В промежутке между разрушенным зданием на углу Дрейк-стрит и Армхерст-стрит и начальной школой на углу Коламбус-стрит перед нами предстала цветущая гортензия, а рядом с плотными посадками бамбука виднелось крыльцо аккуратного двухэтажного домика на Дрейк-стрит. Он был выкрашен в бело-желтую полоску. Окна на верхнем и нижнем этажах прикрывали ставни, и только ставни верхних окон были приоткрыты, пропуская в помещение свежий воздух. Эркер под верандой выходил на улицу, справа располагался вход, украшенный незатейливой деревянной резьбой. К нему вели пять ступеней.
Убедившись, что на улице все спокойно, Эллиот загнал джип во двор справа от двери. Я услышал, как открылась дверь, раздались шаги Эллиота и Атиса, которые вошли в дом с черного хода. На улице по-прежнему никого не было, за исключением детворы, которая играла в мяч за школьной изгородью. Они продолжали резвиться, пока не пошел дождь и капли не засверкали в свете только что загоревшихся фонарей, потом побежали под крышу. Я подождал минут десять, дождь резко барабанил по машине. Я не стал заходить в дом, пока не удостоверился, что за нами нет слежки.
Атис неловко присел у дешевого кухонного стола, сделанного из сосны, Эллиот разместился рядом с ним. У раковины пожилая седоволосая негритянка разливала лимонад по пяти стаканам. Ее муж, намного выше ростом, подносил стаканы, затем передавал их один за другим гостям. Его плечи согнулись под грузом лет, но в мышцах груди и рук еще осталась сила, о чем можно было судить по их выступающим под белой рубашкой контурам. Старику было далеко за шестьдесят, но, я так понимаю, он легко поборол бы Атиса в поединке. А возможно, и меня тоже.
— Дьявол с шшеной шшорятся, — сказал он, когда я стал отряхивать пиджак. Я, наверно, выглядел озадаченным, потому что он повторил фразу еще раз, а потом указал на грозу за окном, где сквозь пелену облаков еще мелькали солнечные лучи.
— Погожа, — проговорил он. — Ты прошоды, шадысь.
Эллиот улыбнулся, заметив полное непонимание, написанное у меня на лбу.
— Гулла, — объяснил он. Этим словом называли население прибрежных островов и диалект, на котором они говорили. Многие из них были потомками рабов, заселивших пустынные острова и заброшенные рисовые поля больше ста лет назад, после окончания Гражданской войны.
— Джинни и Альберт раньше жили на острове Йонджес, но потом Джинни заболела, и один из их сыновей, Сэмюэль, тот, который занимается моей машиной, настоял, чтобы они переехали в Чарлстон. Они здесь уже десять лет, но и я порой понимаю не все из того, что они говорят. Но они хорошие люди, знают толк в том, чем занимаются. Он приглашает тебя войти и сесть.
Я взял стакан с лимонадом, поблагодарил, потом дотронулся до плеча Атиса и провел его в гостиную. Эллиот, казалось, тоже хотел последовать за нами, но я дал ему понять, что хочу побыть пару минут наедине с его клиентом. Очевидно, Эллиот был не очень доволен, но остался на месте.
Атис присел на самый краешек дивана, как будто готов был в любое мгновение рвануть к двери. Он избегал смотреть мне в глаза. Я сел в заваленное каким-то барахлом кресло напротив.
— Тебе известно, почему я здесь?
— Типа, тебе за это заплатили, — он пожал плечами.
Я улыбнулся:
— Именно. Но главное, я здесь потому, что Эллиот не верит, что ты убил Марианну Ларуз. Но многие верят, так что это мне придется искать доказательства того, что они ошибаются. Я могу это сделать, только если ты мне поможешь.
Он облизал губы. На его лбу выступили капельки пота.
— Они убьют меня, — произнес он.
— Кто?
— Ларузы. Какая разница, сделают ли они это сами или заставят государство, — они все равно убьют меня.
— Вряд ли, если мы сможем доказать, что ты невиновен.
— Ну, и как мы сможем это сделать?
Пока еще у меня не было четкого плана, но этот разговор стал первым шагом к его разработке.
— Как ты познакомился с Марианной? — спросил я.
Он откинулся на диван, видимо, решившись наконец рассказать, что произошло.
— Она училась в Колумбийском университете.
