– Мне непонятно одно.
– Что?
– Если, как вы говорите, Харпер несколько раз угрожал Мишель и раньше…
– Так оно и было.
– Почему же, по-вашему, именно в этот раз его угрозы перешли в физическое насилие?
– Пойдите спросите у него, – сказала Салли. – Не думаю только, что вам повезет. Я ведь вам сказала: Конг не из тех, кто раскроет душу и сердце.
Перед моими глазами всплыла картина предварительного допроса в кабинете Блума, когда Харпер так искренне, из глубины души, сказал: «Я любил ее больше жизни». Я вспомнил о том, как безудержно он рыдал, закрыв лицо громадными ручищами, рыдал так отчаянно, будто сердце у него вот-вот разорвется.
Я поблагодарил Салли за то, что она уделила мне столько времени, и вышел из салона на яркое, слепящее глаза солнце.
Глава 5
Мой партнер Фрэнк абсолютно уверен в правильности своего прочтения закона Мэрфи: если вы собрались в отпуск, ожидайте неприятных сюрпризов, почти наверняка все полетит кувырком. Если у вас совершенно здоровая кошка, – как в данном случае у Дейл, – то у кошки внезапно начнется лихорадка с температурой 104 градуса, а ветеринар станет уверять, что для кошек это почти норма, у них обычно бывает 100–103 градуса, но тем не менее, потребует сделать серию анализов, чтобы выяснить причину лихорадки. Как правило, – объяснил ветеринар Дейл, а она повторила мне все это по телефону поздно ночью в понедельник, – лихорадки у кошек возникают после драки с другим котом или собакой, а у нас, в Калузе, еще и с енотом. Но Дейл настаивала на том, что ее Сассафрас – самое кроткое и безобидное существо из семейства кошачьих, он никогда не принимает участия в кошачьих разборках и не только не дерется, но даже не шипит на своих врагов. Тем не менее, в настоящий момент Сассафрас находился у ветеринара, а Дейл предстояло позвонить ему завтра, чтобы выяснить, как обстоят дела. А завтра – уже вторник, двое суток оставалось до Дня Благодарения, а через трое суток нам предстояло отправиться в Мексику. Дейл надеялась, что с котом все обойдется, потому что не могла и представить, как можно уехать в отпуск, оставив дома больное животное.
Это было в понедельник ночью, в 11 часов.
Во вторник утром, около восьми часов, громкоговоритель в Калузском аэропорту прохрипел, что мой рейс авиакомпании «Сануинг» в Майами задерживается на полчаса, до 9.00. Тем, кто не живет в Калузе, трудно представить, какая для нас проблема добраться отсюда до Майами, хотя на самолете это расстояние не более ста шестидесяти пяти миль. Наш скромный город обслуживает четыре больших авиалинии, но три из них: «Дельта», «Пан-Америкен» и «Юнайтид» вообще не летают отсюда туда. У «Восточной» авиакомпании пять ежедневных рейсов в Майами, но только один из них, в 9.48 вечера – прямой. На остальных надо делать пересадку в Орландо или Тампе. Удобнее всего лететь рейсом «Сануинга» (мой партнер Фрэнк, который привык к более комфортабельным и регулярным воздушным сообщениям на маршрутах Нью-Йорк – Бостон или Вашингтон, штат Колумбия, называет «Сануинг Шатл» «Сануинг Скатл»), – это крошечная авиалиния, у которой по расписанию ежедневно три рейса в Майами и обратно. Полет занимает 1 час 25 минут, – если верить расписанию. Мой вылет, назначенный на 8.30 утра, был отложен, вылетели мы только в 9.20, – лишнее доказательство, если в этом еще есть необходимость, действия закона Мэрфи – Саммервилла.
Я прибыл в Майами около одиннадцати часов, на час позже того, что значилось в расписании, и немедленно позвонил в нашу фирму. Синтия Хьюлен сообщила, что окружной прокурор уже вручил Харперу вердикт Большого жюри о привлечении к уголовной ответственности (этот «сукин сын» не терял времени даром) и что Карл Дженнингз, который работал у нас, уже посетил того самого окружного судью, который ранее отказался выпустить Харпера под залог; неудивительно, что он отказал в этом еще раз, отложив на две с половиной недели срок судебного заседания. За это время нам предстояло подготовиться к процессу. За рулем такси, которое я поймал в аэропорту, сидел кубинец, не в пример лучше изучивший карту Гаваны, чем Майами. Целый час он отыскивал адрес, который я старательно написал ему на клочке бумаги, еще двадцать минут у него ушло на то, чтобы разменять в ближайшей бакалейной лавке двадцатидолларовую купюру. В четверть первого я наконец вылез из машины у дома Ллойда Дэвиса, где он и жил и работал.
