Эррол отвечает страшным ревом, и, хотя его горло стянуто, он вопит — высокий тонкий звук полон нестерпимой муки. За ним следует второй вопль, затем пламя охватывает его рот, и голосовые связки пылают. Он бьется, извивается, воздух наполняет запах жареного мяса, и, наконец, судороги прекращаются.
Сожженный человек мертв.
* * *
Бар запылал, пламя перекинулось на бороды, волосы, брови. Мужчина с пистолетом под рубашкой отпрянул, левой рукой он прикрывал глаза, правой потянулся к оружию.
— А-а, — раздался голос. Девятнадцатый «глок» появился в сантиметре от его лица, твердо удерживаемый рукой незнакомца в яркой гавайской рубахе. Рука мужчины замерла: оружие уже обнаружено. Невысокий тип — они никогда не узнают, что его зовут Эйнджел, — разоружил незадачливого завсегдатая баров, и теперь у него в руках оказались два пистолета. Около двери Луис, выхватив «СИГ», нацелился на человека с ножом. А за стойкой бара Малыш Том тем временем заливал пламя. Лицо его налилось краской, он запыхался.
— Какого хрена ты это устроил?!
Он уставился на чернокожего и на «СИГ», который сейчас изменил положение и сместился к центру его груди. В лице Тома что-то изменилось, огонек проснувшегося страха быстро уступил место природной агрессивности.
— А что, какие-то проблемы, что-то не так? — поинтересовался Луис.
— У меня проблемы.
Это произнес мужчина с ножом на поясе, почувствовавший себя увереннее ускользнув из-под прицела. У него странные, словно размытые черты лица: слабый подбородок переходит в худую шею, в глубоких глазницах схоронились голубые глазки, а скулы выглядят так, словно когда-то были сломаны, а потом выровнены. Эти тусклые глаза безучастно смотрят на ниггера, а руки остаются поднятыми — подальше от ножа, но все же довольно близко. Было бы неплохо лишить его этого ножа. Человек, который носит нож таким образом, весьма ловко с ним обращается. Один из двух пистолетов в руках Эйнджела описал дугу в воздухе и уставился на мужчину.
— Расстегни пояс, — приказал Луис.
Немного помедлив, мужчина повиновался.
— Теперь вытащи его.
Он схватил нож и потащил. Ремень расстегнулся, ножны освободились, и нож выпал на пол.
— Вот так лучше.
— У меня все равно проблема.
— Жаль это слышать, — ответил Луис. — Ты Уиллард Хоаг?
Бесцветные глаза ничего не отразили. Не мигая, они смотрели на вопрошавшего.
— Я тебя знаю?
— Нет, меня ты не знаешь.
Что-то мелькнуло в глазах Уилларда:
— Вы ниггеры для меня все на одно лицо.
— Я в тебе не ошибся. Человек за твоей спиной — Клайд Бенсон. А ты, — «СИГ» сместился в сторону бармена, — ты Малыш Том Радж.
Лицо Тома стало багровым не только от жара горящей жидкости. В нем самом бушевало пламя. Оно билось в его трясущихся губах, в сжимающихся и разжимающихся пальцах. От этого татуировка на руках хозяина забегаловки двигалась, будто кто-то размахивал знаменем со словом «Кэтлин».
И вся эта ярость была направлена против чернокожего человека, который угрожал ему в его собственном баре.
— Ты мне не скажешь, что здесь происходит? — не выдержал он.
Луис улыбнулся:
— Искупление греха, — вот что здесь происходит.
* * *
Десять минут одиннадцатого женщина встает. Они зовут ее бабушка Люси, хотя ей нет еще и пятидесяти и она все еще красива, с молодыми глазами и кожей, почти не отмеченной морщинами. В ногах у нее сидит мальчик лет семи-восьми, рослый не по годам. По радио передают «Блюз плачущей ивы».
На женщине лишь ночная сорочка и шаль, ноги босы. Но она встает, выходит из дому и спускается по ступенькам осторожными, размеренными шагами. Рядом с ней идет мальчонка, ее внук.
— Бабушка, что случилось?
Но она не отвечает. Это потом она расскажет своему маленькому Луису о множестве миров, о местах, где грань, разделяющая живых и умерших, так тонка, что они могут видеть, прикасаться, чувствовать друг друга. Она расскажет ему о дневных и ночных странниках, о тех заветах, которые ушедшие из жизни оставляют наследникам и которые не дают тем покоя.