— Что-то ты не похож на студента.
— В точку! Я продавал травку этим ублюдкам. Им нравилось приторчать.
— Она знала, кто ты такой?
— Да ни черта она обо мне не знала.
— А тебе было известно про нее хоть что-то?
— Ну да.
— Ты знал о вашем прошлом, о проблемах между вашей семьей и Ларузами?
— Да это все старое дерьмо!
— Но ты знал эту историю?
— Конечно.
— Ты с ней начал заигрывать или она с тобой?
Его лицо залилось румянцем, и на нем появилась глумливая ухмылка:
— Да ну тебя! Ну, знаешь, она там курила-торчала, я курил, ну и потом... все такое.
— Когда это началось?
— В январе, а может, в феврале.
— И вы все это время встречались?
— Нет, она уехала в июне. Я не видел ее с конца мая и снова повстречал, наверно, только за неделю или две до...
Его голос сорвался, парень судорожно сглотнул и умолк.
— Ларузы знали, что она встречается с тобой?
— Возможно. Она им ничего не говорила, но ведь шила в мешке не утаишь.
— Почему ты с ней встречался?
Атис не ответил.
— Из-за того, что она просто симпатичная девчонка? Или из-за того, что она белая? Потому что она из Ларузов?
В ответ только пожатие плеч.
— Может, из-за всего сразу?
— Пожалуй.
— Она тебе нравилась?
У него задергалась щека.
— Ага, очень...
Я не стал развивать эту тему.
— Что произошло в ту ночь?
Лицо Атиса преобразилось, в нем не осталось ни уверенности, ни гонора. Словно маска упала, и обнаружилось истинное чувство. Теперь я точно знал: он не убивал ее, потому что эта мука на лице была подлинной. И мне показалось, что отношения, которые начинались как полуосознанное желание поквитаться с давнишним врагом, переросли, по крайней мере с его стороны, в привязанность, а возможно, и во что-то большее.
— Мы покрутились в «Болотной крысе», неподалеку от Конгари, а потом трахались в моей машине. Там народу на все наплевать, если у тебя есть деньжата и ты не полицейский.
— Итак, вы занимались сексом?
— Ну да.
— Предохранялись?
— Она принимала пилюли, но ей все равно надо было, чтобы мы использовали резину.
— Тебя это задевало?
— Да ты че, парень, ваще тупой? Ты когда-нибудь в презервативе трахался? Это же совсем не то. Это все равно, что...
Атис пытался подобрать сравнение.
— ...лежать в ванне в туфлях, — поделился я своими ощущениями.
Он впервые улыбнулся, оценив удачный образ, и лед в наших отношениях чуть треснул.
— Ну да, типа того. Правда, у меня никогда не было нормальной ванны.
— Дальше.
— Мы начали ссориться.
— Почему?
— Потому что... короче, она меня стеснялась, не хотела, чтобы нас видели вместе. Знаешь, мы всегда трахались у меня в машине или на хате, если она напивалась до такой степени, что ей было наплевать. В остальное время она проходила мимо меня, словно меня и не существовало вообще.
— Эта ссора закончилась потасовкой?
— Нет, я никогда пальцем ее не трогал! Вообще. Но она начала орать, визжать, а потом убежала. Я хотел просто дать ей успокоиться и все такое. Потом пошел за ней, стал кричать, звать по имени. Потом я ее нашел...
Он с усилием сглотнул и заложил руки за голову. Губы его сжались. Еще немного, и он заплакал бы.
— Что ты увидел?
— Ее лицо, парень, оно было все размозжено. Нос... Это была одна кровь. Я попробовал ее поднять, убрать волосы с лица, но она уже не дышала. Я абсолютно ничего не мог для нее сделать! Она погибла...
И вот теперь он заплакал, его правое колено поднималось и опускалось, как поршень, словно все сдерживаемое до того горе и ярость толкали его.
— Мы почти закончили, — сказал я.
Он кивнул и резкими, неловкими движениями руки отряхнул слезы.
— Ты видел кого-нибудь, кого-то, кто мог сделать это с ней?
— Нет, парень, никого.
Впервые за все время он солгал. Я смотрел ему в глаза и видел, как он отвел взгляд в сторону на секунду, прежде чем ответить.
— Ты уверен?
— Да, точно.
— Я тебе не верю.