Домишко Дэвиса был построен из тонких досок и выкрашен в зеленый цвет. Лужайка перед домом завалена всякими строительными отходами и, казалось, совершенно ненужным хламом, сваленным в кучу у стены дома, а также на заднем дворе. Чего здесь только не было: детали автомобиля и батареи, холодильники и бутылки, дачная мебель и водопроводная арматура и Бог знает что еще. Очевидно, все это богатство принадлежало Ллойду Дэвису. Собака неизвестной породы сидела на покосившемся переднем крыльце и ожесточенно скребла за ухом. Она едва удостоила меня взглядом, пока я взбирался по ступенькам к забранной сеткой двери.
Из глубины дома доносилась музыка – блюз в исполнении Билли Холидея. Звонка у дверей не было. Я осторожно постучал по деревянной раме, окружавшей порванную сетку. Никакого ответа. Я постучал еще раз, а потом крикнул: «Эй! Есть кто-нибудь?»
– Кто там? – раздался женский голос.
– Я ищу Ллойда Дэвиса, – ответил я.
Билли взял высокую ноту, дразняще поиграл с ней, голос его скользнул вниз и замолк.
– Отзовитесь! – крикнул я.
– Подождите минуточку, – ответила женщина.
Пластинка кончилась, из дома доносилось только шипение крутившейся вхолостую пластинки, потом наступила полная тишина. Я ждал. Внезапно за сеткой двери появилась женщина, лет тридцати на вид, одетая в выцветший шелковый халат, волосы ее небрежно собраны на затылке в неряшливый пучок, глаза с подозрением впились в меня.
– Вы по поводу велосипеда? – спросила она.
– Нет.
– Понятно, – сказала она.
– Я – адвокат, представляю интересы Джорджа Харпера, – объяснил я. – Мне хотелось бы повидать, если можно, мистера Дэвиса. Он дома?
– Здесь его нет. Он в гараже, – ответила женщина. – Я его жена.
– Можно мне пройти туда?
– Почему бы нет? – сказала она.
– Не возражаете, если сначала задам вам несколько вопросов?
– О чем?
– О визите сюда мистера Харпера пятнадцатого числа.
– Угу, – пробурчала она.
Она так и не открыла затянутой сеткой двери. Так и стояла за ней – неясная фигура на темном фоне.
– Он был здесь?
– Был.
– Искал вашего мужа?
– Искал Ллойда, точно.
– В котором часу это было, не припомните?
– С утра.
– Более точно не можете сказать?
– Кажется, около восьми – половины девятого. Где-то в это время.
– Долго он пробыл здесь?
– Минут пять всего. Сказал, что ему нужен Ллойд, я объяснила, что Ллойд на сборах.
– Харпер не говорил, куда направляется?
– Нет. Сказал только «спасибо» и пошел своей дорогой.
– Благодарю вас, миссис Дэвис, – сказал я.
Она не ответила. Еще секунду назад она стояла передо мной, а в следующее мгновение исчезла так же внезапно, как и материализовалась. Направляясь к гаражу, который находился позади дома, я вновь услышал звуки голоса Билли Холидея.
Ллойду Дэвису было, наверное, около тридцати, рост футов шесть, а вес фунтов двести. На нем были синие джинсы и белая спортивная рубашка без рукавов, на груди и руках буграми выступили мышцы, так как он перетаскивал кухонную плиту из одной секции гаража в другую. Несмотря на немалый вес чугунной плиты, он передвигался легко, как защитник на футбольном поле, без труда проходящий сквозь беспомощную линию обороны, и осторожно выбирал дорогу среди хлама, валявшегося на полу. Крякнув, он опустил плиту на пол, а затем повернулся ко мне, обаятельнейшая улыбка внезапно осветила его лицо. Он был очень красив, выступивший на лице пот подчеркивал резкие контуры скул и почти патрицианский нос. Кожа такая же черная, как у Харпера, – цвета горького шоколада, глаза – как греческие оливки, а зубы, открывшиеся в широкой улыбке, были ровными и сияли белизной.
