна собака…
— Значит, я тупой, — задохнулся Фара от восторга, — а ты… ты… Ты — гений! Ты — Аристотель! Ты — Ницше!
— В «Жигулях» ездить надо! — подначил его Саша.
— Потому что я — чурка, — не слушая Сашу, уже выходил из машины Фара. Он ладонями обхватил голову, будто в припадке жуткого горя.
— В хорошем смысле, парень, — откомментировал его «чурку» Саша.
Тут подкатили остальные.
— Где вы ездите? — беззлобно прикрикнул на них Саша.
День сегодня выдался по кайфу: и друга встретил, и новое дело обещало деньги. Море денег. Море-океан.
XVIII
Командный состав Бригады и таджиков расположился в одной из ниш ресторанного зала. Рядовые бойцы сидели в общем зале.
Фил успел переброситься несколькими словами с солнцевскими, которые частенько проводили здесь вечера — кормили здесь по-восточному вкусно и обильно, да и место было не чужое, спокойное.
— Сань, у Кабана проблемы, — шепнул Фил Белому.
— Давай об этом потом. — Саша глазами указал на гостей. — Ну что, друзья… — поднял рюмку Саша и проследил, у всех ли налито.
— Если позволите, — с заметным акцентом начал седой Абдула-Нури. — Я скажу, а Фархаджун будет переводить. Один великий мыслитель сказал следующие слова…
И он заговорил гортанно и красиво. Но абсолютно непонятно. Напевная речь была похожа на стихи.
Пацаны, переглядываясь, томились с поднятыми рюмками. Когда Абдула-Нури окончил торжественную речь, повисла напряженная тишина.
— Не тормози, Фарик, — ткнул в бок чуток отлетевшего друга Саша.
Фара встрепенулся и действительно заторможенно, но от этого еще более торжественно начал переводить:
— Уважаемый Абдула-Нури говорит: «Никогда не теряй своих друзей. И пронеси эту дружбу в своем сердце через всю свою жизнь». Короче, за вас, пацаны! — скомкал перевод Фара.
— Коротко и ясно, — одобрил Саша. Несколько заплетающимся языком Фара продолжил, перебирая длинными красивыми пальцами свои небесно-голубые четки из горной бирюзы:
— Всю красоту и мудрость этого четверостишия невозможно перевести, — многозначительно завелся он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27