Он уже хотел было изобразить возмущение, но я наклонился к нему и предупреждающе поднял палец:
— Что ты видел?
Его рот дважды беззвучно открылся и закрылся, потом он произнес:
— Мне показалось, я что-то видел, но не уверен.
— Расскажи мне.
Он кивнул больше себе самому.
— Мне показалось, что я видел женщину. Она была вся в белом, передвигалась между деревьями. Но, когда я посмотрел повнимательнее, ничего не было. Наверно, это от реки, отсвет что ли какой-то.
— Ты сказал полиции? В отчетах не было упоминания ни о какой женщине?
— Они сказали, что я вру.
И он действительно врал. Даже сейчас он что-то скрывал, но я понимал, что сейчас от него большего не добиться. Я откинулся в кресле, передал ему папки с полицейскими отчетами. Некоторое время мы вместе просматривали их, но он не нашел ничего, что может вызвать вопросы у обвинения. Разве что принять во внимание негласную убежденность в его виновности.
Когда я собирал отчеты в папку, Атис поднялся:
— Мы закончили?
— Пока да.
Он сделал несколько шагов и замер, не доходя до двери.
— Они провезли меня мимо смертного дома, — тихо сказал он.
— Что?
— Когда меня везли в тюрьму, они повезли меня к Броад Ривер и показали здание, где приводят в исполнение смертные приговоры.
Главное помещение штата, где приводили в исполнение смертные приговоры, находилось в Исправительном учреждении Колумбии, неподалеку от центра приема и расследований. Заключенным, приговоренным к смерти за особо тяжкие преступления, с 1995 года позволялось выбирать между казнью на электрическом стуле и смертельной инъекцией — особо извращенный прием, сочетающий в себе психологическую пытку с демократическим подходом. Всех остальных казнили с помощью уколов, это же грозило и Атису. Если правосудию штата удастся убедить суд в том, что парень убил Марианну.
— Они сказали, что меня привяжут к стулу и вкатят мне яд и что я внутри сдохну, но ни кричать не смогу, ни пошевелиться. Они сказали, я просто медленно задохнусь.
Я промолчал.
— Я не убивал Марианну, — сказал он.
— Знаю.
— Но они все равно убьют меня.
От его отчаяния у меня все похолодело внутри.
— Мы можем это предотвратить, если ты поможешь нам.
Но он только покачал головой и побрел на кухню.
— Что ты обо всем этом думаешь? — спросил Эллиот шепотом.
— Он что-то скрывает, — ответил я. — Но со временем расскажет нам все.
— У нас нет столько времени, — отрывисто бросил Эллиот.
Следуя за ним на кухню, я обратил внимание, как ходят у него под рубашкой мускулы на спине, сгибаются и разгибаются руки. Он обратился к Альберту.
— Вам что-нибудь нужно?
— У наш вше ест.
— Я имею в виду не только продукты. Нужны деньги? Пистолет?
Женщина с грохотом поставила стаканы на стол и погрозила Эллиоту пальцем.
— Не довожи нам беда, — резко сказала она.
— Они думают, что пистолет в доме накличет на них беду, — заметил Эллиот.
— Возможно, они правы. А что они будут делать, если возникнут проблемы?
— С ними живет Сэмюэль, и, я так понимаю, у него нет предубеждения по части оружия. Я оставлю им номера всех телефонов. Если что-нибудь случится, они позвонят кому-нибудь из нас. Просто носи всегда с собой мобильник.
Я поблагодарил их за лимонад, затем проводил Эллиота до дверей.
— Вы меня здесь оставляете?! — закричал Атис. — С этими двумя?!
— Тот мал шик ест не воспитан, — заругалась женщина и погрозила Атису пальцем. — Тот малшик быть наказат за его грехы, за распутство. Если бы та детка жил...
— Да отвяжись ты от меня, — буркнул в отчаяньи Джонс.
— Веди себя хорошо, Атис, — сказал Эллиот. Посмотри телевизор, отоспись. Мистер Паркер завтра займется твоим делом.
Атис взглянул на меня с невероятной мольбой в глазах.
— Черт, — сказал он, — к завтрашнему дню эти двое уже, возможно, сожрут меня.
Выйдя, мы столкнулись с их сыном Сэмюэлем, который как раз возвращался домой. Он был высоким и стройным мужчиной примерно моего возраста или немного моложе, с большими карими глазами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59