– Вы звонили мне? – спросил он.
– По какому поводу? – спросил я вместо ответа.
– Относительно велосипеда?
– Нет, – ответил я, – меня зовут Мэттью Хоуп, я адвокат Джорджа Харпера.
– А-а-а! – разочарованно протянул он. – Здравствуйте. Я – Ллойд Дэвис, рад с вами познакомиться. – Он крепко пожал мне руку. – Хотите пива? Помираю тут от жажды.
– Спасибо, нет, – отказался я.
Ллойд направился к стоявшим рядышком у дальней стенки гаража трем холодильникам. Безошибочно открыл дверцу того, что включен, и достал банку пива. Гараж был завален тем же строительным мусором, что и подъездная дорожка и лужайка перед домом. Старые газонокосилки, пожелтевшие унитазы, желобы и водосточные трубы, абажуры, карточные столики, радиоприемники, медные трубы, батареи, латунные муфты, велосипеды с колесами и без, роликовые коньки, глиняные горшки, пишущая машинка, набор потрепанных кожаных чемоданов, торшер с металлическим основанием и уйма самого разного мусора, сосчитать который не хватило бы и месяца. Все это валялось на полу и было распихано по полкам, где стояли разной величины картонные коробки, в которых можно было найти все: от старых журналов до бисера, от сувенирных пепельниц до – по крайней мере в одной из них – бесценной коллекции грязных ковриков для пола.
– А я-то решил, что вы тот парень, который хотел купить велосипед, – объяснил Дэвис. – Он звонил мне десять минут назад, ему сказали, что у меня можно купить велосипед в хорошем состоянии. Все так и есть. – Он открыл банку пива, поднес ко рту и осушил залпом. – М-м-м, как же мне хотелось выпить, – с облегчением сказал он. Кое-как Дэвис водрузил пустую банку на предмет, напоминавший по форме гипсовую статую льва, стоявшего на задних лапах, а может, тюленя, а может, и Венеру Милосскую, – определить было трудно, так как отсутствовала не только голова, но и конечности.
– Так Джордж накликал на себя беду, а? – спросил он.
– Похоже на то.
– Как я догадываюсь, Майами он использует в качестве алиби, верно? Говорит, что был здесь, в Майами, когда все это случилось.
– Так ведь он и был здесь, разве не так?
– Он здесь был в воскресенье утром, неделю назад, – вот когда он был. Говорил с Леоной, моей женой, а потом уехал. Не знаю, где он был после этого.
– Но вы с ним не виделись, верно?
– Верно. Я был на сборах резервистов. Пришлось отрабатывать строевую подготовку, никуда не денешься, сами понимаете, если хочу сохранить свой чин и жалованье. Шестнадцать часов в месяц плюс еще полных две недели в течение года, обычно летом. Бросаешь все дела, но ничего не попишешь. По крайней мере, к январю все закончится.
– А не можете объяснить мне, мистер Дэвис, чем вы занимаетесь?
– Работаю без выходных, распродажа всяких деталей, вот что это, – ответил Дэвис. – Старые хрычи, которые уже на пенсии обожают такие распродажи. Думают за бесценок получить что-то стоящее, понимаете? Каждую субботу и воскресенье являются сюда, как будто я раздаю за бесплатно все имущество. Делать-то нечего, вот и бродят, собирают всякий хлам, набивают им трейлеры. Мне приходится работать и в День Благодарения, для меня в этот день самая бойкая торговля.
– Вы знали, что мистер Харпер собирается приехать к вам пятнадцатого?
– Нет.
– Он не позвонил вам заранее?
– Да он никогда и не звонит. Нагружает свой грузовичок, приезжает ко мне и предлагает купить какое-нибудь старье. У него в Майами еще несколько перекупщиков, но его главный покупатель – я.
– А имена других вам известны?
– Нет. Джордж – парень себе на уме, когда речь заходит о деле. Когда заходит речь о чем-то таком. Может, все-таки выпьете пива? – снова спросил он и достал из холодильника еще банку.
– Нет, спасибо, – отозвался я. Немного подумав, спросил его:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35