А еще она расскажет о Дороге, по которой мы все идем, это наша общая дорога — для живых и умерших.
Но пока она только плотнее запахивает шаль на груди и продолжает идти к краю леса, где останавливается и ждет в безлунной ночи. Среди деревьев виднеется свет, будто с небес спустился метеорит, он все ближе и ближе к земле, вспыхивая и угасая, разгораясь и затухая. Жара не чувствуется, но в сердцевине света что-то полыхает.
И, когда мальчуган заглядывает в ее глаза, он видит в них горящего человека.
* * *
— Ты вспомнил Эррола Рича? — спросил Луис.
Ответа не последовало, но по лицу Клайда Бенсона прошла судорога.
— Я еще раз спрашиваю: Эррола Рича вспомнил?
— Да мы понятия не имеем, о чем ты говоришь, парень, — произнес Хоаг. — Ты не туда попал.
Мелькнул пистолет, глухо пролаял, и из отверстия с левой стороны груди Уилларда Хоага брызнула струйка крови. Он отпрянул назад, свалил табуретку и грузно повалился на спину. Его левая рука еще пыталась что-то нащупать на полу рядом с собой, но он почти сразу затих.
Клайд Бенсон заплакал, а потом все завертелось.
Малыш Том нырнул под стойку бара, стараясь нащупать под раковиной обрез. Клайд бросил табуретом в Эйнджела, метнулся к двери. Ему удалось добраться до мужского туалета, и в этот момент в его рубашке появились две дырочки. Спотыкаясь, он вывалился в заднюю дверь и исчез в темноте. Эйнджел, стрелявший в него, бросился за Бенсоном.
Сверчки вдруг умолкли, и в наступившей тишине появилось странное предчувствие спокойствия, как будто окружающий мир приготовился к неминуемому, к тому, что должно произойти в баре. Безоружный и истекающий кровью Бенсон почти добрался до края парковки, когда стрелок настиг его. Земля ушла у него из-под ног от неожиданного удара, и Клайд рухнул в грязь. Кровь обильно орошала землю вокруг него. Он пополз к высокой траве, словно надеясь найти в ней защиту. Удар ботинком в грудь перевернул Бенсона на спину, волна ослепляющей боли накрыла его, Клайд непроизвольно зажмурился. Когда он снова открыл глаза, над ним стоял мужчина. Его пистолет был нацелен в голову Бенсона.
— Не делай этого, — взмолился он, — пожалуйста.
Выражение лица человека в гавайской рубашке не изменилось.
— Пожалуйста, — канючил Бенсон, всхлипывая. — Я раскаялся в своих грехах. Я пришел к Христу.
Палец на крючке напрягся, и стрелок произнес:
— В таком случае тебе не о чем беспокоиться.
* * *
В темноте ее зрачков пылал человек, пламя плясало на нем, покрывая с головы до ног, оно пожирало его лицо, глаза, рот. Не было ни кожи, ни волос, ни одежды. Было только пламя в виде человека, и была боль в виде пламени.
— Бедный ты, бедный мой, — прошептала женщина.
Из глубины колодцев ее глаз выступили слезы и потекли по щекам. Пламя взметнулось и стало затихать. Рот горящего человека открывается, из безгубой ямы вырываются слова, которые расслышала только эта женщина. Пламя замирает, из белого становится желтым, от него остается только силуэт, черное на черном, а потом не остается ничего — только деревья и слезы, да ощущение руки женщины на руке мальчика:
— Пойдем, Луис, — говорит она и ведет внука назад, домой.
Горящий человек мертв.
* * *
Малыш Том поднялся с обрезом и обнаружил пустую комнату и мертвого мужчину на полу. Он проглотил слюну, переместился налево, до конца прилавка. Он сделал шага три, когда на уровне его бедра дерево разлетелось на щепки и в его тело вонзились пули, прошив правое бедро и левую голень. Малыш Том рухнул и завопил, когда простреленные ноги ударились о пол, но все же ему удалось выпустить оба заряда. Они разнесли в щепки деревянную стойку и обрушили град битого стекла. Малыш Том чувствовал запах крови, пороха, пролившегося виски. В ушах у него звенело, из всего грохота остался звук растекающейся жидкости и рухнувшего дерева.
А еще звук шагов.
Он посмотрел налево и увидел возвышающегося над ним Луиса. Ствол «СИГа» был направлен ему в грудь. Хозяин бара сглотнул остатки слюны. Кровь фонтаном била из бедренной артерии. Он пытался остановить струю рукой, но кровь растекалась меж пальцами.
— Ты кто? — прохрипел Малыш Том. Снаружи донесся звук двух выстрелов: в уличной грязи умер Клайд Бенсон.
— В последний раз спрашиваю: человека по имени Эррол Рич помнишь?
Малыш Том затряс головой и заскулил:
— Черт побери, да не знаю я его.
— А следовало бы знать: ты его сжег.
Луис приставил дуло пистолета к носу хозяина бара. Малыш Том поднял правую руку, закрывая лицо.
— Я помню! Помню! Я был там, но я не сделал ему ничего плохого.
— Лжешь! Не лги мне, скажи правду. Говорят, признание облегчает душу.
Луис опустил «СИГ» и выстрелил. Верхняя часть ступни Тома исчезла, став кровавым месивом. Он просто захрюкал от боли и ужаса, когда пистолет нацелился на его левую ступню, и слова посыпались из его нутра, как поток рвотных масс:
— Не надо, пожалуйста. Господи, как же больно! Ты прав, это мы сделали. Я раскаиваюсь в том, что мы сотворили. Мы тогда были молодые, ничего не понимали. Это было ужасно, сейчас я понимаю.
Его глаза умоляли саму Немезиду в лице высокого мускулистого чернокожего, который тридцать пять лет ждал этого часа. Все лицо Малыша Тома покрылось потом.
— Ты думаешь, был хоть день, когда бы я не думал об этом, о том, что мы сделали? Ты думаешь, был такой день, когда эта вина не давила бы меня?
— Нет, не думаю, — просто сказал Луис.
— Я найду способ расплатиться за то, что сделал, пожалуйста, — рука поднялась в умоляющем жесте.
— Я знаю способ, как ты можешь рассчитаться.
И после этого Малыш Том Радж перестал жить.
В машине они разобрали оружие, протерли каждую деталь чистой ветошью. Проезжая мимо полей и ручьев, они молча выбрасывали детали пистолетов. Заговорили, лишь отъехав на довольно значительное расстояние от бара.
— Как ты себя чувствуешь? — поинтересовался Луис.
— Никак, — ответил Эйнджел, — только спина болит.
— Как насчет Бенсона?
— С ним мы ошиблись, но я все же прикончил его.
— Они это заслужили.
— Не пойми меня неправильно, — Эйнджел выглядел совершенно спокойным. — У меня нет проблем с тем, что мы сейчас сделали. Но, прикончив его, я не чувствую себя лучше, если ты меня об этом спрашиваешь. Я не его хотел убить. Когда я нажимал на курок, я видел перед собой не Клайда Бенсона, а преподобного. Я видел Фолкнера.
На какое-то время повисла тишина. Они ехали по темным полям, вдали мелькали в тумане очертания домов.
Эйнджел прервал молчание:
— Берду надо было покончить с ним, когда представился случай.
— Возможно.
— Не может быть никаких «возможно». Его надо было просто поджарить.
— Берди не такой, как мы. Он слишком много думает, слишком много чувствует.
Эйнджел глубоко вздохнул.
— Чувствовать и думать — разные вещи. Старый ублюдок никуда не исчезнет. Пока он жив, он остается угрозой для всех нас.
Луис молча кивнул в знак согласия.
— И он изуродовал меня, а я поклялся, что больше никто меня пальцем не тронет. Никто!
Спустя какое-то время его компаньон мягко произнес:
— Нам придется выжидать.
— Чего?
— Подходящей возможности, подходящего времени.
— А если оно не наступит?
— Наступит.
— Вот не надо мне только лапшу на уши вешать, — произнес Эйнджел, прежде чем повторить вопрос:
— А что если не наступит?
Луис протянул руку и мягко коснулся его лица:
— Тогда мы сами создадим такую ситуацию.
Вскоре они пересекли границу штата и направились в Южную Каролину, и их никто не остановил. Где-то далеко остались Верджил Госсард в полубессознательном состоянии и тела Малыша Тома Раджа, Клайда Бенсона и Уилларда Хоага. Эта троица издевалась над Эрролом Ричем, выдернула его из собственного дома, это они повесили его на дереве.
И на Адас-Филд, где горел живой факел, листья дуба стали коричневыми, живица с шипением сочилась из ствола, ветви, как кости горящей руки, распростерлись на бархате ночного неба, усеянном звездами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59